Владислав Глушков - В поисках утраченного

Договорить они не успели, вышли на широкую площадь, если конечно подземелье можно так назвать.

— Вот и пришли, здесь стойте, сейчас вече соберётся и будут решать, что с вами делать, — остановил их стражник.

— С нами раненный, может ему кто помощь окажет? — Поинтересовался Алексей.

— Может и окажет, но сперва нужно решить, что вообще делать, коль решено будет живыми вас оставить, тогда конечно, а коль решат убить, то зачем силы на раненного тратить.

— Логично, — согласился Мещеряков, спорить здесь было бесполезно.

Народ потихоньку собирался на площади, но к отряду, окружённому стражниками, ни кто не подходил, и их тоже за пределы круга не выпускали, хотя и не забрали оружие, чему Алексей был искренне удивлён. Они же не знали, что за люди и насколько хорошо эти люди владеют оружием, и, тем не менее, не разоружили, значит доверяют. Но вот кому?

По периметру всей площади в кольцах торчало много факелов, по мере заполнения её народом, факела зажигались, но света всё равно оказалось недостаточно, Алексей так и не мог толком рассмотреть этого Афоню. Всякий раз ему казалось, что встречал его уже, но вот где так и не мог понять. Свет от факелов был неровным, тени постоянно скакали, тем самым искажая картинку. Наконец площадь заполнилась людьми, с одной стороны поставили на невысоком постаменте кресло, по всей видимости, там должен сесть руководитель всего этого собрания. Алексей начал присматриваться к людям. Он сразу отметил, что и здесь существует неравенство. Одни одетые более просто собирались в стороне противоположной поставленному трону, возле него же сосредотачивались, скорее всего, знатные люди этих мест, они были и одеты значительно лучше, и оружие у них присутствовало, чего не было с той стороны, где собирались простолюдины. Действительно вокруг трона располагался народ боярского чина. Их с простолюдинами разделяли стражники. Это делалось специально, что бы оградить одних от других, или просто стража занимала свою определённую нишу в этом обществе сказать нельзя, но факт оказался на лицо. Наконец народ собрался, немного погодя вышел и сам руководитель. Богато одетый, молодой человек уверенной походкой прошёл к трону и занял своё место. Народ склонил головы, приветствуя его. Простолюдины сняли шапки.

— Кого, Евстафий ты на этот раз нам привёл, кто посмел проникнуть в наши подземелья, со стороны Царского тупика? — Обратился молодой человек к стражнику.

— Это не я привёл, Государь Иоанн Иоаннович, это Афанасий. Он прошёл одному ему известным путём, и привёл за собой вот этих людей.

— Кто они таковы, Афанасий? И как ты умудрился сбежать? Насколько мне ведомо тебя Государевы люди недавно изловили и к Малюте в подвал кинули. Подойди ко мне да расскажи всё обстоятельно.

— Так и есть, Государь, — ответил Афоня, — и гнить бы мне в том самом подвале, покуда, Малюта-пёс меня на кол не посадил бы, да вот нашлись люди, сами восстали супротив палача, да и нас всех выпустили.

— Не знал, я такого. Правду говорят, нужно чаще в слободе появляться. Рассказывай дальше.

— Схватили, значится, они Малюту да наверх вышли, а там батюшка твой не сдержался, кинулся своего пса цепного вызволять, думал, наверное, что его не тронет ни кто. Но не тут-то было, этот добрый человек, перекинул Малюту под присмотр своей девки, а сам и Государя Ивана в полон взял. Так мы с ними до конюшен подземных и добрались.

— И вас ни кто не тронул?

— Нет, не тронул.

— Это почему же?

— Так они прикрывались Государем да Скуратовым, а ещё кинжалы им к горлу приставили. Вот стрельцы и побоялись.

— И где теперь они?

— Кто?

— Государь со своим палачом?

— Так мы их на Государевой дороге оставили, связанных, как погоню почуяли, так там и оставили, а сами сюда в тупик.

— А как ты проник в этот тупик?

— Не искушай, Государь, знаешь ведь, сия тайна по роду от отца к сыну передаётся, придёт время, и я своему сыну передам. Не придёт, так и умрёт со мной.

— Ладно, не про то речь нынче. Что за люди это?

— Не знаю я Государь, да только видать не наши они, вон, и одеты совсем уж странно, да и само то, что Государя Ивана не побоялись, говорит о том, что не наши они.

— Чего тогда им надобно в наших землях? Шпионы, небось, лазутчики? Так правильно их тогда в подвал посадили. И мне надобно их на крюк подвесить, дабы другим неповадно было.

