Фред Саберхаген - Берсеркер
Через несколько минут робот прибыл на судно снова. Бутон поклонился, изложив ему суть плана, а стоявший позади Мэлори, охваченный мучительным ужасом, поймал себя на том, что тоже кланяется.
— Тогда выполняйте, — одобрила машина. — Если вы будете медлительны, корабль, зараженный жизнью, может успеть укрыться в штормовых облаках, надвигающихся на нас. — И робот снова стремительно ушел. Наверное, в нем нуждались для ремонта и дооснащения его собственного робота-корабля. Благодаря совместным усилиям двух человек, переоборудование истребителей прошло очень быстро. Нужно было всего-навсего открыть кабину истребителя, вставить извлеченную из футляра личность в заранее подготовленный адаптер, подстыковать стандартные разъемы и клеммы и снова закрыть крышку люка. Поскольку скорость была в планах берсеркеров решающим фактором, проверки свели к выслушиванию активных реакций каждой личности после активации ее в истребителе. Большинство реплик представляли собой ужасные банальности о несуществующей погоде, о древних блюдах или напитках или забавные фразы, в которых Мэлори распознал всего лишь ничего не значащие формулы вежливости.
Казалось, все идет хорошо, но в последнюю минуту Бутон вдруг преисполнился сомнениями.
— Надеюсь, эти утонченные джентльмены выдержат удар, когда обнаружат, в какой ситуации оказались. Они ведь смогут сообразить, что к чему, а? Машины не рассчитывают, что они окажутся хорошими бойцами, но нас также не устроит, если они впадут в кататонию.
Мэлори, едва держась на ногах от усталости, подергал за люк Восьмерки и едва не свалился с гладкой обшивки, когда тот внезапно распахнулся.
— Они сориентируются в ситуации через минуту после запуска, я бы сказал. По крайней мере, в общих чертах. Вряд ли они поймут, что их окружает космическое пространство. Как я догадываюсь, вы из военных. И если они не захотят вступить в бой, то это уж вам решать, как поступать со строптивыми резервами.
Когда они подключили личность в истребитель номер восемь, ее тестовая реплика гласила:
— Я хочу, чтобы мою машину покрасили в красный цвет.
— Сию секунду, сэр, — поспешно отозвался Мэлори, захлопнул люк корабля и двинулся к Девятке.
— О чем это он толкует? — нахмурился Бутон, но, бросив взгляд на часы, двинулся дальше.
— Полагаю, маэстро уже понял, что его поместили на борт какого-то транспортного средства. Что же до покраски его в красный цвет... — Мэлори закряхтел, пытаясь открыть люк Девятки и оставив ответ недосказанным.
Наконец все истребители были готовы к вылету. Положив палец на кнопку запуска, Бутон помедлил и последний раз принялся буравить взглядом Мэлори.
— Пока что мы справились очень хорошо, нас ждет награда, если эта идея сработает хотя бы отчасти. — Он перешел на торжественный полушепот: — Уж лучше бы сработало. Ты когда-нибудь видел, как с человека снимают кожу живьем?
Мэлори ухватился за стойку, чтобы не упасть:
— Я сделал все, что мог.
Бутон нажал кнопку запуска. Воздушные шлюзы начали свою перекличку. Девять истребителей скрылись, и в тот же миг над консолью офицера взлетной палубы вспыхнула голограмма. «Юдифь» была отмечена в центре жирной зеленой точкой, а девять крохотных зеленых искорок медленно и неуверенно двигались вокруг. Виднеющаяся подальше устойчивая формация красных точек изображала остатки стаи берсеркеров, так долго и так безжалостно преследовавших «Надежду» и ее конвой. Мэлори мрачно отметил, что красных точек берсеркеров не меньше полутора десятков.
— Уловка в том, — произнес Бутон, ни к кому не обращаясь, — чтобы заставить их бояться собственных командиров сильнее, чем врагов. — Он защелкал тумблерами связи с эскадрильей. — Внимание, истребители с первого по девятый! — рявкнул он. — На вас направлены орудия значительно превосходящего флота, и любая попытка ослушания или бегства будет сурово наказана...
Он продолжал их всячески запугивать добрую минуту, а Мэлори тем временем наблюдал, как надвигается грозовая туча, упомянутая берсеркером. Град атомных частиц несло через эту часть туманности поперек пути «Юдифи» и странного комбинированного флота, двигавшегося вместе с ней. «Надежда», находящаяся за пределами экрана, могла воспользоваться преимуществами, даваемыми этим штормом, и ускользнуть окончательно, если берсеркеры будут мешкать.
