Исправительная академия - Алекс Хай
Зал столовой оказался вполне стандартным: к раздаче тянулась очередь воспитанников. Трапезничать предлагалось за длинными железными столами, сидя на приваренных к полу лавках. Такой вот суровый быт.
Маршрут был прост: входишь, занимаешь очередь, получаешь свою порцию ужина, садишься за еду, а затем идешь в противоположный конец зала, оставляешь грязную посуду и поднос и выходишь через другие двери. Там как раз построился отряд первой группы, которой была оказана привилегия есть раньше всех.
Почему привилегия? Да потому что можно было забрать самые румяные булочки, самое нажористое мясо и так далее. Кто первый встал, того и тапки, короче.
— Что дают? — спросил Кантемиров у Теплова.
Тот прищурился, глядя на подносы забравших еду воспитанников.
— Гречневая каша с… судя по запаху, жареной печенью. С подливой. И салат из огурцов и помидорок.
— Опять гречневая…
— Вчера был рис переваренный, — пробасил Теплов. — Уж лучше гречка. Хотя я бы еще раз навернул тех щей, что в обед давали… Удались.
Печень я не любил, но тут было не до жиру. Организму, особенно моему, требовалось много есть. Не просто много, а МНОГО — за особые способности следовало платить. И не только кашу. Без мяса будет туго. Печень так печень.
На раздаче я улыбнулся суровой кухарке, но эффекта это не возымело. Дама неопределенного возраста в фартуке, печатках и белой шапочке молча навалила в тарелку гречку, плюхнула сверху порцию печени и залила все грибной подливкой. Сервис так себе, зато пахло и выглядело вполне прилично.
— А можно мне двойную порцию? Хотя бы каши, — попросил я. — Пожалуйста.
Кухарка наградила меня тяжелым взглядом и шлепнула еще половник каши.
— Благодарю сердечно, — улыбнулся я. — Кстати, белый цвет вам очень к лицу.
Кажется, я нарушил какую-то программу. Потому как кухарка зависла, держа половник в воздухе, пару раз моргнула, а затем немного смущенно уставилась на следующий поднос.
— Спасибо, — буркнула она себе под нос.
Ну что, большие победы начинаются с малых деяний. Вежливость берет иные стены, что невозможно взять силой.
Пройдя дальше, я получил ломоть черного хлеба, плошку салата и стакан черного чая из здоровенной бочки. Хорошо бы, чтоб с сахаром.
Поискав глазами стол, где расселись ребята из моего отряда, я пристроился к ним. У окна дежурила София Павловна в компании других надзирателей. Какой-то парень в форме явно к ней подкатывал, но она явно не отвечала взаимностью.
Сидевший справа Регель тут же отодвинулся. Я вскинул брови.
— Что не так?
Он отодвинулся еще дальше.
— Регель, я с тобой разговариваю.
Кантемир и Теплов обменялись красноречивыми взглядами.
— Это твой одноклассник, между прочим, — ответил за Регеля Горец. — Знакомься, Регель Арнольд Карлович. Насколько я понял, ты был его ночным кошмаром в гимназии.
Я невольно бросил взгляд на Барсукова. Ботаник делал вид, что не слышал разговор. Только вот что-то уж слишком тщательно он пережевывал печень…
Доктор быстро объяснил остальным мою ситуацию.
— Друзей ты здесь не найдешь, — сказала Темновласка. — Плевать, что у тебя беды с памятью. Память может и отшибло, но человек-то остался тот же.
А вот здесь я был готов поспорить. Правда, рассказывать недружелюбно настроенным людям о том, что я был замешан в проведении какого-то архисложного Темного ритуала, было не очень разумно.
— Я изменился, — сухо ответил я. — Не знаю, как было раньше, но теперь точно все будет иначе. Поверите мне — станем друзьями. Решите строить козни и вредить — получите в ответ. Все будет по справедливости.
— Справедливо было бы ударить тебя камнем по башке и засыпать песком, — впервые заговорил Регель. — А перед этим пару раз макнуть башкой в унитаз, где до этого испражнились. Прямо как ты делал. Можно еще что-нибудь припомнить. У тебя была богатая фантазия.
Я треснул кулаком по столу так, что все подносы подпрыгнули. На меня тут же уставилась Софья Павловна и угрожающе покачала головой.
— Да вы достали уже требовать от меня извинений и ответов! — прошипел я. — Я вашими претензиями и обвинениями уже по горло сыт! Не помню я ничего. Не пом-ню! А что до наказания — так я здесь, отбываю его. К слову, вместе с вами. Вы у нас тоже не ангелы, раз здесь оказались. Или начнете мне заливать о том, что вы невинны, что вас оговорили? Брехня! Мы здесь все одинаковые, и все в одной лодке. Я мог бы вам помогать, но не стану, пока не станете разговаривать нормально.
Томная девица с сиреневыми волосами поставила локоть на стол и оперлась подбородком о ладонь.
— А ты и правда изменился, Володя, — странно улыбнулась она.
— А ты еще кто?
— Знаешь, девушкам обидно, когда с ними проводят ночь, а потом не перезванивают и не отвечают на сообщения, — проворковала девица. — Но я зла не держу, к тому же ты у нас как эти герои бульварных романчиков для скучающих домохозяек.
Значит, Оболенский умудрился поматросить и бросить эту девчонку. Ну, приплыли. Нет, по ней было заметно, что она ни во что не ставила ценности вроде целомудрия до брака и прочих архаизмов. И все же признаваться так открыто…
— Агния я. Елисеева, — девушка отодвинула подальше недоеденный ужин и сделала глоток чая. — Господи, какой же мерзостью здесь кормят…
— Елисеева…
— Ой, да ладно тебе, сладкий. Говорю же, я не в обиде. Но начиналось все довольно многообещающе. Впрочем, раз уж мы оба здесь, все еще можно наверстать…
Я покосился на Кантемирова.
— Она что, под кайфом? В смысле принимает что-то?
— Принцесса у нас последние несколько лет под кайфом, — усмехнулся Горец. — Допрыгалась с приемом таблеточек да порошков. Денег куча, а мозги все пронюхала.
Судя по всему, Максим Кантемиров питал искреннюю неприязнь к людям со всякого рода зависимостями. Впрочем, я тоже не знал, жалеть Елисееву или нет.
— Она к нам сразу после наркологии попала, — добавил Барсуков. — Родители спихнули сюда, чтобы не мозолила глаза.
— Я уже четыре месяца чиста, — томно улыбнулась Агния. — Ну да, говорят,
