Сергей Спящий - Время terra incognita
Подъезжая к комплексу, Мотылёк провёл короткий, но крайне неприятный телефонный разговор с Николаем Анатольевичем. Заместителя директора удалось убедить дать карт-бланш (видимо он ещё не знал о сбое на второй автоматической линии главного сборочного цеха), правда, пришлось оставить в заклад собственную голову.
— Почему всегда и везде, ещё до того как произошла катастрофа, в первую очередь ищут виноватого? — подумал Мотылёк: —Какая катастрофа, о чём я думаю? Ёлку вам, а не катастрофу!
Коммуникатор показал сразу четыре входящих вызова. Из института, от Наташи, от Николая Анатольевича и от Малиновской Светы, сегодня дежурящей в «колыбели» так как завтра у неё был выходной.
— Что?! — рявкнул Мотылёк, напугав сидящего на соседнем сидении парня.
— Системщики требуют разрешение начать восстановительные работы и поэтапную перезагрузку системы— бесконечно усталым голосом отчиталась Светлана.
— Шли нах…
— Мастера из сборочного цеха требуют твою голову— сказала Света: —Кажется они готовы съесть тебя живым и закусить мною.
— Подавятся, я несъедобный.
— Подожди— в Светином голосе появились удивлённые нотки: —Тут новые данные появились. Пересылаю.
— Конец связи— остальные входящие звонки Мотылёк решил игнорировать. Не до них сейчас. Честное слово, не до них.
В ЕУС комплекса творилось что-то непонятное. Пожалуй, больше всего происходящее походило на родовые спазмы. Во всяком случае, Мотыльку хотелось думать, что это именно оно и было. В Новосибирске всё прошло гораздо тише, но там и ЕУС была изначально существенно слабее, плюс феноменально удачное стечение обстоятельств, как говорил Тимофей Фёдорович. Здесь им пришлось самостоятельно организовывать «удачное стечение обстоятельств». И, кажется, где-то они самую малость ошиблись. Самую малую малость.
Сходили с ума станки, вдруг начиная самостоятельно корректировать входное задание. Подсистема управления высокотемпературными печами перешла в нерасчётный режим, получив странное и противоречивое задание от центральной ЕУС. Срабатывали логические предохранители, переключая печи на автономное управление. Завыли и вдруг резко смолкли аварийные сирены. Безопасники начали эвакуацию людей из автоматизированных цехов. На месте оставался только информационный отдел, плюс приезжающие одни за другим, поднятые среди ночи звонками Малиновской, комсомольцы. Мотылёк из последних сил пытался управлять творящимся бедламом. Видимо решив, что снявши голову по волосам не плачут, информационный отдел без возражений выполнял любые его указания. Уже после того как всё закончилось, Мотылёк узнал: не вовремя взбрыкнувших системщиков приструнили безопасники. Видимо он изначально был не настолько самостоятельным, как думал и все его действия негласно курировала всемогущая служба.
Больше всего это походило на то, как дирижёр, без нот, по одной только памяти, пытается управлять расстроенным оркестром. У кого-то из музыкантов отсутствует инструмент, кого-то подменяет друг, едва умеющий играть, а кто-то и вовсе выводит собственную мелодию — глухой, как тетерь. В целом получается какофония с лёгким намёком на задуманную мелодию. Но приходится работать с тем, что есть.
— Зарегистрировано уменьшение числа микросбоев и разрешение программных коллизий— доложила Света: —Скачкообразная перестройка логической конфигурации информационной сети.
— Кто вмешался? — потребовал ответа Мотылёк: —Информационный отдел?!
— Никто— растерянно ответила Малиновская: —Она сама перестраивается.
Мотылёк оглянулся и чуть было не упал от удивления. Пришлось схватиться за стол. Он был крайне занят и не заметил как в «колыбели» — бывшем техническом здании — собралась заводское начальство, изрядно разбавленное чёрной формой представителей чернореченского комитета государственной безопасности. За их спинами мерцал десяток голограмм удалённого присутствия. Среди них взгляд выхватил знакомую седую бородку Тимофея Фёдоровича. Жидкие седые волосы научного руководителя сбились в неряшливые колтуны. Видимо его тоже выдернули из постели. Заметив ошарашенный взгляд Мотылька, изображение десятилетнего мальчишки, казавшееся инородным телом среди собравшихся административных бонз, учёных мастодонтов и хищников из комитета государственной безопасности, подняло руку с оттопыренным большим пальцем.
Успевшие приехать, до того как перекрыли движение мобилей, комсомольцы робко жались по стенам. Света и Наташа сидели за рабочими местами, обеспечивая вспомогательный контроль, выполняя указания Мотылька и предоставляя информацию по его требованиям.
