Руслан Мельников - Из глубин
— Сеанс психотерапии, — улыбался Илья.
«Ага, психотерапии, как же! Какой ты, на фиг, психолог? Колдун ты — вот кто!» — на этот раз он не смог произнести вслух ни слова. Но понял: его услышали.
Илья улыбнулся чуть шире.
— Не надо ничего говорить, — посоветовал он. — Просто думай. Думай о том, о чем думал до моего прихода.
Противиться этим глазам и этим словам было нельзя. Не думать о том, что его занимало сейчас больше всего, было невозможно.
Стас думал.
Растопыренная пятерня психолога-Колдуна словно сгребала мысли Стаса и тянула их наружу.
— Ты думай, а я загляну в тебя. Посмотрю, что можно сделать, чтобы ты принял нас, а мы — тебя. Ты… ты… ты… мы… мы… мы… ты… мы… мы… ты…
Стас почувствовал, как ускользает смысл слов и сами слова Колдуна преобразуются во что-то иное.
Колдун по-прежнему открывал и закрывал рот, только то, что он произносил, уже не походило на обычную человеческую речь. Скорее, это напоминало напевное шаманское камлание. Протяжные вибрирующие звуки, глухие и звонкие, переплетались друг с другом и оплетали Стаса невидимой сетью. Глаза Колдуна смотрели в его глаза и сквозь них. Глаза-воронки заглядывали в самую душу. Или туда, где она, душа эта, должна быть. Глаза шарили, искали что-то.
Чужая рука, приросшая ко лбу Стаса, брала мысль за мыслью. Тянула цепочку, наматывала на пальцы, все, о чем думал Стас.
Все, о ком он сейчас думал. Мысли утекали, как мутная река, в которой что-то тревожно всплескивалось.
Снова начинался приступ. Только на этот раз приступ пришел не сам. Его вызвали специально. И сделал это Илья Колдун.
* * *Стас, наконец, вышел из леса. Этот лес был мертв, и уже давно. Какая-то зараза или отрава уничтожила здесь все живое — и растения, и зверьё. Нельзя сказать, чтобы это обстоятельство сильно огорчило Стаса: он давно уже не ходил по поверхности так спокойно и безбоязненно. Но зловещий вид мертвого леса все же угнетал. Черные сухие ветви без листьев и хвои косыми мазками резали низкое серое небо, будто стараясь навсегда вычеркнуть его из этой жизни. Под толстыми подошвами хрустела высохшая трава, сталкерский костюм цеплял и ломал кустарник, словно тот состоял из хрупкого льда. Но хуже всего была липкая, похожая на деготь жидкость, черным гноем сочившаяся из-под коры мертвых деревьев и пачкавшая «химзу».
Стас не знал, что это такое, но явно не сок и не смола. Чернильная субстанция не была безобидной: он заметил, как испачканная резина начинает пузыриться. Процесс, правда, протекал медленно, однако со временем проклятая жижа могла насквозь разъесть и плащ с капюшоном, и сапоги, и противогаз, и перчатки.
К счастью, за лесом протекала небольшая речушка с мутной водой. Стас спустился к ней по пологому берегу.
После очередного перехода безумно хотелось пить или хотя бы снять опостылевшую «химзу», противогаз и умыться в прохладном потоке. Но здесь, на поверхности, опасно даже прикасаться незащищенной рукой к воде, которая бежит неизвестно откуда и несет в себе неизвестно что.
Не хотелось думать и о том, какие твари могут плавать в этой водичке. То, что лес, мимо которого протекает река, мертв, еще не означает, что мертва вода. Подозрительные всплески на стремнине могли быть чем угодно, и Стас десять раз подумал бы, прежде чем переправляться через реку вброд. Но сейчас выбора не было: следовало поскорее смыть с себя черные едкие пятна и спасти защитный резиновый кокон.
Стас осторожно, с «калашом» наизготовку, вошел в воду. Он готов был в любую секунду отпрянуть назад и садануть очередью по струящемуся потоку.
Течение, оказавшееся неожиданно сильным, обхватило ноги и попыталось утянуть Стаса от берега. Но пока его за ноги хватала только вода.
«Это вода, просто вода» — успокаивал он себя, стоя по колено в реке и стараясь разглядеть дно. Дно было каменистым и, вроде бы, безжизненным.
Вот именно, что вроде бы…
Вода быстро смывала с сапог дегтярную слизь. Пленка темных разводов расплывалась по поверхности реки.
Всплески на стремнине удалились к противоположному берегу. В маленьких бурунчиках качнулись и завертелись на волнах какие-то мелкие тварюшки, всплывшие бледным брюхом вверх. Сдохли, что ли? Ага… Стас улыбнулся под резиной противогаза. Похоже, здешним рыбкам, если это вообще рыбы, не понравились соки мертвого леса. Значит, нападать не будут.
