Евгений Шепельский - Фаранг
Тем не менее, обрывки снов хотя бы немного приподнимали завесу таинственности над личностью Джорека…
Убийство щенка — пусть и во сне — подействовало на меня куда сильнее, чем убийство четырех солдат. Те выполняли свою работу, а щенок — он и правда был невинным. Загадочный наставник — я тебя найду. Найду и тех, кто забрал меня из поселка, чтобы планомерно воспитать из меня убийцу. Найду и молча сверну вам шеи.
Собачий лай давил в спину. Я поджимал уши, как загнанный волк. Все ближе… Если не случится чудо — меня загонят и пленят.
Деревьев становилось все меньше. Местность была изрядно пересечена оврагами. Впереди я вдруг увидел шлейф из трех густых черных дымов. Они упирались в небо, как щупальца гигантского спрута. Что-то знакомое… Я выскочил на гребень холма, понизу вытянулся овраг, складка местности шириной метров в десять, до середины заполненная какими-то белыми продолговатыми предметами, сквозь которые там и тут пробились чахлые деревья.
Преисполненный решимости выжить, я сиганул в эти предметы (инстинкт Джорека сказал — можно) и только по приземлении понял, куда меня занесло.
Овраг был заполнен человеческими костями. Грудные клетки, берцовые и тазовые кости, кисти рук. И черепа. Много пустоглазых людских черепов, давным-давно выбеленных солнышком, у каждого — аккуратная круглая дыра на темени.
Я увяз в останках по пояс, вдыхая черствую солноватую пыль.
Перед глазами вспыхнула карта, виденная в трактире.
«Красное пятно между владениями Урхолио и Сумрачьем было обозначено как Выработки Прежних».
Прежние…
На противоположном склоне оврага находилась решетка. Круглая, обложенная черным камнем, скрывающая вход в туннель — такой, по которому я мог бы пробираться, только согнувшись пополам. Я-Джорек знал, что тоннель уводит вниз, в глубины. В места обиталища Прежних. От решетки шел каменный желоб, погруженный в кости.
Место сброса человеческих отходов, всего-навсего.
Во как…
Ребята, Прежние, да вас и в ад-то не пустят!
Бледное лицо смотрело на меня с той стороны решетки. Девушка, совсем молоденькая, лет, может, семнадцати. Я выпростался из костей и, не понимая, что делаю, полез вперед. Брех собак приближался. Плевать. Я схватился за решетку и рванул на себя. Заперто.
Лицо подалось ко мне, из-под наброшенного капюшона смотрели огромные глаза. Взгляд был тусклый, странный, но одновременно — в нем читалась неявная мольба о помощи.
— Уйди-и-и…
Я моргнул. Пятно девушки было нежно-васильковым. В душе — трепет надежды. Это я тоже прочувствовал. Но трепет этот быстро поглощал страх.
Заскрежетали камни, я, схватившись обеими руками, выворачивал штыри решетки с мясом. Сейчас действовал я — Тиха Громов, запихнув слепок личности Джорека в самые сумрачные глубины нашего общего разума.
Я вырвал решетку, девушка испуганно откачнулась в глубину тоннеля, но я поймал ее за складку нелепого серого балахона.
— Нет, нет, не-е-ет! Нельзя…
— Zakroy rot!
Я выдернул ее наружу, странная ткань скользила под пальцами. Капюшон упал, обнажив стриженную наголо голову. И обруч — плотно насаженный на тонкую шейку обруч из золотистого металла, с крупным пурпурным камнем, свисающим между ключицами.
Рабыня.
Где-то вблизи нехотя, словно пробуждаясь, заурчал гром, земля содрогнулась. Я не придал этому значения, больше меня волновал близкий собачий лай.
Наверное, мне на роду написано влипать в неприятности. Ну вот просила же она — уйди. Нет, вмешался, сломал, выдернул. Чего теперь делать?
Я взметнул девушку на плечо поверх скатки, мелькнули маленькие босые ступни, и начал карабкаться вверх по склону. Не мог я ее оставить там, в туннеле, живой пищей для Прежних, не мог бросить в овраге — чтобы она попала в руки людей Урхолио, который торгует с Прежними… этой вот самой пищей.
На краю оврага, откуда я совершил смелый и не менее глупый прыжок в кучу костей, появилась псина. Поджарая, длинная. Она смерила меня взглядом и слабенько тявкнула. Джорек, оказавшийся на расстоянии нескольких прыжков, ее пугал.
Ах да, я ведь не совсем человек. И даже на медведя не похож.
— Ичиха-а-а! Рррауууммм!
Раскат грома ударил в уши, я дрогнул. Застыл меж кустов боярышника, как дурак.