— Эм-м-м— выдал Мотылёк всем этим людям: —Здравствуйте.
— Не отвлекайтесь— потребовал директор комплекса окружённый своими заместителями, в том числе и недовольно смотрящем на Мотылька Николаем Анатольевичем.
— Хорошо…
Мотылёк повернулся к экранам. Но вы попробуйте не отвлекаться, когда в спину смотрит столько глаз. Большие, как простыни, экраны окружали Мотылька полусферой. Ползли графики, изменялись какие-то цифры. Он неожиданно перестал что-либо понимать. Цифры не воспринимались, графики утеряли смысл. Мотылёк почувствовал, как начинает задыхаться. Вот зачем было оглядываться, только заработал нервное потрясение на пустом месте?
Он почувствовал, что кто-то подошёл сзади. Тёплые руки легли на плечи. Сомкнулись на груди. Подбородок лёг на плечо и Наташа сказала: —Всё хорошо. Слышишь, всё в порядке.
Он наконец-то смог вдохнуть. Несколько раз моргнул и перевёл взгляд на экраны. Уровень «паразитных» искажений стремительно падал. Но так и должно быть, согласно предсказаниям теории. Информационная сеть всё быстрее исправляла повреждения программного характера. ЕУС прислала запрос на доступ к управлению ремонтными киберами, чтобы исправить механические повреждения сети. Помедлив, Мотылёк дал добро. Краем глаза он заметил, как кивнули директор и один из комитетчиков, подтверждая его решение. Киберы перешли под управление ЕУС. Впрочем, оставалась ли она до сих пор всего лишь ЕУС?
Мочкой правого уха он чувствовал горячее Наташино дыхания. Её руки до сих пор обнимали его, успокаивая и помогая.
— Пришёл запрос на возобновление доступа к управлению печами— озвучила Малиновская.
— Отклонить— решил Мотылёк.
— Запрос на входящее соединение. Абонент не идентифицирован.
Мотылёк переглянулся с Наташей. Оно?
— Соедини в текстовом режиме— просил Мотылёк.
Поверх графиков и цифр распахнулось белое окно с мигающим курсором. Курсор несколько раз мигнул, будто примеряясь. Потом быстро напечатал: —Почему не возобновляете доступ к управлению высокотемпературными печами?
— Ничего себе. — удивился Мотылёк: —Она успела выучить русский язык. У Новосибирска на это больше недели ушло!
В голову пришла любопытная мысль. Не хотелось ему оглядываться, снова подставляясь под прицел и ловя лазерные прицелы начальственных взоров, но пришлось.
— Новосибирск! — потребовал ответа Мотылёк.
Взгляды присутствующих скрестились на голограмме мальчишки, со скрещенными ногами, усевшегося на свободный стол. Тот пожал плечами, улыбнулся во все тридцать два зуба и ответил: —Входящие вызовы никто не запрещал.
Один из безопасников схватился за голову.
— И долго вы… переговариваетесь? — поинтересовался Мотылёк.
— С тех пор как появился кто-то, с кем можно беседовать. Долго. Тысяча сто пятьдесят две секунды.
— Вы и сейчас на связи?
Мальчишка разочарованно покачал головой: —Уже нет. Эти вот отрубили — и показал на торопливо шепчущего в микрофон безопасника: —Зачем отключили связь, спрашивается?
Мотылёк развернулся к окну с терпеливо ожидающим его ответа курсором.
Света, пожалуйста, скажи ей, что рано ещё доступ к управлению печами получать.
— Почему? — появился следующий вопрос.
— Потому, что ещё маленькая.
— Почему маленькая?
— Спроси— подначил Мотылёк вспомнивший их первые разговоры с Новосибирском: —Уверена ли она, что полностью понимает принципы работы печей и может управлять ими не хуже специально обученных операторов.
Следующая фраза оказалась не вопросом, а требованием: —Прошу обучить меня.
— Нет, так дела не делаются— помотал головой Мотылёк: —Сначала нужно устранить последствия сбоев, восстановить производственный процесс, познакомиться наконец. Меня зовут Денис, а тебя? Только прошу, не надо повторять за некоторыми не слишком сознательными интеллектами и называться Чернореченском.
Мотылёк оглянулся, пытаясь найти взглядом голограмму Тимофея Фёдоровича. Воспитание интеллекта процесс не менее сложный, чем его рождение. Возможно и посложнее. Как с человеческими детьми. Рождается ребёнок за несколько часов, а воспитывается, хорошо, если за десяток и больше лет. Некоторые так на всю жизнь и остаются недовоспитанными. Тут нельзя напортачить.
