Роберт Говард - Конан из Киммерии
Странно, но эта ледяная мертвая равнина не страшила беглянку. Казалось, она танцует не по обжигающему холодом насту, а по теплым доскам пола, перед натопленным очагом; она летела вперед, словно легкое перышко, и Конан, с каждым шагом глубоко проваливавшийся в снег, не видел ее следов. Он вспотел, но упрямство и желание превозмогали усталость; рыча и воя, он мчался за ней подобно голодному волку.
— Тебе не уйти! — ревел он. — Не уйти! И не заманить меня в ловушку! Попробуй — и люди твои лишатся голов! Ты не спрячешься от меня — ни тут, ни в горах! Я сверну камни, разобью скалы и настигну тебя даже на Серых Равнинах!
Презрительный хохот служил ему ответом.
Златовласое порождение льда манило его, увлекая в снежную пустыню. Солнце миновало зенит, начало клониться к горизонту, к далекому Западному океану, лежавшему за равнинами Ванахейма. Двое затерянных среди льдов и снегов по-прежнему мчались вперед — обуянные безумием, не знающие усталости.
Постепенно местность стала меняться. Бескрайняя плоская равнина теперь вспучилась холмами, ощетинилась зубцами скал; на севере, озаренные лучами вечернего солнца, вырастали горы — голубовато-льдистые, в отблесках алого, в отсветах багряной зари. Над головой Конана сверкающим кхитайским шелком развернулись полотнища северного сияния, многоцветные, как радуга жарких стран. Снег блестел и переливался то серебряным, то синим; мир вокруг исполнился магии и волшебства. И столь же колдовской была тонкая фигурка, манившая Конана вперед; он видел лишь ее и бежал, бежал, бежал…
Ничто уже не могло вызвать его удивления — ни танцующая перед ним недосягаемая красавица, ни два гиганта, внезапно загородивших ему дорогу. Доспехи их покрывал сверкающий иней, шлемы и лезвия секир отсвечивали синим льдом. Иней серебрился на их волосах, бороды смерзшимися прядями стекали на грудь, а в глазах стыл холод — ледяной холод, подобный отблеску зимних звезд.
Девушка метнулась к исполинам.
— О, братья мои! Взгляните — вот человек с теплой плотью, жертва нашему отцу! Я привела его к вам! Разрубите ему грудь, вырвите сердце, обагрите снег кровью! И, пока тело бьется и трепещет, возложите его на алтарь!
Раздался громоподобный рев — словно две ледяных горы, столкнувшись в океане, мерялись силой. Конан, вздымая меч, ринулся к гигантам; одетые инеем топоры взметнулись над ним. На долю мгновения их серебряный блеск ослепил киммерийца, но рука его была тверда: описав полукруг, стальное лезвие впилось в бедро великана. С хриплым рыком тот свалился в снег, но секира второго врага настигла Конана. Он тоже упал, сбитый с ног, но невредимый: плечо онемело, однако панцирь отразил удар.
Над ним, подобно башне, уходившей в сумрачное небо, высился гигант с подъятым топором. Лицо его казалось высеченным из гранита, пластины панциря отсвечивали сияньем льдов. Огромный топор рухнул вниз; Конан, спасаясь от удара, откатился. В следующий миг он уже был на ногах, и длинный его клинок просвистел погребальную песнь. Брызнула кровь, голова гиганта запрокинулась, огромная рана на шее казалась разверстым ртом. Подогнув колени, он медленно осел на землю — такой же каменно-недвижимый, как скалы, темневшие вокруг.
Девушка не отводила взгляда от бойцов, взирая на стремительную схватку; торжество в ее глазах быстро сменил ужас. Заметив это, Конан поднял окровавленный клинок и расхохотался — грозно, ликующе.
— Ну, где твои братья, красавица? Может, есть еще? Так позови их! И я разрублю им грудь, вырву сердца и обагрю снег их кровью! Но возлагать на алтарь не стану — брошу в снег, на поживу волкам!
Он шагнул к ней, и златовласая девушка в страхе бросилась к скалам — уже не смеясь, не издеваясь над Конаном, а желая лишь скрыться и спастись. Тщетно! Киммериец мчался за ней, чувствуя, как с каждым шагом, с каждым прыжком прибывают силы. Снег и осколки льда летели из-под его сапог.
Но расстояние не сокращалось — беглянка была быстроногой. Скрипнув зубами, Конан рванулся вперед. Теперь между ними было шагов сто, не больше. Он видел, как вьется по ветру полупрозрачная вуаль, и, казалось, уже чувствовал упоительный запах девичьей кожи. Прошло немного времени, и она начала спотыкаться; дыхание со свистом вырывалось из ее груди.
Конан ускорил бег и усмехнулся. Он побеждал!
