Борис Громов - Терской фронт (сборник)

Еще раз напоминаю парням об осторожности. Вроде все правильно, но что-то по сердцу царапнуло. Больно уж нехорошие исторические ассоциации у меня вызывает собственный приказ: «Первыми огня не открывать, на провокации не поддаваться». Но, делать нечего, мы тут не для того, чтобы всех плохишей забороть, а для того, чтобы найти ценную вещь и свалить по тихой грусти. Конечно, имидж крутых парней заработать – тоже дело хорошее, но еще неизвестно, чем именно за этот имидж придется платить и не окажется ли эта цена для нас непомерно высокой.

База, ну, по крайней мере, та ее часть, что я разглядел по дороге, выглядит серьезно. Никакого свинарника, как в «посаде», никаких помоев посреди дороги и снующих крыс. До идеального армейского порядка, правда, тоже далеко: трава не пострижена, бордюры не побелены, но, как мне подсказывает личный опыт, порядок на территории – вовсе не гарантия боеспособности подразделения. Скорее – наоборот. Чем больше времени у солдата уходит на покраску заборов и красивую трассировку песочком тропинок, тем меньше он стреляет, бегает по ОШП и тактическому полю[219]. А покрашенные, незатертые и необлезлые турники на спортгородке всегда означают одно – на них никто не занимается. Так что, вид у базы Черного Полковника вполне боеспособный. В парке порыкивает дизелями какая-то невидимая мне из-за высокого забора «броня», видно оживление на штурмполосе, откуда-то издалека слышны азартные вопли и буцкающие звуки – похоже, кто-то в свободное время футбольный мяч гоняет. М-да, интересная такая банда. Не хотелось бы мне ее в противниках иметь. Действительно, больше похоже на полнокровный мотострелковый батальон. Один. А второй, кстати, где? Хотя, о чем это я? Второй наверняка по опорным пунктам, секретам, патрулям и прочим дозорам службу тащит. А эти, наверное, отдыхающая смена. Да уж, рука грамотного и толкового командира видна сразу. Эх, господин-товарищ полковник, твою бы энергию – да в мирное, ну, или, по крайней мере, в невраждебное нам русло.

Черный Полковник занял под свою резиденцию весь второй этаж бывшего штаба. Обстановка в апартаментах, конечно, не спартанская, но и особой роскоши тоже не заметно. Сразу видно – здешний хозяин в жизни привык довольствоваться малым, хотя и не чужд комфорта. Чем-то его кабинет неуловимо напоминает кабинет турецкого полковника Кылыча в Шарое: большой стол, удобное кресло, ворсистый ковер на полу, коллекция оружия на стене. Только у турка стволов было немного, зато каждый был со своей историей, а тут, похоже, просто богатая коллекция. Все пистолеты, автоматы и винтовки новые или почти новые. Красиво, конечно, не спорю. Любой мужик красоту оружия оценит… Но все-таки как-то бездушно, что ли.

Хозяин кабинета уже успел переодеться из полевого хаки в черную форму, которую я без труда опознаю – парадное морпеховское «пэ-ша»[220]. На погонах – два просвета и три звезды. Каперанг. Хотя, стоп, какой на фиг капитан первого ранга? В морской пехоте ж офицерские звания сухопутные, а не флотские. Значит – полковник. Вот, похоже, и второе объяснение прозвища. Вроде как и полковник, но форма флотская, черная. Вот и выходит – «черный полковник». Поведение старого бандита тоже изменилось, он больше не изображает пожилого ехидного хохла. Теперь он сух, деловит и собран, даже неистребимый украинский акцент и тот исчез. С чего бы такие перемены? Немного помолчав, он без обиняков заявляет:

– Я принял решение. Отряд ваш мне подходит, умелые и смелые люди нужны всем.

Потом внимательно смотрит на меня и вкрадчивым голосом продолжает:

– Но есть одна серьезная проблема. Как мне кажется, на южных и юго-западных рубежах ты службу нести, скорее всего, не захочешь?

Ну, надо же, прямо гений прогнозирования, а!

– Вам верно кажется, – соглашаюсь я. – Воевать с югороссами ни я, ни мои люди особого желания не испытываем. Да, нас там считают преступниками и, если уж по правде, то мы ими и являемся… Но защищаться, когда тебя хотят убить, – это одно. Право на самооборону еще никто не отменял. А вот на полноценную войну против своих земляков ни у меня, ни у бойцов причин нет…

– Какая у тебя гибкая мораль, Великан, – с нехорошим прищуром смотрит на меня Полковник. – Значит, стрелять в югоросских солдат, которые мешают мародерничать в захваченном турецком банке – это нормально, а вот таких же солдат за мои деньги убивать – уже плохо. Как так? И там, и там – солдаты одинаковые, да и деньги, по большому счету, тоже. Так в чем проблема?

Изобразить замешательство мне совсем не сложно, потому как своим каверзным вопросом старый бандит и впрямь загнал меня в тупик.

– Я не знаю, как это объяснить, но точно знаю, что так оно будет, – упрямо морщу лоб я.

– Интересно, – с непонятной интонацией тянет Полковник. – Очень интересно. Ладно, не буду над тобою издеваться, решение твое мне понятно и давить на тебя я не буду. Я сам офицер, и каково сейчас тебе – примерно представляю.

О, как! А чего это ты вдруг со мною так разоткровенничался-то? Полковник, видимо, истолковывает мой вопросительно-недоверчивый взгляд по-своему.

– Что, не веришь? Думаешь, я просто так, для форсу погоны нацепил? На вот, глянь.

С этими словами он протягивает мне стоящую на столе лицевой стороной к нему фотографию в рамке. На фото – счастливая семья флотского офицера: широкоплечий майор с белозубой улыбкой в парадной форме морского пехотинца: черный китель, наградные планки, овальный «огурец»[221] на лихо заломленном берете. Рядом с ним – симпатичная молодая женщина с густыми распущенными волосами и две девчушки лет семивосьми, близняшки. Левый угол фото сильно обгорел и от изображения одной из девочек остались только голова и часть плеча. Старый снимок, пожелтевший, что не удивительно. Сделан явно за несколько лет до Большой Тьмы. Вон, у Полковника-то всего одна звездочка на погоне, значит, примерно, лет за пять до того, как всему хана пришла.

Внезапно взгляд у моего собеседника меняется. Вроде только что был спокоен, как удав, и вдруг… Сорвало его с нарезки капитально, целую речь мне толкнул про то, какие все-таки сволочи и твари окопались у власти в Югороссии. Циничные и бессердечные ублюдки, что ради своей безопасности и благополучия хладнокровно убили тысячи своих соотечественников. С пеной у рта орал про сожженные лагеря беженцев, про горящую землю и про лужи кипящей на ней крови.

Мля, я вообще-то крепкий мужик, но что-то многовато на меня за сегодня свалилось, сначала хутор, теперь это… А главное – в голосе Полковника боль. Настоящая, неподдельная. Но в глаза его, горящие безумием и жаждой мести, смотреть просто страшно. Даже у таких твердолобых и толстокожих дуболомов, как я, есть пределы. Я своего достиг – Полковник меня откровенно пугает. Без дураков, до усрачки.