Лестница к Звездам - Михаил Француз
Дверь в кабинет игумена Афанасия была прикрыта не плотно. Из-за неё доносились приглушённые голоса. Слов разобрать было нельзя, но вот угрожающие интонации говорившего были отчётливы. И голос принадлежал не Настоятелю.
Александр, как мог тихо, подобрался к двери и замер, прислушиваясь. Затем сделал глубокий вдох, резко распахнул дверь, врываясь внутрь. Взмах, взмах, взмах и ещё взмах сабли. Трое людей падают, разрубленными на куски, пачкая Александра своей кровью и безвозвратно портя грубо-тканый ковёр ручной работы, лежащий на каменном полу.
— Князь Нагорный, — констатировал Александр, приглядываясь к лицам умирающих людей. — Зря я тебя в прошлый раз помиловал. Не успокоился, значит, — тот, что-то неразборчиво прохрипел и потянулся культёй к говорившему. Александр поморщился, покачал головой и ткнул концом сабли прямо в лоб обрубку. Клинок вошёл на пару ладоней практически без сопротивления — абордажная сабля с ферритовой режущей кромкой — страшное оружие. Князь хрипеть и дёргаться перестал.
Двоих остальных Александр не знал. Но оно и не мудрено: Император не обязан, да и не может знать в лицо всех телохранителей своего дворянства, ну или доверенных людей, используемых для проведения силовых акций, таких, как сейчас. Александру вполне достаточно было того, что один из них держал в руках такой же автомат, как был у давешнего душегуба. Оба уже затихли. Только отдельно лежащие ноги ещё конвульсивно подёргивались.
— Брат Александр, — со вздохом покачал головой хозяин кабинета, стоящий возле своего письменного стола. — Не по-божески это, как-то.
— Видимо, плохой из меня, всё же, монах, Святой Отец, — пожал плечами Александр, вытирая саблю об одежду затихшей на полу верхней половины Князя. Тот её участок, который ещё каким-то чудом, оставался сухим от крови... и иных телесных субстанций. Затем, убрал саблю в ножны. — Мне сообщили, что у вас для меня какие-то срочные новости есть?
— Новости есть, — признал удивительно спокойный в сложившейся ситуации Настоятель. Хотя? С чего бы ему не быть спокойным? Чай, и сам Отец Афанасий, тоже в монахи ушёл из далеко не мирной профессии, имея за спиной опыт совсем не простой жизни. Александр, в своё время, читал СИБовское досье на него, будучи ещё Императором Всероссийским. И это, кстати, было одной из причин выбора Александром именно Пичаевского монастыря, а не какого-то другого. Ну, и ещё то, что находился этот монастырь на столичной планете, а не где-нибудь у черта на куличиках.
— Новости… — вздохнул Настоятель. — Корабль Императора Российской Империи взорван возле Корсуни. Связь с Гвардейскими частями, что были там вместе с Императором, потеряна. В Москве, беспорядки. Остатки Гвардии блокированы в казармах Полка силами… заговорщиков.
— И кто возглавляет все это блядство? — вздохнул Александр.
— Князь Багромян. Выступает от имени Наследника Престола Андрея Ивановича, как его Регент, — пожал плечами Настоятель.
— То есть, иными словами: сына моего убили, внука и невестку взяли в заложники, меня самого хотели удавить по-тихому, в стране начинается смута и борьба за власть? Правильно я понимаю? — начал подниматься гнев в душе Александра Кровавого, а в голосе прорезались рычащие нотки.
— Правильно понимаешь, Брат Александр, — тяжело вздохнул Настоятель и посмотрел на него печальными глазами. — Господь испытывает нас…
— Не надо, Виталий Олегович, — поморщился Александр, гнев которого, почкму-то утих столь же быстро, как и поднялся..
— Я оставил это имя, вместе со всем, что с ним связано, — мягко ответил Настоятель. — И ты своё оставил, придя сюда, в эту обитель, Брат Александр.
— Оставил. Меня не оставили, — дернул уголком губ пегий монах, перепачканный кровью.
— Уходишь? — грустно и неодобрительно посмотрел своими умными и всепонимающими глазами в его глаза Настоятель.
— Ухожу, — подтвердил Александр. — Будете останавливать?
— Нет, — покачал головой Отец Афанасий. — Господь, сотворив нас, даровал каждому Свободную Волю. И ты в выборе своего пути волен. Уйти или остаться — только твой выбор. Я могу лишь принять его.
Александр опустил взгляд. И тот зацепился за рукоять парадной Императорской сабли в его руках. Переданной ему Императорской посланником Кашима сабли. Той самой, что два года назад лила на пол Императорского Дворца кровь бунтовщиков. В её подлинности монах не сомневался.
— Знаете, Святой Отец, — тяжело вздохнул Александр. — Я, скорее всего, ненадолго.
— Ненадолго?
— Да. Меня призывают... Пойду, наведу порядок. Нагрешу и вернусь… каяться. Опять.
— Призывают? — мягко уточнил тот. — Можно поинтересоваться, кто?
— Тот, кто уже долгие годы мучает меня, — подошёл ближе к столу Александр, подвинул себе стул и сел на него. — Демон, с глазами Ангела. Наказание Неба за мои грехи.
— Демон, Ангел? — стали глаза Настоятеля немного серьёзнее. — Он являлся тебе?
— Он передал мне сегодня вот это, — положил на стол саблю в ножнах Александр.
— «Не думайте, что Я пришёл принести Мир на земле; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его». Евангелие от Матфея, глава десятая, строка тридцать четыре и тридцать пять, — процитировал Афанасий, рассматривая лежащую на его столе саблю. — Тяжёлый путь он тебе предлагает, Брат Александр, твой Демон. Или всё же, Ангел?
— Сына с отцом он уже разделил, — прикрыл глаза, пережидая нахлынувшие эмоции, Александр. — Если судить по тому, сколько людей он убил, то всё-таки Демон.
— Плоть бренна, Душа бессмертна, — пожал плечами Афонасий. — «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие». Послание Коринфенам строки пятьдесят два и пятьдесят три. Так что, я бы не стал это обстоятельство выбирать критерием определения, Брат Александр. «Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых» — там же, строка двадцать первая. А, если ещё и Великий Потоп вспомнить и Содом с Гоморрой… Ангелы, в Святом Писании, если вдуматься, совсем не