Страсть, желание и гнев мешались в дикой его душе. С яростным воплем он сделал несколько гигантских прыжков, отшвырнул меч, вытянул руки и сжал беглянку в объятиях. Она билась, словно птица, попавшая в силок, но варвар держал крепко; его железные пальцы впились в нежную плоть. Тело девушки изогнулось, прикосновение к ее коже, холодной и белой, как снег, обожгло Конана. Золотые волосы метались перед ним, слепили глаза. Но коршун закогтил куропатку и не собирался выпускать добычи.
— Ты холоднее льда, — пробормотал он. — Ну ничего! Я согрею тебя, красавица! Моего жара хватит на двоих!
Она вырвалась отчаянным усилием и отскочила, оставив в его кулаке клочок своей невесомой фаты. Золотистые локоны рассыпались по плечам, растрепались, губы поблекли, судорожное дыхание волновало грудь. Конан замер. Ее красота — воистину нечеловеческая! — вновь поразила киммерийца.
Руки девушки взметнулись в мольбе, взгляд обратился к горам, что мрачными громадами темнели на горизонте. Теперь голос ее уже не казался перезвоном хрустальных колокольчиков; он был полон тревоги и страха.
— Имир! Имир, великий отец мой! Спаси! Защити меня!
Конан вновь попытался схватить ее, поймал край полупрозрачной вуали, потянул к себе… Но тут раздался грохот — такой, словно над ним заработали гигантские жернова, перетирая в пыль ледяную гору. В небесах холодным пламенем полыхнула зарница, затмив переливы северного сияния; громыхнул гром, и ослепительная вспышка заставила киммерийца зажмуриться. Фигурка девушки тоже казалась охваченной пламенем; какой-то миг оно сияло и жгло руки Конана, потом беглянка исчезла. Он был один; только ветер метался по равнине да угрюмые скалы торчали вокруг, темные и мрачные, подобные клыкам исполинского подземного чудища.
В небесах вновь громыхнуло, раскатистый рокот титанического барабана накатился с гор. Высоко вверху, над головой Конана, звезды пустились в стремительный хоровод, и в такт их круженью все бил и бил барабан. Потом звуки его сделались еще мощней, еще громче; теперь они напоминали грохот колес боевой колесницы и стук подков. Чудовищные кони влекли повозку все ближе и ближе, молнии летели из-под копыт, огромная фигура в ледяном панцире встряхивала вожжами, торопила скакунов…
Снежные сугробы, горы и скалы покачнулись, взлетела снежная пыль, застлав глаза Конану. Мириады огненных всплесков соединили землю и небеса, закружились, подобно гигантской карусели, рассыпались звездным ливнем. Равнина дрогнула и ушла из-под ног киммерийца.
Ослепший и оглохший, он рухнул в снег.
* * *Чьи-то руки перевернули его, чьи-то пальцы коснулись заиндевевшей щеки.
Он оживал, медленно и словно бы нехотя всплывая к свету из мрачного и холодного мира Серых Равнин, царства мертвых, где не сияло солнце, не искрились звезды, не пел песен ветер. Кто-то тряс его, кто-то растирал ладони и ступни — так, словно пытался содрать с них кожу. От этой пытки Конан совсем очнулся, зарычал и в поисках оружия принялся шарить по мерзлой земле.
— Парень очнулся, Хорса! — прозвучал над ним громкий возглас, — Очнулся, клянусь медвежьими кишками! Горм, ты посильней, может, спасешь ему руки да ноги… Такой боец нам еще пригодится!
— Кулак у него железный, — пробормотал другой голос, — Пальцы на левой руке никак не разжать… Что-то он держит… Крепко, как клещами!
Конан раскрыл глаза. Над ним склонились рослые бородатые люди. Волосы их сверкали золотом, панцири светились серебром; на плечах топорщился волчий мех, и волчьими шкурами были подбиты просторные плащи. Асы, подумал он, Ньорд, Хорса… Губы его шевельнулись, морозный воздух обжег горло.
— Конан! Конан, брат мой, ты жив? — Один из воинов встал рядом с ним на колени.
— Кром! — хрипло выдохнул киммериец. — Или мы оба живы, Ньорд, или все мы уже на Серых Равнинах.
— Думаю, там потеплее, — ответил вождь асов, касаясь щеки Конана. Люди его, два или три человека, копошились вокруг, растирая киммерийцу ступни и ладони.
— Прости, брат, что мы задержались, — продолжал ас. — Попали в засаду! Ну, тем, кто в ней сидел, растирания уже не помогут… — Он ухмыльнулся, блеснув зубами, — Мы нашли груду изрубленных тел, еще не успевших остыть, но тебя среди них не было. Тогда мы пошли по следам… Но куда ты бежал, безумец? К горам, в ледяную пустыню! Клянусь Имиром, мы шли за тобой всю ночь, уже не надеясь найти, — вьюга заметала твой след. Куда тебя понесло?
— Имир, — прохрипел Конан, — Имир…
