Денис Юрин - Воскрешение
Совершив отвлекающий маневр, Дарк немного приблизился к дому, откуда за ним следили, но до выхода на линию атаки было еще далеко, поэтому моррон продолжил притворяться очарованным красотами филанийской столицы путешественником. Пока вампир не должен был заподозрить неладное и покинуть столь удачно выбранную для наблюдения позицию. Если бы он даже усомнился, что моррон способен получать эстетическое наслаждение от созерцания Храма, то решил бы, что объект наблюдения или кого-то поджидает, или осматривает окрестности тюрьмы перед тем, как взяться за воплощение в жизнь только ему известного плана.
Нет, по всем законам логики соглядатай не должен был покинуть свой пост, и в правоте этого суждения Аламез убедился, как только отвернулся от ярко блестевших под лучами солнца и почти ослепивших его золотых куполов. Наблюдатель не заподозрил подвоха, его крохотная головка по-прежнему маячила в далеком окне, что подвигло Дарка на следующий шаг.
Сделав вид, что проголодался, моррон подошел к торговым лоткам и с ходу вступил в оживленный разговор с продавцом фруктов, вынуждая бедолагу продать сочные плоды по гораздо меньшей цене, чем они были выставлены. Переговоры сопровождались бурной жестикуляцией с обеих сторон, так что, скорее всего, «дичь» приняла происходившее внизу на площади за чистую монету. Устроенный фарс позволил моррону сократить дистанцию до двери дома почти вдвое, но расстояние все равно оставалось довольно большим, и вампир успел бы скрыться, ступи Аламез в его сторону хотя бы пару шагов.
Громко крича и уже перейдя на откровенную ругань с несговорчивым продавцом, Дарк судорожно пытался придумать какой-нибудь трюк, чтобы всего на несколько секунд отвлечь внимание вампира. На чудесную случайность рассчитывать не приходилось; чудеса вообще не происходят, когда их ждешь и когда в них возникает особо острая необходимость. Если бы поблизости, скажем, перевернулась телега и жадный до чужого народ кинулся подбирать рассыпавшееся добро – вот это точно дало бы Дарку пять-десять секунд, на которые противник отвлекся бы, а он успел бы домчаться до заветной двери. Происки карманных воришек тоже были бы сейчас весьма и весьма кстати, но, как назло, юная поросль городского отребья не промышляла на площади перед тюрьмой, наверное, боясь проклятия этого места.
Когда удачный случай не подворачивается, нужно его создать; а когда пугливая птица удачи пролетает мимо – ловить ее за хвост! Так Дарк и поступил. Не дожидаясь подходящего происшествия, сам спровоцировал давку и кутерьму.
Задетый за живое упрямством скупого покупателя, торговец уже не собирался ему ничего продавать, а что есть сил, размахивая руками, отгонял моррона от своего лотка, конечно же, попутно осыпая его унизительными оскорблениями. Нетрудно догадаться, что большинство бранных слов касалось врожденных жадности и слабоумия всех без исключения имперцев. Дарк не счел возможным продолжать дальше перепалку с откровенно хамившим торговцем. Как только тот в очередной раз взмахнул своими огромными ручищами, быстрым движением правой руки сорвал кошель с пояса сквернослова, а левым кулаком тут же заткнул широко открытый рот орущего. Если моррон оставил бы добычу себе, то уже в следующий миг ему бы заломили за спину руки и, изрядно отмутузив, отдали бы на дальнейшее растерзание подоспевшим стражникам. В этом случае толку от затеи было бы ноль, а вот большие проблемы точно появились бы, поэтому Дарк не кинулся бежать, как на его месте поступил бы любой воришка, а быстренько ослабил тесемку кошелька и с силой подбросил его вверх. Дождь из настоящих монет заставил мгновенно позабыть о свершенном у них на глазах злодействе буквально всех, кто находился поблизости. Толкаясь локтями, пихаясь животами и сбрасывая с лотков товары, как торговцы, так и покупатели принялись ловить посыпавшееся на них с небес серебро, золото и медь, а злодей-моррон получил десять секунд форы, на которую так рассчитывал.
Сбив с ног ударом корпуса грузного толстяка, преградившего ему кратчайший путь к цели, а затем безжалостно пнув в живот еще одного увлеченного ловлей монет ротозея, Дарк выскользнул из воцарившейся толчеи и со всей скоростью, на которую были способны его ноги, рванулся к закрытой двери. Тогда Аламезу показалось, что его пробежка продлилась чуть дольше секунды. Вот он что есть сил сорвался с места, а вот уже перед глазами появилась и дверь с одновременно возникшим в голове осознанием прискорбного факта, что он никак не успевает затормозить.