Видимость на оперативном дисплее взлетной палубы стремительно падала, и Бутон оборвал речь, как только стало ясно, что связь прервана. Сквозь пелену помех до них доносились обрывки приказов, отдаваемые противоестественными голосами берсеркеров кораблям резерва с первого по девятый, пока помехи не заволокли все окончательно. Но преследование «Надежды» все не возобновлялось.
Какое-то время на взлетной палубе царило молчание, лишь изредка нарушаемое взрывами помех со стороны дисплея. А вокруг замерли в ожидании пустые салазки.
— Вот оно, — наконец проронил Бутон. — Делать нечего, остается только волноваться.
У него на губах снова заиграла преображающая его улыбка; казалось, он упивается этой ситуацией.
Мэлори посмотрел на него с любопытством:
— А как вы... ухитрились так хорошо устроиться?
— Почему бы и нет? — Бутон потянулся и встал из-за бесполезной теперь консоли. — Знаешь, как только человек откажется от прежнего образа жизни, от обычаев зложитя и признает, что воистину умер для них, новый образ жизни станет вполне приемлемым. Время от времени подворачиваются даже женщины, когда машины берут пленных.
— Доброжил, — промолвил Мэлори. Он наконец-то произнес вслух это непристойное, вызывающее слово. Но теперь он уже не боялся.
— Да ты и сам доброжил, коротышка. — Бутон все еще улыбался. — Знаешь, по-моему, ты еще смотришь на меня свысока. Ты что, забыл, что увяз в этом дерьме по уши, как я?
— Скорее, мне вас жаль.
Бутон прыснул и покачал головой с сожалением:
— Знаешь, возможно, мне уготована более долгая и безболезненная жизнь, чем дана была большинству людей; ты же сам сказал, что одна из моделей личности умерла в возрасте двадцати трех лет. Они что, в те дни все так мало жили?
Губы Мэлори, все еще цеплявшегося за стойку, изогнулись в странной, угрюмой усмешке.
— Ну, его поколение на континенте под названием Европа действительно умирало рано. В то время бушевала Первая мировая война.
— Но ты же сказал, что он умер от какой-то болезни.
— Нет, я сказал, что у него была болезнь — туберкулез. Несомненно, со временем она бы его убила. Но он сложил голову в бою в 1917 году ХЭ в стране под названием Бельгия. Его труп так и не нашли. Насколько я припоминаю, артобстрел напрочь уничтожил и его, и его самолет.
Бутон буквально окаменел.
— Самолет?! Что ты такое говоришь?
Преодолевая боль, Мэлори с усилием выпрямился и отпустил стойку.
— Я говорю, что Жорж Гийнемер — так его звали — сбил двадцать три вражеских самолета, прежде чем погиб сам. Подождите! — Голос Мэлори внезапно обрел зычность и твердость, и угрожающе надвигавшийся Бутон замер от удивления. — Прежде чем вы прибегнете к насилию, вам стоило бы прикинуть, чья сторона выиграет бой — ваша или моя.
— Бой...
— В нем участвуют девять истребителей против пятнадцати или более машин, но я настроен не слишком пессимистически. Личности, которые мы выслали на передовую, не пойдут как овечки на заклание.
Бутон таращился на него еще мгновение, затем развернулся и ринулся к консоли. Дисплей все еще застилала белая пелена помех, и поделать ничего было нельзя. Бутон медленно опустился в мягкое кресло.
— Что ты со мной сделал? — прошептал он. — Это ведь коллекция музыкантов-калек, ты не мог лгать о них всех.
— О, все, что я сказал, — правда, от слова и до слова. Конечно, не все боевые пилоты Первой мировой войны были инвалидами. Некоторые отличались безупречным здоровьем и, даже более того, фанатически поддерживали его. Я не говорил, что все они музыканты, хотя, несомненно, старался создать у вас такое впечатление. Болл был наиболее музыкально одаренным среди асов, но все равно оставался всего-навсего любителем. Он вечно твердил, что ненавидит свою настоящую профессию.
Бутон, сгорбившийся в кресле, постарел прямо на глазах.
— Но один был слепым... Это невозможно.
— Так думали и его враги, когда отпустили его из лагеря военнопленных в начале войны. Эдуард Мэннок, слепой на один глаз. Ему пришлось обвести медкомиссию вокруг пальца, чтобы попасть в армию. Конечно, трагедия этих восхитительных людей заключается в том, что они растратили собственные жизни, убивая друг друга. В те дни они не могли сразиться с берсеркерами; по крайней мере, с такими, с которыми можно было вступить в воздушную дуэль на пулеметах. Полагаю, людям всегда приходилось бороться с берсеркерами того или иного рода.