Бойня титанов - Хейли Гай

Ораториус повиновался без слов. От него и не требовалось ни ответа, ни тем более каких-либо комментариев. Единение с «Нунцио Долорес» восстановилось, и сквозь разум Харртека хлынул благословенный поток данных, милосердно избавленный от досадных погрешностей человеческой речи.

Восприятие «Нунцио Долорес» вытеснило собственные чувства Терента, но тем не менее он смутно ощущал целлу вокруг себя и людей, с которыми делил это пространство. Рулевой, штурман, сенсориус, ораториус, максимус — всех он знал только по их статусу; Харртек никогда не запоминал их имен, это в Легио Вульпа не было принято. Он даже не знал точно их половой принадлежности. Богомашина «Нунцио Долорес» была титаном класса «Полководец», и управление ею требовало от принцепса полной концентрации внимания. Имена только мешали. Модераты представлялись ему лишь одетыми в шлемы телами, компонентами в организме, где главную роль играл разум Харртека. Он уделял им не больше внимания, чем своим ногтям. Они сохраняли способность самостоятельного мышления, но при объединении экипажа через манифольд их мысли оставались далеким размытым шумом. Терент чувствовал их сущности где-то внизу, где они трудились совместно с машинами, за которые отвечали.

Блок мыслеуправления осуществлял грандиозную связь с вышней силой. Душа Харртека сливалась с воплощением их бога, его разум захлестывала красная ревущая волна огненной сущности «Нунцио Долорес». Она билась в нем, стремясь освободиться от его воли, хотя, как это ни парадоксально, машина ничего не могла сделать без принцепса, соединявшего царства грубой материи и движущей силы. Харртек вынуждал ее повиноваться его воле, наслаждаясь своей властью, наблюдая за ее тщетным сопротивлением.

Погрузиться в машину значило окунуться в чистейшую ярость. Информационные блоки и нейронные затворы не позволяли модератам познать истинную сущность «Нунцио Долорес» и испытывать то, что чувствовал Харртек. Их можно было сравнить с ополченцами, укрывшимися за щитами, тогда как он был благородным рыцарем, мчавшимся впереди, чтобы поразить дракона одной только силой своей воли. А сила воли необходима, ведь что еще способно обуздать такое могучее существо, как богомашина? «Нунцио Долорес» был настоящим исполином, тридцатипятиметровым воплощением технологического мастерства, наглядным доказательством того, что пришло время человечества и что он владеет чрезвычайно сильными инструментами убеждения.

Его левый кулак метал мудрость древних, принимавшую обличье столбов разрушительного света, поскольку на этой руке была установлена пушка «Вулкан» класса «Беликоза», считающаяся лучшей в этой категории во всей Галактике. Техножрецы утверждали, что параметры и функции орудий такого образца из разных миров-кузниц не отличаются друг от друга, но они лгали. По мнению Харртека, священные служители машин нередко обманывали экипажи титанов. Орудие «Нунцио Долорес» в пять сотен тераватт безудержной ярости превосходило многие пушки. Но даже мощный плазменный реактор «Нунцио Долорес» мог обеспечить несколько выстрелов «Беликозы», после чего производительность падала. Это смертоносное оружие предназначалось для завершающих ударов.

Правая рука казалась грубоватой по сравнению со световой рапирой: она оканчивалась медвежьей лапой, изготовленной из пластали и утяжеленной ферромитом. Оружие не отличалось технологическим совершенством, но было не менее опасным, и Харртек предпочитал его откровенную жестокость дальнобойности «Беликозы». Силовой коготь типа «Ариох» применялся в ближнем бою. Его бронированные пальцы окутывали расщепляющие поля, а сверху монтировались два мегаболтера, стрелявшие разрывными самодвижущимися снарядами крупнее человеческого туловища. Эту клешню разработали для уничтожения врага в схватке лицом к лицу. Терент полагал, что давно умерший создатель титанов не предвидел, что его машины будут сражаться на расстоянии удара. В те времена они были просто стрелковыми платформами, но сам Харртек дистанционной дуэли энергетических орудий предпочитал драку. На малом расстоянии он чувствовал жизнь, скрежет металла под гигантскими пальцами, электрические импульсы атомов, раскалываемых расщепляющими полями. От таких ощущений его сердце трепетало. Больше всего ему нравились те моменты, когда титаны сходились визор к визору и он мог сквозь стекло окулюса заглянуть в глаза другого принцепса; он наслаждался теми редкими мгновениями, когда его противник понимал, что уже мертв, и это отражалось на его лице. Для Харртека не было лучших моментов, чем вид другого человека, сознающего свое поражение.

