Роман Глушков - Дрожь земли
Недавняя междоусобная война техноса (что не поделили тогда биомехи, я понятия не имею, но бучу в начале этого лета они учинили знатную), в которую волей-неволей оказались втянуты многие сталкеры и военные, вынудила последних нанести по Болотному Городищу ракетно-бомбовый удар. Далеко не первый – армейские чистильщики и прежде пытались ликвидировать этот и другие оплоты мутировавшей техники. Но стоило улечься огню, развеяться дыму и осесть пыли, как скорги тут же заново отстраивали разрушенные почти до основания «муравейники». Причем из того же материала, что был разбросан взрывами по округе. Оплавленные стебли автонов сращивались и переплетались с молодыми побегами, устремлялись в небеса и уже через неделю-другую заставляли военных сокрушаться о напрасно израсходованных боеприпасах.
Однако последняя атака чистильщиков на Городище завершилась для них на более оптимистической ноте. Бомбы разнесли «муравейник» еще в июне, но жизнь в нем не возродилась и по сей день. В ощетинившихся рваным металлом стенах зияли гигантские бреши, а охранный периметр, что раньше удерживал врагов на расстоянии, теперь полностью бездействовал. Ни одна молния не пробегала по ржавым руинам, ни один смертоносный снаряд не вылетал с лязгом из зарослей автонов. Биомехи и скорги – те, что выжили при бомбардировке, – также покинули Городище, а новые особи заселять его не торопились. После чего оно словно вымерло. Единственные метаморфозы, которые сегодня в нем протекали, являлись обычными самостийными разрушениями, коим до сих пор подвергались поврежденные взрывами стены.
«Дезактивировано», – так сказал о нынешнем Болотном Городище капитан Коваленко. В таком статусе оно вот уже несколько месяцев фигурировало в армейских сводках. И все равно, подойдя к нему на расстояние, где раньше пролегал рубеж, за которым человека ожидала неминуемая гибель, мы поневоле замедлили шаг. А затем и вовсе остановились.
Нависающая над нами громада и раньше выглядела уродливо – ни дать ни взять вставшая на дыбы свалка металлолома! Теперь же, усеянное разломами и брешами, сквозь самые крупные из которых мог бы запросто пролететь бомбардировщик, Городище стало походить ни много ни мало на сами ворота в Преисподнюю. И пускай я пока не видел их наяву – должно быть, еще не выпал мой черед, – но если бы шесть лет назад меня подвели к раскуроченной бомбами стене «муравейника» и сказали, что передо мной врата в Ад, я ни на мгновение в этом не усомнился бы…
– Сейчас мы с вами, Геннадий Валерьич, прямо как в ту историю про колдовское кольцо попали! – восхищенно вымолвил Жорик, первым нарушив охватившее нас гнетущее молчание. – Может, помните такое старое кино? То самое, где два добрых карлика тащили за тридевять земель зловредное магическое колечко, чтобы расплавить его в вулкане, а все злодеи того сказочного мира пытались им помешать?
– Не помню. Давно это было. Возможно, и смотрел, – ответил я, не сводя взора с застившего южный небосклон Городища. И, не сообразив, куда клонит напарник, полюбопытствовал: – И что же у нас общего с тем фильмом, кроме гоняющихся за нами злодеев?
– Как это что? – удивился Дюймовый. – Глядите: вон как будто вулкан. – Он указал на «муравейник». – Мы с вами словно те два карлика. А в кармане у вас – артефакт. И его тоже нужно отнести в недра страшной горы, чтобы добро в конце концов победило зло.
– А Динара? – вновь осведомился я. – Нас ведь трое, а карликов, ты сам сказал, было лишь двое.
– Вообще-то они тоже втроем к своей горе притопали, – почесав в затылке, уточнил Черный Джордж. – Прибился к ним по дороге один уродец, который тем колечком давным-давно владел, а затем по собственной дурости его потерял. И потому решил он в доверие к карликам втереться, чтобы назад свою «прелесть» вернуть. Тоже, между прочим, шутки обожал шутить. Сначала короткую дорогу показал, а потом хороших парней в ловушку заманил. Но добро-то так просто не проведешь, и оно все равно в конце победило – а как иначе? Упал тот уродец в вулкан и сгорел вместе с кольцом. Дошутился, одним словом. И поделом ему. Шикарный был фильм, я вам доложу!..
– Ты на что, Джорджик, опять намекаешь, а? – Динара с недобрым прищуром подступила к киноведу. – Да будет тебе известно, я тоже то кино смотрела и помню, что там не только про карликов рассказывается. А есть в нем еще классная сцена, где храбрая принцесса вроде меня сшибает мечом головы оркам – узколобым громилам вроде тебя. Лихо так, представь себе, на скаку, вжик клинком по шее!.. – Для наглядности девушка рубанула ребром ладони по воздуху всего в нескольких сантиметрах от Жорикового кадыка. – И конец орку, только голова по степи покатилась!
