Александр Орлик - Маскаль: Врата Ада
Расклад с одной стороны упрощал дело, с другой – крайне усложнял. По идее, расстрелять этих «соколов» как куропаток и уволочь раненого товарища было бы для «долговцев» делом плёвым, и более того – наиболее логичным. Но в этом случае обретение артефакта нами автоматически отодвигалось на неопределённый срок, при этом на помощь со стороны Долга в лечении Патагеныча рассчитывать не приходилось – они просто оплатили бы нам издержки согласно обычаю, и всё.
Было очевидно, что Хемуль думает точно так же. Однако жизнь, как всегда, внесла свои коррективы.
Избитого, явно крайне слабого от ранения пленного детина приподнял за шиворот, и громко крикнул в сторону опушки:
– Смотрите, должники, млять – вы ведь здесь, вас не может не быть! Вот какая участь ждёт вас всех, твари! – Прокричав это, он резким движением взвалил раненого себе на плечо, спиной к нам, и мы увидели что низ комбинезона грубо срезан, и в утреннем свете пробивающегося из-под вечных облаков солнца видны ягодицы сталкера и бёдра – всё в черных потёках крови.
– Смотрите, вашу мать, пидеры, как получал удовлетворение ваш дружок, – проорал детина, держа пленника левой рукой на левом плече а правой рукой водя по направлению к кустам и изображая, как это делают дети, стрельбу из пистолета.
Двое подонков радостно ржали, держа, тем не менее, винтовки наперевес.
Не знаю до сих пор, что так сильно удержало долговцев от немедленной расправы – но, поорав, мерзавцы разочарованно отступили в бункер. Заморосил мелкий дождик и приглушил лязг затворов бронедвери.
Было очевидно, что нападения ждут – в глупости сталкеров Свободы уличить было трудно, наркотики расширяли их сознание. Однако ненависть, которой я ранее к ним не испытывал, поселилась в моём сердце навсегда. Ожидая, что предпримет Капитан – воин опытный и знакомый с повадками и тактикой боя всех кланов – я старался найти глазами позицию Хемуля, но через некоторое время понял – его тут просто нет!
Уйти он не мог – значит, воспользовавшись тем, что мы все были отвлечены наблюдением за детинами и их жертвой, он успел что-то предпринять.
Никогда еще мне не встречался человек столь же ловкий и смелый, сколь напрочь отчаянный.
Глухой взрыв где-то совсем недалеко от железной двери и скрежет запоров через несколько секунд после него заставил меня рефлекторно сорваться с места в сторону входа в бункер. Из приоткрытой двери кто-то вывалился прямо мне под ноги, и ни дождь, ни вырывающийся из-за приоткрытой двери дым гранаты не помешали мне понять, что на руки мне оседает сам Хемуль, который умудрился незаметно как для нас, так и для подонков, стоявших у входа, скользнуть за их спинами в бункер и спрятавшись там, пропустить их. Брошенная им в коридор бункера граната не причинила вреда никому кроме него самого – в узком бетонном пространстве взрыв двухсот граммового заряда тротила бесследно пройти не мог. Хемуль пожертвовал собой, просто выиграв для нас время для начала штурма.
Ранее мне не приходилось участвовать в городских боях, да и вообще в перестрелках с людьми я как-то особо не участвовал, потому, не полагаясь на свой опыт, я оттащил потерявшего сознание Хемуля в сторону и дал дорогу должнику.
Капитан не заставил себя упрашивать, и через несколько секунд, спустившись на площадку лестницы, шедшей еще на пару пролётов вниз, на нижний этаж, в неверном свете аварийного освещения я увидел, как молниеносным движением явно не потерявший форму капитан ломает прикладом челюсть выскочившему в одних подштанниках бойцу, и, проходя мимо оседающего мычащего детины, лёгким движением сверху вниз от себя выбивает ему мозги. Я рванул в противоположную сторону коридора, пытаясь угадать, куда же могли увести пленного должника. Пока в живых останется хоть одна из этих двуногих тварей, рассчитывать на то, что мы уйдём от мести клана, не приходится. Надо идти до конца…
Я не помню толком, что было дальше – от лошадиной дозы влившегося от страха в кровь адреналина я видел себя как бы со стороны. Виделось всё густой завесе дыма от разрывов гранат и пыли, взметнувшейся от осколков гранат и от пуль, выбивавших из бетонных стен большие неровные лунки. Уши почти заложило грохотом взрывов и выстрелов в узких коридорах, истошные крики страха и боли, злобно-отчаянная матерняя и звон гильз на этом фоне даже толком не различались…
Молниеносными, точными движениями я открывал очередную железную дверь и выпускал очередь по метавшимся в панике или валявшимся в наркотическом трансе на армейских койках свободовцам. Многие из них, так и не успев прийти в себя, превращались в рваные трупы, мгновенно обмякая на лежаках…
В первые же секунды мне удалось застрелить троих, и добежав до конца коридора, я понял, что придётся вернутся и подсобить Капитану – он застрял с каким-то проворным гадом, отстреливавшимся и явно пытавшимся выиграть время для того, чтобы его дружки-подонки с нижнего уровня могли очухаться и вкатить себе предназначенные для боя стимуляторы.