Когда предотвратить беду невозможно, стоит подумать, как извлечь из нее выгоду; когда же неизбежно увечье, нужно постараться свести его к минимуму. Подумать над обоими очень актуальными в данный момент вопросами Дарк, конечно же, не успел, ведь до столкновения с дверью оставались считаные доли секунды. Однако инстинкты, до трудной минуты спокойно дремавшие внутри его тела, мгновенно проснулись и спасли легкомысленного хозяина, несущегося что есть мочи на преграду и готового расшибить об нее лоб.
До закрытой, а возможно, и запертой изнутри на пару-тройку крепких засовов, двери оставалось всего ничего, менее двух шагов, когда Аламез резко оттолкнулся правой ногой от земли, подпрыгнул и сгруппировался в полете, развернувшись боком и подставив под удар правое плечо. Не исключено, что хозяева, перед тем как съехать, и заперли дом, да только моррон этого не заметил, как, впрочем, не успел почувствовать и боль от соприкосновения хоть с прогнившими, но все же крепкими досками.
Грохот, чудовищный грохот, возникший в ушах, парализовал все остальные чувства моррона, когда он, проломив дверь и сметая со своего пути зачем-то придвинутую к самому порогу скамью, влетел внутрь опустевшего лет эдак десять назад дома. Сила инерции, хоть и значительно погашенная при ударе, по-прежнему влекла его удачно вставшее на ноги, но неспособное удержать равновесие, неуправляемое тело вперед, в центр запыленной, покрытой узорами паутины комнаты. И все бы ничего. Дарк непременно совладал бы с непослушными ногами и остановился бы, да только в жалобно скрипевшем под его весом полу отсутствовала добрая треть досок и зияла огромная дырища, в которую не только человек, но и целая корова могла бы провалиться.
Аламез так и не успел понять, что же с ним произошло. Едва он почувствовал легкость полета, как колени и локти одновременно ощутили мощные удары, а на фоне уже привычного грохота раздался новый звук, треск ломаемых костей. В следующий миг на провалившегося в подвал моррона обрушилась не боль, а огромный комод, который он в самый последний момент перед падением умудрился опрокинуть.
Примерно на пару секунд мир замер, в нем не было ничего: ни звуков, ни боли, ни иных ощущений, а затем все они появились, да так резко и сразу, что, придавленный тяжестью обломков к холодным камням подземелья, моррон прикусил язык, пытаясь сдержать и подавить рвущийся из горла крик. Конечности, на которые он неудачно приземлился, были как будто объяты огнем; в жутко ноющих лопатках что-то хрустнуло, а позвоночник так согнулся, что, казалось, вот-вот переломится пополам.
Превозмогая боль и по-прежнему стоически борясь со рвущимся на свободу криком, Аламез зашевелился, пытаясь выползти из-под обломков развалившейся при ударе о его спину мебели. Жуткая резь во всех членах старалась лишить сознания жертву собственной самонадеянности, но пульсирующая в голове одна-единственная мысль оказывала достойное сопротивление болевому шоку. Она не позволяла отключить чуть ли не рвущиеся от напряжения канаты нервов и пыталась изо всех сил защитить тонкую нить сознания, связующую моррона с окружающим миром.
«Двигаться, двигаться! Я должен бороться! Враг рядом, он меня добьет!» – кричал разум медленно, но упорно выползавшего из-под груды обломков Дарка.
Как только изрядно пострадавшее тело Аламеза оказалось поверх того, что еще совсем недавно можно было считать комодом, произошло чудо, правда, какое-то неполноценное, частичное… одним словом, ущербное. Гул в ушах стал потише, звуки вернулись, а болевые ощущения совсем покинули тело, видимо, отчаявшись погрузить его в бессознательное, беспомощное состояние. Сделав над собой титаническое усилие, Дарк даже смог подняться на ноги, но предательница-голова тут же закружилась, и моррон, чтобы не упасть, попытался ухватиться левой рукой за находившуюся, к счастью, поблизости опорную балку. Удержаться на ногах кое-как удалось, но вид собственной руки Аламезу совсем не понравился. Он собирался схватиться за бревно, но вместо этого оперся на него опухшим локтем. То же, что шло от локтя до кончиков торчащих в разные стороны, но чудом сохранивших форму пальцев, и рукой-то назвать было нельзя… Окровавленное месиво, жуткий фарш, из которого нерадивая хозяйка позабыла вытащить кости. Удивительно, что расплющенная конечность еще как-то держалась вместе, и уж совсем невероятным показалось моррону, что он совсем не чувствовал поврежденного участка руки, как будто его вовсе и не было.
