Евгения Лопес - Черная дыра
Странная тишина была ему ответом; он обернулся; Гела смотрела на него огромными, широко раскрытыми глазами, и во взгляде ее явственно читалось потрясение, изумление, шок… Он вскочил.
— Ты жива?! — он едва не задохнулся от неожиданного, лавиной обрушившегося счастья. — Ты пришла в себя! Как ты себя чувствуешь?
— Нормально… — сдержанно отозвалась она. — А сколько я была без сознания?
Он сел на край кровати и склонился к ней, вглядываясь в лицо, словно не веря в долгожданный радостный исход событий.
— Ночь до операции и трое суток после.
— Мне сделали операцию?
— Да, эта девушка, Айзук, она врач. Она прилетела с Атона.
— Понятно, — Гела вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза. — Веланда, я слышала все, что ты здесь сейчас говорил.
Он почувствовал, что теперь бросает в жар уже его; почувствовал, как заливаются краской щеки и в полном замешательстве не нашелся, что ответить.
— Веланда… Ты очень хороший. Ты замечательный. Но… Я очень люблю Рилонду. Понимаешь?
«Вот и все», — промелькнуло у него в голове.
Вот и все. Объяснение, то, о чем весь последний год втайне мечтал и запрещал себе, чего желал и боялся, произошло случайно, непредвиденно, неожиданно для него самого и закончилось. Закончилось быстро, просто и страшно…
Конечно, он понимал, что ситуация для него — безнадежная, и не ждал никакого другого ответа. Почему же тогда боль вспыхнула с новой силой?
— Я знаю, — с горечью выговорил он. — Скажи мне только… А если бы ты… Если бы не его… Если бы меня встретила первым… Ты могла бы полюбить меня?
Гела кивнула и улыбнулась — ласково и сочувственно.
— Конечно, могла бы. Ты же замечательный.
Он наклонился чуть ниже и отразился в ее глазах.
— Это правда?
— Да…
Еще одно движение — и его губы приблизились к ее губам. Приблизились уже слишком…
Она поспешно повернула голову набок и прошептала:
— Нет, Веланда. Нет…
И тут все чувства разом: и напряжение последних дней, так скоропостижно обернувшееся радостью, и ощущение ее нереальной, фантастической близости, и осознание того, что ей теперь, наконец, известно о его любви — все это, соединившись в гремучую смесь, вскипело и поднялось из глубины сердца мощным, горячим, безрассудочным вихрем. В безумном порыве он решительно, хотя и довольно бережно, развернул ее голову обратно и поцеловал; а потом, не переводя дыхания, не обращая внимания на ее сопротивление, принялся осыпать поцелуями ее лицо, шею, плечи, рукой одновременно лаская хрупкое, нежное тело…
Гела, конечно, ослабела за время болезни, но ее тоже захлестнули эмоции, хотя и совершенно противоположные тем, что испытывал он; и, по-видимому, благодаря им через несколько минут ей все же удалось изо всех сил оттолкнуть его и крикнуть разгневанно:
— Опомнись, что ты делаешь?! Хочешь, чтобы я тебя ненавидела?!
Ненавидела… Это слово, хлесткое, ледяное, жестокое, подействовало как пощечина, включив его разум. Нет, он не хотел, чтобы она его ненавидела. Еще немного он смотрел на нее молча, тяжело дыша, затем вскочил и выбежал из каюты.
В своей каюте он рухнул на кровать. Боль, смятение, досада разрывали сердце, глаза нестерпимо жгло. Слезы? Он прижал к лицу ладони. Нет, выдержать все то, что с ним происходит — выше человеческих сил…
Гела, оставшись одна, попыталась встать, чтобы закрыть дверь на ключ, но ноги не слушались ее, и попытка оказалась безуспешной; пришлось снова опуститься на подушку.
Тогда она закинула руки за голову и задумалась… Веланда. Можно ли сердиться на человека и одновременно жалеть его? Так вот почему он так внезапно уехал в Южную обсерваторию. Как же ему, должно быть, тяжело и больно… А она просто не замечала других мужчин, с тех пор, как встретила принца. Который поразил ее вовсе не титулом, а своей необыкновенной добротой и благородством… Веланду очень, очень жаль, однако его поведение сегодня было совершенно непозволительным…
Спустя час дверью послышались шаги; она напряглась, но это оказался не ученый — в каюте появилась незнакомая черноглазая девушка; ее сопровождали два вергийских солдата. При виде Гелы девушка вскрикнула от восторга и хлопнула в ладоши.
— Я знала! Знала! Слава звездам! Вы пришли в себя! Принцесса… Как Вы себя чувствуете?