— А это Государь ты у них расспроси, я сказал, что знал, только сдаётся мне незачем их на крюк-то, отпустить их надо, они несчастные люди.

— В чём же их несчастье?

— Дома у них нет. Точнее есть, но вот только добраться до него они не смогут. Это из тех людей, что Сильвестр приводит. Ни кто не знает, откуда он их берёт, да вот люди-то больно странные.

— Точно, слышал я уже о Сильвестровых полонённых. Так говоришь, этих тоже он привёл?

— Он, Государь, он.

— Не нравится мне этот Сильвестр, он и к нам вхож, и на Государя Ивана тоже работает, да и вот этих людей неизвестно, откуда берёт. Нужно его допросить примерно, как только появится, — обратился он к стоявшему рядом боярину.

— Исполним Государь, как только явится, сразу и допросим. А с этими чего делать?

— С этими? — Задумался молодой человек. — Вот с теми четырьмя, — он указал на парней, их наружу выкинуть, кажется мне не место им средь нас. Пускай идут разбойничают далее, а вот как поймаем на разбое, то на кол и посадим. Поняли меня?

— Поняли, — замотали братья головами, — как не понять?

— Так вот и идите, да делом праведным займитесь, и помните, наказание вас настигнет, коль разбойничать будете. Вывести их наверх.

Двое стражников подошли к парням, завязали им глаза и повели за собой. В кругу остались только Алексей, Вероника, да лежавший на носилках Григорий.

— Теперь вернёмся к вам, — молодой человек посмотрел в упор на Мещерякова. — Кто таков, как звать, какого чину?

— Полковник Мещеряков Алексей Павлович, — ответил тот, не зная, как продолжить и стоит ли называть ведомство, в котором он получил это звание.

— Хорошо, — удовлетворённо кивнул Иоанн головой, — дальше.

— Что дальше?

— Когда рождён, в какой семье. Не припомню я что-то рода такого на Руси.

— Мне почему-то кажется, Государь, что эти вопросы лучше обсудить наедине.

— У меня нет тайн от моего народа.

— Зато у меня есть сведения, которые я не намерен раскрывать свеем подряд.

— Ты дерзок. А как я прикажу тебя на цепь посадить?

— Один уже приказал, да только благодаря, вон ему, — Алексей кивнул на Афоню, — в живых остался.

— Ты слишком дерзок, но мне нравятся такие люди. Хорошо, обсудим всё наедине. Отведите его в мои покои.

— Не его, а их, — поправил Алексей государя, — я без своих товарищей никуда не пойду, а ещё вели лекаря прислать, моему другу очень плохо, он много дней общался с вашим Малютой.

— Вот люди, им как мёд, так и ложкой. Хорошо всех в мои покои, да Афанасия туда же, поговорим с глазу на глаз.

Стражники взяли носилки с Григорием, один пошёл впереди, показывать дорогу, остальные двинулись следом, не выпуская из круга Алексея с Вероникой, но и не сильно ограничивая их в движении.

Глава 12

Их провели несколькими проходами и ввели, в большую комнату. Сводчатый потолок поддерживали несколько рядов кирпичных колонн. Своды, уходившие вверх, покрывали красочные фрески. Помещение явно отличалось от всего виденного здесь под землёй, и своим убранством и декором. В глубине располагался помост, на котором, скорее всего и стоял тот самый трон, вынесенный в общий зал, по бокам от него лавки, в боковых пролётах. С одной стороны располагался большой стол, накрытый белой, расшитой золотом скатертью. На столе в строгом порядке располагались столовые приборы. Скорее всего, это была пиршественная зала. В другом боковом пролёте тоже виднелся стол, но на том столе лежали бумаги, книги, перья, стояли чернильница. Значит, это был рабочий кабинет. Факела. Висевшие на колоннах освещали всё помещение. Пока Алексей рассматривал залы, стражники ушли, оставив их наедине с самими собой, только плотно прикрыли дверь, вполне возможно, что и закрыли их с обратной стороны на засов.

— Так вот, мил человек, — обратился Афоня к Мещерякову, — из этой залы у нас с тобой два пути, либо на свободу, либо в гнилую яму. Третьего не дано.

— Первый путь мне больше нравится. А тебе?

— Знаешь, мне в гнилую яму тоже не больно охота спешить, успеется ещё.

— Тогда твои предложения.

— Ты главное всю правду говори, государь он у нас человек просвещённый, поймёт но, вот коль лукавить начнёшь, не простит.

— Так, а мне лукавить нечего, главное, что бы он мою правду понять захотел, хотя я и сам не знаю, как эту самую правду объяснять.

— А ты постарайся объяснить, глядишь и поймёт.