Владимир Ильин - Люди феникс
Слегин не знал. И никто не знал этого. Захаров и его ребята, видно, уже настолько устали, что перестали задавать себе подобные вопросы. Кондор, возможно, что-то мог бы сказать, но его нет, и на связь почему-то он не выходит. Словно потерял интерес к происходящему в Инске. Может, он вообще послал мысленно всех к чертовой матери, сидит сейчас где-нибудь на берегу реки с удочкой и отдыхает душой и телом?.. Да нет, что за дурацкие мысли? На Кондора это не похоже. Он и себя, и других загонит до потери пульса, пока не добьется желаемого результата…
Тоска-а-а.
«Ладно, не скули, — подбодрил себя Слегин. — Давай лучше соберемся с мыслями.
Итак, что мы имеем?
Сотрудник компьютерной фирмы Вадим Бурин, бесследно пропавший. Конечно, само по себе отсутствие его в том месте, где его якобы захоронил Фонарь, подозрительно, но пока рано делать мистические выводы. Все может объясняться гораздо проще. Тот же Фонарь мог сочинить историю с тайным захоронением — и глазом не моргнуть. Но зачем? Чтобы ввести нас в заблуждение и сбить со следа настоящего убийцы? Допустим… Тогда откуда в той яме взялся мешок? Экспертиза, кстати, должна показать, находился ли в этом мешке чей-то полуразложившийся труп. Ну, предположим. Фонарь закопал на кладбище пустой мешок. Спрашивается — на кой черт ему это понадобилось? Неужели «заказанный» ему программист каким-то образом ускользнул от Фонаря (варианты: откупился, стал шантажировать угрозами, оказался дальним родственником киллера и т.д.) и тот решил фальсифицировать выполнение задания, чтобы остаться чистеньким перед Заказчиком? Трудно поверить: во-первых, такой ушлый кадр, как этот мастер одного удара, не стал бы рисковать — не только репутацией надежного «исполнителя», но и головой. Тем более после фатального промаха своего предшественника. А во-вторых, он же говорил что-то про отрубленную руку жертвы в качестве подтверждения. Или отрубил он ее не у того, у кого нужно? Бр-р, в какие ужасы меня занесло!..
Нет, сам собой напрашивается вывод: если Фонарь врал от начала до конца (хотя в этом случае он должен был заранее заготовить свое вранье, поскольку на сочинителя-импровизатора он явно не тянет), то сделал он это лишь для того, чтобы направить нас на ложный след…
Где же сейчас этот Вадим? Уехал, никого не предупредив, в дальние края? Или ушел в многомесячный запой со знакомыми бомжами?
Все это похоже на книжку с загадками, в которой составители забыли напечатать отгадки.
Надо будет обязательно побеседовать с Буриным-старшим и узнать, что за человек был его сын. Кстати, заодно может выясниться, куда он мог деться. И почему, если он именно пропал без вести, отец не дал знать в ОБЕЗ? Или они с сыном жили — каждый сам по себе?..»
— Прибыли, — сообщил голос пилота, выводя Сле-гина из состояния отрешенности от окружающей действительности.
Слегин вздрогнул и бросил взгляд в окошко кабины. Аэр стоял на посадочной площадке недалеко от центра города.
«Ага, вон на том перекрестке в угловом здании и располагается нужная мне фирма».
— Вы уж извините, — проговорил пилот в спину Слегина, когда тот стал выбираться из кабины, — но в Управление вам придется добираться своим ходом. Мне надо на аэробазу, я сегодня на техобслуживание записан…
— Конечно, конечно, — бодро ответствовал Слегин. — Нет проблем! Я и так вас слишком долго эксплуатировал… Спасибо. И — успехов!..
Он еще не успел спуститься с площадки по винтовой лестнице, как аэр свечой взмыл в небо и скрылся из вида.
Глава 9
Фирма «Голо— и видеоэффекты» занимала массивное восьмиэтажное здание на перекрестке двух улиц, одна из которых называлась, в соответствии с современными политическими реалиями, бульваром Разоружения.
«А ведь это — своего рода магические заклинания, — вдруг подумал Слегин, пересекая означенный бульвар. — Бульвар Разоружения… Памятник Победы… Проспект Мира… Площадь Согласия… О простодушное человечество! Оно почему-то решило, что достаточно объявить человеческую жизнь наивысшей ценностью, запретить и уничтожить все смертоносное оружие на Земле, провозгласить кучу деклараций о необходимости мира во всем мире, о любви к ближнему и о запрете оружия, назвать города и улицы новыми именами — и мир сразу изменится. Злодеи мгновенно перекуются в гуманистов, пушки будут переплавлены на станки, а зло станет лишь экспонатом в музее…
Как бы не так.