Способности к разрушению «Нунцио Долорес» не ограничивались силовым кулаком. На широкой спине он нес спаренный лазерный бластер, какие изготавливали специально для титанов. Не такой мощный, как «Беликоза», но одновременный залп из всех шести стволов тем не менее производил внушительный эффект своим впечатляющим градом огня. К тому же он потреблял намного меньше энергии. Такая своеобразная гигантская версия лазвинтовки, которой снаряжали низших чинов Имперской Армии, орудие, способное взрыть поверхность оплавленными рвами, испарить тяжелый танк или пошатнуть основание города-улья.

Мнение титана совпадало с мнением Харртека. Родились эти мысли в голове человека или в мозгу машины, было неясно, но единое существо, которым они становились после подключения, обладало ненасытной жаждой уничтожения. Оно видело миллиарды вариантов смертей, и когитаторы, внедренные в его свирепую душу, без конца составляли все новые и новые сценарии. Даже одно созерцание сцен уничтожения побуждало титана ускорить шаг, чтобы поскорее добраться до посадочной площадки, невзирая на риск. Единственным источником притяжения на внешней стороне станции служила ее масса, и даже у такой огромной конструкции, какую представляла собой верфь, она была ничтожно мала. При любом отталкивании чуть сильнее нужного «Нунцио Долорес» мог вылететь в космос или оступиться и получить повреждение, врезавшись в одно из сооружений, заполнявших окружающее пространство: кранов, подъемников и транспортных установок.

«Полководец» стремился перейти на бег: ему не терпелось сразиться с сородичами, которые стали для него чужими. Харртек разделял его нетерпение, но понимал, насколько это безрассудно, и полностью сосредоточился на сдерживании «Нунцио Долорес». Порты интерфейса в его черепе стали перегреваться. Во рту появился привкус металла, и Терент не мог сказать, была ли это его собственная кровь или органолептический фантом, вызванный стрессом. Харртек не мог сейчас вести титана. Все свои силы он тратил на то, чтобы не дать «Полководцу» вырваться из-под контроля экипажа, он зависел от своего рулевого, старавшегося обеспечить ровный ход титана, и все это злило его. Он, принцепс, не мог управлять ситуацией. Ярость «Нунцио Долорес» давала колоссу силы противостоять его воле. Машинный дух корчился от стыда, вспоминая о прошлом столкновении воли исполинов Легио Солария с волей Легио Вульпа.

Что-то ударило по наголеннику титана. Харртек сумел частично отвлечься, чтобы через ауспик увидеть, как сбитый подъемный кран, медленно переворачиваясь, уносится в бездну.

— Стабилизировать машину! — рявкнул он.

Низкая гравитация мешала ходу «Нунцио Долорес». Модерат-рулевой старался изо всех сил. Весь экипаж старался. Графики нейронной обратной связи развернулись во внутреннем поле зрения Харртека.

— Нет, — проворчал он. — Медленно.

Но «Нунцио Долорес» не послушался. Сопротивление духу машины только раззадорило его. Харртеку пришлось изменить тактику: прислушаться к своему титану и следовать его желаниям. Он медленно ослабил хватку, прекращая бесполезную борьбу.

<Седьмая манипула, держаться за «Нунцио Долорес». Развить скорость атаки.>

Его команду составляли четыре титана. Все они подтвердили, что распоряжение получено. Седьмая манипула сохраняла мирмидонский строй: три «Полководца» («Нунцио Долорес», «Тенебрис Виндикта» и «Крайняя мера») с двумя более легкими «Разбойниками» («Пыль веков» и «Аре Беллус») на флангах.