В узком пространстве незнакомой нам планировки, при численном перевесе и напичканные наркотиками, они быстро покончили бы с нами, не оставив ни малейшего шанса на отход.
У меня не оставалось выбора, кроме как броситься по лестнице вниз навстречу судьбе.
Вытаскивая на ходу гранату, я, перехватив АК левой рукой, зубами вырвал чеку и швырнул ее в дверной проём нижнего уровня, в котором уже метались какие-то тени и слышались неразличимые мне из-за стрельбы этажом выше крики.
Я успел зажать уши и зажмуриться, падая на спину ногами к проёму, когда оглушительный хлопок и вспышка выдернули меня из нереала, и, почувствовав на лице осыпавшуюся с бетонного потолка крошку, выбитую осколками, я понял, что если и ранен, то не сильно, и разобраться можно будет потом. В воздухе было полно пыли, и через нее я не сразу различил на полу труп одного убитого взрывом и извивающегося рядом с ним второго свободовца, истошно что-то, видимо, оравшего разинутым, полным крови ртом – я всё равно ничего не слышал, да и было мне не до него. По мне кто-то неприцельно шарахнул из винтовки, пуля, выбив в серой, в потёках бетонной стене слева от лица лунку и взвизгнув, защёлкала рикошетом. Я рефлекторно дал от живота длинную очередь – тень впереди меня дернулась и осела. Я присел на корточки перевести дух и сменить магазин – в АК 47, да еще без привычки, эта процедура отняла у меня несколько драгоценных секунд.
Подняв голову, еще взводя затвор автомата, я увидел, как в замедленной съемке, гранату, выкатывающуюся в коридор из-за приоткрытой двери. Граната была новая, натовская, слегка ребристая пластиковая поверхность матово отсвечивала в полумраке. У меня не было никаких шансов отскочить, тысячи шариковых осколков, спрятанные под декоративным корпусом этого маленького смертоносного яйца, все равно настигли бы меня рикошетом от стен…
Всё так же, словно в замедленной съемке, в неровном четырёхугольнике света напротив открытой внутрь одной из комнат двери, как к проёму приближается обмякшая, бесформенная тень, и вдруг из-за двери вывалился тот самый пленный сталкер, и единым усилием, не успевая перевернуться на живот, прямо голой поясницей бросился на гипнотизировавшую меня гранату. Хлопок прозвучал гулко, вспышка подбросила теперь уже наверняка окончательно мертвое тело спасшего меня парня, которое, изогнувшись дугой и подбросив ноги, мгновенно рухнуло безвольной тряпкой на пол коридора. Откуда-то, из-под быстро побелевшего, исковерканного сквозными ранами тела обильно и быстро полилась густая тёмная кровь, лужа на глазах росла в мою сторону. В ноздри отрезвляюще ударил запах свежей крови и дыма взрывчатки.
Вид крови мгновенно вывел меня из оцепенения, и я, вдыхая едкий дым, одним прыжком подлетел к дверному проёму и, даже не заметив, как успел, кинул туда гранату. Сделав неловкий кувырок, развернул автомат в сторону проёма и дал не глядя длинную, почти во весь рожок очередь. Автомат ходил в руках, гильзы, отлетая от бетонной стены, звенели, вой рикошетирующих от стенки к стенке в маленькой комнате пуль, грохот и мерцающие вспышки выстрелов создавали какую-то нереальную иллюзию праздника смерти.
Моя граната не взорвалась, однако, очевидно, вид её так парализовал обоих прятавшихся в помещении детин, что мои выпущенные наугад пули зацепили обоих – но не попаданием напрямую, а рикошетами.
Они оба смотрели на меня удивлёнными, но ни капельки не испуганными глазами на побелевших лицах. Тот рыжий, что кричал нам на опушке, одетый в белые расстёгнутые впереди кальсоны и некое подобие тельняшки, начал поднимать правой рукой винтовку, левой рефлекторно ощупывая быстро разрастающееся красное пятно на левой ляжке. Его не обремененные мыслью глаза не выражали ничего – тупое лицо конченного наркомана.
Я не мог поймать правой рукой кармашек с магазином к калашу на разгрузке, перезарядка автомата правой рукой была для меня внове, и я понял, что сейчас он попросту выстрелит в меня, с такого расстояния промахнуться он не сможет.