Да, со времени принятии Декларации ООН, запрещающей разработку, производство и применение любых видов смертельного оружия, в мире многое изменилось. За эти пятнадцать лет на Земле не осталось боевой техники и вооружения, армий и оружейных заводов. Вся информация, связанная с технологией создания и практического использования СО, была удалена из открытого доступа в секретные архивы. Даже мы, стражи закона, не имеем права применять иные средства, кроме тех, что обеспечивают временную иммобилизацию преступников: парализаторов, стоп-лучей, шоковых дубинок, паралитических газов…
Но оказалось, что нельзя радикально изменить человечество за столь короткий промежуток времени. До сих пор еще есть страны, которые отказываются подчиняться Декларации, — и плевать они хотели на полную экономическую блокаду со стороны мирового сообщества!.. Помнится, в двадцатом веке то же самое было с наркотиками… Но и в тех государствах, что подписали Декларацию, продолжается тайная война с подпольными производителями и торговцами оружием, а также с бандами, которые этим оружием пользуются…
К тому же отсутствие оружия не означает отсутствия насилия.
Какими слепцами надо было быть, чтобы не предвидеть, что на уровне отдельно взятых личностей запрет номер один будет успешно преодолен!.. Только теперь, чтобы отправить ближнего на тот свет, используются ножи, яды, удавки, дубинки и просто голые кулаки. По части изобретательности в выборе инструментов и способов убийства человечество могло бы дать фору самому господу богу…
Может быть, все-таки прав один мой приятель, который расценивает появление Слепых Снайперов как ответную и, возможно, бессознательную реакцию общества на попытку насильственно втиснуть его в прокрустовы рамки Запрета? «Пройдет еще не меньше века, — утверждает он, — и должно смениться не меньще двух-трех поколений, прежде чем люди откликнутся на ваш призыв: „Ребята, давайте жить мирно!“ А вы думаете, что стоит лишь пресечь деятельность по производству оружия в тайных мастерских да переловить тех негодяев, что пускают эту продукцию в ход, — и на Земле тут же воцарится тишь да гладь и божья благодать…»
Помнится, меня тогда эта нотация задела, и я огрызнулся: что, по-твоему, нам всем надо сдаться? Поднять лапки кверху и не мешать спиралыцикам наживаться на крови? Все равно ведь еще целых сто лет наша работа будет бесполезной!..»
Тут Слегин обнаружил, что стоит перед массивной дверью из тонированного бронестекла, рядом с которой торчит встроенный в стену пульт с одной-единственной кнопкой. Он вдавил кнопку, и из скрытых динамиков послышался хрипловатый голос: «Кто?» — «Я из ОБЕЗа», — сказал Слегин, прикидывая, сколько может стоить панорамная видеокамера, замаскированная под дверной «глазок». Больше голос ничего не сказал, но замок щелкнул, и створки двери приглашающе разъехались в стороны.
Слегин шагнул внутрь — и дверные половинки тут же сомкнулись за его спиной.
Он прошел по узкому короткому коридорчику до решетки, идущей от потолка до пола. В ней имелась дверь, за которой маячил охранник в форме и с шоковой дубинкой на поясе. «Ого, — подумал Слегин. — Прямо как в тюрьме или в хранилище швейцарского банка… Неужели все эти меры безопасности направлены лишь на то, чтобы сохранить в тайне головидеоэф-фекты от конкурентов?»
Он предъявил охраннику свой кард (тот так долго изучал его, что у Слегина возникли опасения за его зрение), справился, как ему попасть к генеральному директору, и двинулся по начинавшейся тут же лестнице наверх (лифт почему-то отсутствовал, как в старые дозапретные времена).
На третьем этаже раскрутчик свернул с лестницы в коридор, загроможденный разнообразными коробками и деревянными ящиками. Вопреки подспудным опасениям Слегина, никаких оптических эффектов на всем пути до кабинета главы фирмы ему не встретилось. Коридор был замысловатым, как сюжет авантюрных романов. В нем было множество неожиданных поворотов и неприятных сюрпризов в виде скользкого пола, на котором можно было запросто растянуться без привычки, затемненных мест (где можно было врезаться лбом в нагромождения старой мебели) и свежеокрашенных стен, на которых не было ни единой предупреждающей надписи… Все двери, выходящие в коридор, почему-то были тщательно прикрыты, и за ними не слышно было ни голосов, ни видеофонных вызовов, ни трелей принтеров, так что у Слегина постепенно сложилось стойкое ощущение, будто в здании, кроме него и охранника, нет ни одной живой души.