Черный гной из-под древесной коры нес смерть любому живому существу и защищал того, кого коснуться не мог. Пока не мог коснуться — защищал.
Липкая едкая смерть…
Взяв автомат в одну руку, другой Стас зачерпнул воды. Рука в широкой резиновой перчатке казалась ненастоящей, и вода, не охлаждавшая руку и не касавшаяся ее, — тоже.
Стас разжал пальцы. Вода стекла между, унося с собой черную грязь и открывая вздувшийся слой резины, похожий на нарывы от лучевой болезни. Ладно, за дело…
Стас начал отмываться.
Удивительное все же ощущение: стоять на безлюдном берегу, плескаться в воде, поднимать брызги и не чувствовать при этом влаги на сопревшей коже.
Движение воды и расплывающиеся по ее поверхности темные пятна завораживали и притягивали взгляд. Все было как во сне. «А может, это и есть сон? — подумал Стас. — Может, я и все, что вокруг, — всего лишь чье-то кошмарное видение».
Видение?..
Видение привиделось ему самому. Опять! Снова! То же, что было раньше.
В мутной воде и грязных разводах отчетливо проступило лицо — его, Стаса, лицо без противогаза. Колыхаясь и подергиваясь в сильном течении, оно смотрело на него снизу внимательно и удивленно.
Стасу сделалось страшно. Еще страшнее, чем тогда, в первый раз.
Почему? Наверное, потому, что ЭТО случилось именно здесь.
Мертвый лес за спиной. Мертвые твари в мутной реке. И его лицо в мертвых разводах.
Смерть, кругом смерть! И он из этой смерти наблюдает за самим собой.
— Нет! — проорал Стас в противогазную резину.
Противогаз превратил его крик в глухое рычание.
— Нет, — повторило лицо, разинув рот и исказившись в потоке воды.
Или «нет» крикнул кто-то еще? Кто-то, кто был здесь, но кого не было видно?
Не удержавшись, Стас сорвал с плеча автомат.
Удар… Приклад, шлепнувший в лицо на воде, поднял облачко брызг.
Лицо расплескалось, порвалось, разошлось кругами.
И все закончилось.
Хотя бы на время.
* * *Стас очнулся резко и быстро. Его словно выплеснуло из небытия вместе с брызгами от ударившего по воде приклада.
Приступ и транс, в который его погрузил Колдун, прервался так внезапно, что Стас даже не уловил момента перехода из видения в реальность.
А сам Колдун? Что с ним?
Илья был мертв: это Стас понял сразу.
«Фрейда тебе в задницу!» — промелькнула в голове присказка Колдуна.
Психолог сжался на полу в нелепой и совсем несолидной позе эмбриона. Только торчит, как ветка срубленного дерева, вытянутая правая рука. Рука соскользнула со лба Стаса, и теперь скрюченные пальцы вцепились в пол. Дурацкий галстук, выбившийся из-под дурацкого пиджака, лежит на шее, будто удавка. А лицо…
«И Юнга в печенку!»
Губы и глаза Ильи, по которым при жизни постоянно блуждала не очень здоровая улыбка, больше не улыбалось. На лице мертвеца навсегда застыла гримаса ужаса — жуткого, запредельного.
Казалось, Колдун еще при жизни увидел саму смерть.
А может, и правда увидел?
В чем дело? Что случилось? Что тебя так напугало? Что ты узнал и что разглядел в чужом видении, Колдун?
Увы, мертвецы обычно не отвечают на вопросы живых.
Стас вздохнул. В «Аиде» он часто видел, как умирают люди. Но ТАК на его памяти не умирал еще никто.
Наверное, колдуном быть все-таки опаснее, чем просто психологом.
* * *— Признаков насильственной смерти нет. — Таня, закончив осмотр, отступила от трупа. Как показалось Стасу — излишне поспешно.
Таня передернула плечами, будто замерзла. Посмотрела на Гришко. Покосилась на Кирю. Скользнула опасливо-неприязненным взглядом по Стасу. Больше здесь никого не было: остальным членам команды Гришко велел оставаться на своих местах и готовиться к старту.
— Может, вскрытие и прояснило бы ситуацию, — не очень уверенно добавила Таня, — но, по-моему, все и так понятно. У Кол… у Ильи на лице все написано.
На перекошенное лицо покойника девушка старалась не смотреть.
— Что написано? — глухо спросил полковник.
— Ну… в народе это называют разрыв сердца. Его что-то сильно напугало.
И чтобы узнать такую очевидную вещь, нужно было приглашать медика? Стас вздохнул.
— Свободна, — буркнул Гришко.
Таня отступила к двери, но не ушла. Вытянула длинную тощую шею, готовясь смотреть и слушать. Любопытные глазки снова уставились на тело, быстрый острый язычок облизнул губки. Девчонка надеялась, что ее оставят? Зря.
