Сильные не убивают - Яна Каляева
Действия ампулы хватает почти до дома, прихватывает квартала за три. Правая рука без объявления войны снова вспыхивает огнем… черт, ну не ампутируют же ее — хотя прямо сейчас хочется… Ленни встречает меня у ворот и тянется… к рюкзаку, конечно, первым делом. Но потом обращает внимание и на меня:
— Что с тобой, Соль?
— Ожог, ять! Магический, похоже, из тех круглых штук, что в рюкзаке… ска.
Вот не собиралась же перенимать у снага манеру выражаться, но как-то оно прицепилось… Иногда так в тему!
— Сама поднимешься? Я мигом, до больнички и назад, ага!
Пожимаю плечами… то есть, пытаюсь пожать плечами, машинальный жест отзывается новым взрывом боли. Какие у меня особо-то есть варианты… Можно, конечно, прямо в этой луже повыть, но лучше уж в своей постельке.
Токс встречает меня в гараже, обнимает, ведет наверх. Осматривает рану:
— Это от стандартного магамулета. Хорошо, что плечо голое — одежда могла бы вспыхнуть. Я не буду обезболивать — Ленни сейчас врача приведет, а анальгетик может помешать диагностике.
Скриплю зубами. Почему эти интеллектуалы не рассказали мне о стандартных магамулетах? Но даже через боль успеваю сообразить, что этот вопрос не стоит задавать вслух. Как они могли догадаться, что я не знаю таких элементарных, всем отлично известных вещей…
Токс гладит мои волосы, и я погружаюсь в дрему. Прихожу в себя от новой вспышки боли — незнакомая пожилая кхазадка мнет мое плечо, потом опрыскивает рану белым спреем из баллончика и деловито говорит:
— Или будешь ходить с повязкой недели три, или колем мумиё. Тогда через неделю только шрам останется. Но предупреждаю — двенадцать очень неприятных часов тебе гарантированы. А потом заживет, как на снага.
Так я ж вроде и есть снага… Хрен с ними, с двенадцатью часами, хуже уже вряд ли будет.
— Мумиё.
— Сколько стоит укол? — спрашивает Ленни, нервно сплетая и расплетая пальцы.
Врачиха усмехается:
— Для наших особых поставщиков — бесплатно. Мне птичка на хвосте принесла, что скоро мы получим пару сотен доз таких препаратов. Главное дело, полный город сырья, а у нас пациенты неделями очереди на мумиё ждут, и ведь не все дожидаются… Так что ты лучше уж поскорее выздоравливай, девочка. Той пары сотен нам хорошо если на неделю хватит для самых тяжелых.
Пытаюсь улыбнуться и тут же начинаю орать в голос: игла, кажется, проникает в кость, влившаяся жидкость перекручивает сперва плечевой сустав, потом растекается по телу, превращая костный мозг в кипящую лаву… Черт, может, стоило потерпеть три недели, только не такое?
Токс кладет мне ладони на виски, и я проваливаюсь в мягкую темноту.
Глава 8
Мы так больше не говорим
Скалистые утесы возвышаются над изрезанным побережьем — древние стражи, высеченные из серого камня рубилом штормов и резцом ветра. Их головы увенчаны зелеными травами, а о ступни разбиваются пенные волны. Там прячутся пляжи: белый, как сахар, песок и бирюзовая вода, не смешиваясь, мерцают и переливаются на солнце.
Спины стражей — пологие холмы, покрытые пурпурными вересковыми плащами. Они колышутся под ветром, словно еще одно море. Среди пустошей скрываются озера, в чью гладь опрокинулось бездонное небо, и нет ему ни конца ни края.
Здесь множество цветов: золотой и белый, синий и зеленый, и все они свежие и глубокие. На всём, что растет, нет ни следа увядания. Формы кажутся одновременно и новыми, будто созданы впервые мгновение назад, и древними, будто существовали всегда. Я словно смотрю на исчезнувший мир.
— Где это, Токс? — спрашиваю сквозь дрему.
— Это Инис Мона, моя родина. А тебе пора просыпаться, маленький друг. Боль уже должна отступить.
Открываю глаза и первым делом хватаюсь за плечо. От ожога остались только следы! Кожа тонкая и покрасневшая, и отзвуки боли еще дремлют в глубине мышц, но по сравнению со вчерашним я уже почти как новенькая. Дико хочется пить, есть и в сортир. С минуту туплю, не в силах определиться с приоритетами, потом встаю — голова кружится — и первым делом плетусь в санузел.
На столе — тарелка с пирогами и пакет молока. Вгрызаюсь в еду, не разбирая начинки. Пью молоко прямо из пакета, щедро обливая майку. Такое вот мы, снага, бескультурное быдло.
Правая рука неуверенно и пока еще через боль, но все же двигается. А вчера мне казалось, что лучше бы ее ампутировать… Неплохую я добыла бодягу. Что там говорила врачиха — двести доз? Шик-блеск. Только ведь не безвозмездно же я творю добро?
Ленни соизволяет оторваться от компа и подталкивает ко мне через стол два больших мешочка и один — поменьше:
— Ты как, Солька, получше? Вот твои деньги. Две тысячи двести четырнадцать, по граммам.
Трясу мешочек. Какой приятный глуховатый звон! Есть что-то в самой идее монеток — купюры здесь не в чести. Хотя банковской картой все равно надо бы обзавестись. Кардридеры тут есть, по крайней мере в приличных магазинах.
— А твоя комиссия?
— Мы же не договаривались… Давай со следующего раза, ага? Допустим, десять процентов.
— А он будет, следующий раз?
Мужчины всегда так в этом уверены! Но будет, пожалуй. Четыре месячных зарплаты продавщицы за сутки — меня устраивает. Если бы еще не подставилась так глупо под этот Морготов алый луч…
— Если захочешь, ага, — Ленни вяло пожимает плечами. — Фармкомбинат тягу с руками отрывает. А где ее ныкают, я тебе по перепискам контрабасов хоть сейчас найду.
— Тогда твои двадцать процентов, Ленни.
— Двенадцать максимум.
— Хм… Тебе не кажется, что как-то мы… не в ту сторону торгуемся?
— Такой вот я неправильный кхазад, —