Дюймовый невольно отпрянул от размахавшейся руками «принцессы», но тут же устыдился своей нервозности и, гордо выпятив грудь, с вызовом заявил:
– Глупое сравнение, крошка! И не в тему! Э, да что вы, женщины, вообще понимаете в кинематографе! Та принцесса благородной дамой была и на коне ездила. А ты пешком Зону топчешь. И благородства в тебе не больше, чем в том узловике, с которым вчера Геннадий Валерьич дрался.
– Зато ты от орка ни умом, ни рожей, ни воспитанием не отличаешься! – не задумываясь, контратаковала Динара. – Ну а про твое благородство вообще промолчу. Пускай у меня его и впрямь не больше, чем у Ипата! Однако хотя бы таким дерьмовым благородством я обладаю. А вот ты…
И осеклась, метнув испуганный взор на меня. После чего, встретившись со мной взглядом, сразу же заулыбалась. Вот только в глазах Арабески все равно остался испуг. Не слишком заметный сам по себе, но вкупе с ее наигранной улыбкой бросающийся в глаза, словно крохотная тучка на фоне дивной красоты заката.
– Что – я?! Ну, крошка, договаривай! – задрожал готовый продолжать полемику Жорик. Внезапная заминка нашей спутницы не навела его ни на какие выводы. Чего нельзя сказать обо мне. Потому-то Динара и испугалась, ибо поняла – я ее оговорку мимо ушей точно не пропустил.
– Угомонись, Черный Джордж! – попросил я, после чего обратился к Арабеске: – Так ты, оказывается, знакома с Ипатом! Весьма любопытное обстоятельство! А вчера ты насчет этого и словом не обмолвилась.
– Так-так! – живо поддержал меня напарник, вмиг забыв о киноискусстве, ибо внезапно всплывшая новая подробность была во сто крат интереснее. – Вот ты и попалась, шельма! Ну-ка, ну-ка!..
– Чего разнукался, подпевала? Конечно, я в курсе, кто такой Ипат! Пол-Зоны знает этого орденского мнемотехника, одного из кандидатов в следующие приоры Курчатника, – пожала плечами питерка, но глаза ее взирали на меня с настороженностью. – Вам он известен, так почему мне нельзя знать его в лицо?
– Вопрос не в том, милая, что ты знала по имени рыцаря, которому не позволила отрезать мне голову, – уточнил я. – Меня волнует, почему вчера, когда мы говорили об Ипате, а вспоминали мы о нем, наверное, ежечасно, ты упорно молчала о том, что он тебе знаком.
– Да-да! Вот-вот! Скажи-ка, будь добра! – вставил пританцовывающий от нетерпения Дюймовый. Он считал своим долгом тоже поучаствовать в дознании, но осознавал: вряд ли добрый следователь – то бишь я – пригласит злого и предвзятого коллегу для этого перекрестного допроса.
– Ха! – уперла руки в боки Арабеска. – Так ведь и вы ни разу не упомянули при мне Ипата по имени! И если бы сейчас не я это сделала, а вы, мне что, тоже было нужно в чем-то вас подозревать?
– Это далеко не одно и то же, гражданочка, – возразил я. – Война с Орденом – наше с ним личное дело, абсолютно не волнующее питерцев. Знаю я Ипата или нет, тебя не касается. Ты же по собственной воле, без спросу, встреваешь в наш с ним конфликт. И потому изволь объясниться, почему ты не сообщила нам, что тебе известно, с кем именно я скрестил вчера шпагу? Сама посуди: с чего бы вдруг тебе без веской причины скрывать факт твоего знакомства с этим узловиком? Что здесь изначально предосудительного? Могла бы просто сказать: «Эй, Гена, а известно ли тебе, с кем ты дрался? Это ж был сам Ипат – один из приближенных к Командору рыцарей!» А я бы ответил: «Да знаю я, кто он такой. Было дело, сталкивались раньше». И на том наш с тобой разговор об Ипате был бы исчерпан. Без каких-либо недомолвок и подозрений. Но ты так не сказала, верно? А сейчас, невольно упомянув Ипата, насторожилась, разве что за оружие не схватилась.
– Попробовала бы только схватиться! – добавил Жорик, похлопав ладонью по барабану своего гранатомета. – Не волнуйтесь, Геннадий Валерьич! Я с этой скрытной шельмы со вчерашнего дня глаз не спускаю!
– А ты, Гена, и в самом деле законченный параноик, уж извини за прямоту! Ты небось даже солнце в сговоре с врагами подозреваешь, когда оно за тучу прячется, – бросила, насупившись, Арабеска. – Хочешь знать, почему я вчера про Ипата промолчала? Да все из-за твоего же маниакального недоверия! На фиг, думаю, сознаваться, что мне знаком этот узловик, если затем последует уйма новых расспросов и косых взглядов? Драка закончилась, твой враг слинял – дело прошлое и никому не интересное. Так зачем о нем попусту трепаться? Сам только что видел: вам одно неверное слово сболтни, и ты сразу делаешь охотничью стойку, а твой напарник орет и землю копытами роет. Что, разве я не права?