На меня плыл громолет, вблизи похожий на огромную двустворчатую ракушку вместимостью так в двадцать моллюсков размером с человека. Бока аппарата жирно лоснились, словно покрытые слизью. Вихревое кольцо вращалось, ежилось короткими голубоватыми молниями, похожими на ядовитые щупальца медуз. Узкий нос с целым хороводом маленьких круглых оконцев нацелился на меня, снизу выдвинулась какая-то блестящая сталью штуковина…
Повинуясь инстинкту, я распластался на земле.
«Пуф-пуф-пуф-пуф-пуф!»
Череда глухих негромких звуков заставила вжаться в землю. В глубине моего сознания взвыл Джорек. Меня-Тиху пронзил животный ужас. Не нужно было открывать воспоминания Джорека, чтобы понять — в меня стреляют. С негромкими, вкрадчивыми, какими-то детскими звуками. Девушка скатилась с моего плеча и заскулила.
Я зарычал, вскочил, сграбастал свою мягкую, податливую добычу и помчался огромными прыжками — прочь, прочь, прочь. Людские вопли и лай собак подсказали — загонщики прибыли. Но я-то понимал, что людишки — это сопливая мелочь по сравнению с Прежними, у которых имеется самый настоящий пулемет.
Бабахнул гром, дьявольское устройство, видимо, начало разворачиваться.
Я несся, петляя следы, среди кустов, вниз, по пустошам и оврагам, затем — мимо развалин какого-то строения. Адские разряды грома зазвучали над головой.
«Пуф-пуф-пуф-пуф-пуф!»
Швак… швак… швак…
Вихляя, я умудрился попасть под очередь. Меня пронзили сразу три огненных шмеля. Бедро, плечо, почка. Я упал в кустарник, подмяв под себя девушку, кажется, мертвый.
Наверху громыхнуло. Тень закрыла солнце. Я приготовился получить контрольный в голову, но громыхание отдалилось. Агрегат Прежних унесся обратно, и спустя несколько секунд я услышал вопли людей, ржание лошадей и предсмертные взвизги собак: громолет принялся зачищать территорию. Барон Урхолио забылся, без спроса вторгшись туда, куда, очевидно, нельзя было вторгаться.
Отлично, чудо, о котором я молил, случилось — погоня больше мне не страшна. Теперь будем молиться, чтобы не вернулся громолет. Надеюсь, Прежние решили, что я покойник — откуда ж им знать, что я регенерирую, как та морская звезда.
Усилием воли я-Тиха заставил себя подняться, огляделся мутнеющим взглядом. Выдернул из тела три штыря черного металла. Вернее, не штыря — болта. Они были еще горячие, но порохом не пахли. Судя по звукам и по форме снарядов, в меня стреляли из болтера. Чудно. Прямо как в первом «Quake», где я таким болтером глушил фиендов и огров. Теперь охота объявлена на меня.
Кровяные фонтаны, хлеставшие из дыр в моей шкуре, быстро унялись. Регенерация принялась за свое.
Девушка была мертва. Она взяла на себя часть очереди, которая предназначалась мне. Болты перебили ей позвоночник, угодили и под левую лопатку. Она лежала, скорчившись, поджав под себя ноги, похожая на куклу с глазами из живого стекла.
Ладно…
Ладно, Прежние. Даю слово — с вами я тоже разберусь. Рано или поздно.
Я огляделся: развалины, возле которых нас настигла очередь, располагали остатками черепичной крыши. Я отволок девушку туда.
Храм. Некогда это был храм, судя по остаткам заплесневелых фресок на стенах. От него теперь остались только три стены, часть крыши и купол — пробитый дырами купол, сквозь который падали снопы солнечного света.
Есть где переждать, если громолет вернется. Есть где пересидеть, чтобы раны стянулись.
Но сначала я вооружился обломком кирпича и вырыл рядом со стеной неглубокую могилу. Разомкнул ошейник. Вот так. По крайней мере похороню тебя свободной. Женщина может стать рабыней лишь по собственному желанию — да и то, рабыней любимого мужчины. Все прочие виды рабства — порочны.
19
Я распростерт на теплом алтарном камне. Над головой лениво шевелит листьями вэллин, а вот я — не могу пошевелиться. Я чем-то опоен, и яд надежно держит меня в неподвижности. Людские фигуры — лица снова видятся смазанными пятнами — склонились надо мной. Я снова ребенок. Десять лет — мне десять лет, я это знаю точно. Люди, что склонились надо мной, проводят ритуал. Магия. Магия — чернее некуда. Напевно читаются заклятия. Острие кинжала чертит на моей груди каббалистические знаки. Затем голоса поднимаются до высоких нот. Голоса почти визжат. Кинжал взмывает в воздух и резко опускается, с хряском пробивая мою грудь и вонзаясь в сердце. Я неподвижно смотрю в небо. Лист вэллина падает на мою окровавленную грудь. Меня в первый, но далеко не последний раз — убивают.
