Феникс - Ринат Тактарин

Заглянул в хранилище, провёл небольшую инспекцию. Нашёл пилюли, все третьего уровня, первого и второго я уже давно употребил. Вот эти с хорошими статами:

Большое Зелье

Уровень 3

Капсулы 3 штуки

Сила + 3

Выносливость + 3

Скорость атаки + 3

По мне, так супер! Но вот хоть убей, не помню, момент его сотворения… Что это к хренам за провалы и где крысиные потроха?

Послышался шум в коридоре, задребезжала решётка, вошли два человека, две разные походки, привычный топот армейских берцев и мягкая, практически покорная поступь, но шаги последнего отпечатывались чётче.

Кто это может быть?

Задав вопрос самому себе, я глянул под ноги и едва не чертыхнулся в голос, ладно крысиный скелет, который я тут же пнул в сторону дыры в полу, получилось удачно. Но эти россыпи таблеток, очень не хотелось подставлять Абдуллина, единственный охранник, который относится ко мне по-человечески.

Пока подходили посетители, я лихорадочно собирал пилюли и поглядывал на пакет, прикидывая его габариты, войдёт ли в дыру.

Когда открылся смотровой лючок, я уже стоял напротив, и смотрел заинтересованным взглядом.

— Сазонов, к тебе посетитель! — Абдуллин придирчиво меня оглядел, затем отошёл в сторону, открывая вид на человека в черной одежде.

Сразу понял, кто это. Немолод, но довольно крепок, аккуратная седая борода, взгляд цепкий в то же время умиротворённый.

— Здравствуй, сын мой!

— Здравствуйте, батюшка, на плаху пришли проводить?

Старик по-доброму улыбнулся.

— Меня зовут отец Никадим. А пришёл я поговорить о грехах наших, о жизни… есть желание?

— Отчего же не поговорить, спешить мне некуда.

— Вот и хорошо… попросим нашего охранника, доброго и душевного человека, открыть твою камеру, — священник повернулся к Абдуллину.

Я про себя усмехнулся, откроет он, как же. К моему удивлению, старшина подошёл к стальной двери и принялся возиться с замком, тот с хрустом провернулся, дверь открылась.

Что происходит⁈ Я смотрел на мир вне камеры с лёгким шоком. Охранник не выражал никакой озабоченности, хитрые татарские глаза выдавали усмешку. Дескать, не верил, а я вот открыл!

— Выходи, мил человек, камера-то, должно быть, опостылела.

Я и вышел. Священник передо мной, Абдуллин стоит в стороне. Сил столько, что могу завязать обоих морским узлом и даже не вспотеть при этом, организм буквально пышет энергией.

Батюшка перехватил поудобней чёрный свёрток средних размеров, только заметил, что он пришёл с каким-то гостинцем.

— Грешен? — вопрос не был неожиданным, скорее непривычно как-то.

— А кто не грешен? — ответил вопросом.

— Здесь таких нет, — отец Никадим скорбно окинул головой пространство коридора. — Эти стены пропахли грехами людскими, зависть, ненависть, смертоубийство!

Он помолчал, глядя на меня с немым вопросом, будто я знал, что на это сказать.

— Ты знаешь, что каждую секунду в мире убивают несколько десятков человек?

— Догадываюсь, батюшка, но таких подробностей не знал… И незачем мне знать, для чего? Я могу что-нибудь сделать?

— Ты можешь не убивать!

Я на это усмехнулся. Есть ли смысл говорить о жизни? Со священником, может, и да.

— Ты не поверишь, батюшка, но я не убийца! Никого ещё жизни не лишил… наказывать наказывал, заслуженно. Но чтоб убить… не было такого!

Священник смотрел на меня не мигая, как и я на него, старик что-то решал. Будь на месте Абдуллина другой охранник, скажем Кондратьев, как минимум посмеялся бы, и я сильно сомневаюсь, что он станет слушать просьбы священника.

— Тогда почему ты здесь?

Я общался со многими зэками, большинство из них винят прокуроров и адвокатов, я так не поступлю, было время подумать.

— А потому что наказания без вины не бывает!

— Поясни, — батюшка знал ответ, по мудрым глазам видно, просто хотел услышать от меня, как и Абдуллин, больно уж смотрел пристально.

— Грешен я, признаюсь… недоглядел и не стремился особо. Работал без выходных, думал только о прибытке, считал, что этого достаточно. А нужно было заниматься семьёй, небольшая она… — я замолчал, стараясь сдержать гнев. — Надо было прислушиваться и присматривать за племянником, не разбрасываться оружием по дому и вообще, надо… — я замолчал, боясь сорваться на крик. — Грешен я, признаюсь, нет мне прощения!

Священник показал рукой, чтоб я наклонил голову, возложил ладонь на мои давно не мытые волосы.

— Дмитрий, каешься?

— А куда деваться, — я даже хмыкнул.

— Отпускаются грехи… — отец Никадим стал шептать слова молитвы, затем осенил меня крестным знамением.

— А как же он? — я посмотрел наверх, на белёный потолок. Я знал, что священники могут отпускать грехи, но сам исповедовался впервые, поэтому не мог осознать.

— Поговоришь с ним, когда придёт твой час… Господь милостив, направит твою душу на истинный путь! Главное не забывай о нём.

Я кивнул, соглашаясь, перевёл взгляд на Абдуллина, тот смотрел на меня странно, будто впервые увидел.

— Это тебе, сын мой. Негоже божьему человеку в рванье ходить, — батюшка кивнул на мою изодранную робу, и протянул свёрток.

Я принял, тот оказался увесистым, тёмная ткань, внутри что-то твёрдое, но неметалл, озадаченно посмотрел на священника.

— Одёжка да обувка, кое-что для гигиены, чистота идёт вслед за верой, сын мой, ступай, я помолюсь за тебя.

— Спасибо батюшка, — развернулся и вошёл в камеру.

Охранник незамедлительно захлопнул стальную дверь.

— Сутки, Сазонов. Затем тебя переведут! — окошко закрылось.

Зачем он это сказал? Думает я сбегу? Нет, я, разумеется, сбегу, иначе мне конец! Но кем нужно быть, чтобы выбраться из карцера? Гудини?

В свёртке оказалась чистая роба, комплект нательного белья, простые кроссовки и упаковка влажных салфеток.

Вот за это спасибо, батюшка.

Разделся до наготы и начал обтираться приятно пахнущими салфетками, закончил с процедурой минут через десять и напялил на себя чистую одежду, кроссовки оказались чуть великоваты, но это не беда, главное, что не жмут.

— Аж жить захотелось!

Взбодрившись, по-быстрому перекусил картошкой с мясом, хотел было взяться за крафт, но тут вспомнил, про крысиные потроха и задумался.

Куда они подевались? Сожрать не мог, однозначно… неужели выбросил?

Подошёл к дыре, заглянул, словно все ответы там, оттуда только вонь и шуршание.

Почему я ничего не помню? Неужто переутомился? Чёрт, вот же тормоз старый, Абдуллин же подсказал, сутки! Получается, я сутки проспал, или больше? А как же его слова о