— Нормально, — улыбнулась Гела. — Ничего не болит. А Вы, наверное, Айзук?
— Да, я Айзук, врач. Давайте, я Вас осмотрю.
— Да.
После осмотра Айзук раскрыла медицинский чемоданчик.
— Дайте, пожалуйста, руку, я поставлю укол в вену.
— Может быть, перейдем на «ты»? — предложила Гела, подавая руку.
— Хорошо, — кивнула Айзук.
— Айзук, ты ведь недавно с Атона. Как там Рилонда?
— Молчать! — вдруг неожиданно гаркнул один из солдат, и оба они, как по команде, вскинули пистолеты.
— Ребята, спокойно, — жестом остановила их Айзук. — Я ничего не скажу. — И, вновь повернувшись к Геле, пояснила. — Нам нельзя разговаривать об Атоне и общих знакомых. Хадкор так распорядился, а они за этим следят.
— Понятно, — усмехнулась Гела. — Айзук, у меня к тебе есть одна просьба. Там, в тумбочке, электронный ключ, это второй ключ от моей каюты. Возьми его, пожалуйста, себе и закрой дверь, а когда придешь в следующий раз, откроешь.
— Но если я закрою дверь, господин Веланда не сможет сюда попасть, — недоуменно приподняла брови Айзук.
— Ну да, — подтвердила Гела.
Айзук внимательно посмотрела на нее.
— Что-то случилось?
— Нет, ничего. Это просто на всякий случай.
— Ну что ж, — пожала плечами Айзук. — Конечно, закрою.
Через пару часов Веланда, немного придя в себя, почувствовал, что необходимо все-таки поговорить с Гелой: попросить прощения… Он отправился на кухню, а затем, с подносом в руках, в ее каюту, и наткнулся на закрытую дверь.
— Гела, — позвал он. — Это я. Нам надо поговорить, пожалуйста. Я хочу извиниться…
— Не сейчас, — раздался из-за двери ее голос. — Позже.
— А еще я принес тебе завтрак. Тебе надо поесть.
— Я пока не голодна.
Он поставил поднос на пол и сам сел рядом с ним, обхватив голову руками.
— Гела, я очень виноват, не сдержался. Этого больше никогда не повторится. Пожалуйста, открой, мы просто поговорим.
— Веланда, иди к себе. Мы поговорим когда-нибудь, но не сейчас. Сейчас я пока не в состоянии. Правда… Иди к себе.
Он поднялся и медленно побрел в свою каюту.
Глава 6. О МУЖЕСТВЕ
Утром четвертого дня полета Алан пришел на завтрак в обычном мрачном настроении. Там уже были Хадкор и Дайо. Айзук опаздывала.
— А где же госпожа доктор? — поинтересовался вергиец.
— Не знаю, — в голосе Дайо скользнула тревожная нотка.
— Я здесь, — дверь распахнулась, и девушка появилась в столовой. Она сияла от счастья. — Я навещала принцессу. У нее ночью был кризис. Так вот, она очнулась! Пришла в сознание… Слава звездам!
Из всей присутствовавшей компании Айзук могла на радостях обнять только Алана, что она и сделала. Алан несказанно обрадовался известию; несколько дней пугающей неизвестности наконец разрешились хорошей новостью. На лице Хадкора он прочитал нескрываемое облегчение; Дайо сдержанно улыбнулся: в точности так, как и полагалось вергийскому аристократу.
— Теперь уже Гела будет только выздоравливать, — весело сказала Айзук, усаживаясь на свое место. — Инфекцию мы победили. Я, конечно, была уверена, что все закончится благополучно, но все же, откровенно говоря, нервничала. Но теперь уже самое страшное позади… Слава звездам!
Хадкор высокомерно усмехнулся.
— А что, атонцы обожают принцессу так же самозабвенно, как и принца?
— Это Вы о чем? — нахмурилась Айзук.
— Ну, у вас ведь там культ личности вашего принца, особенно после того, как он чуть не погиб.
Айзук отложила вилку.
— Вообще-то не просто чуть не погиб, а чуть не погиб, спасая людей, и вергийев среди них, между прочим, тоже… А вот Вы могли бы отдать жизнь за свой народ?
— Еще чего, — Хадкор передернул плечами. — Она у меня одна.
— У него тоже одна… И не надо обижать атонцев. Культ личности возможен только у нецивилизованных народов, а атонцы — цивилизованные. Никакого культа нет, а есть уважение и уверенность, что для нашего правителя самое важное — не его личные амбиции, а благополучие народа. В отличие от многих других правителей…
— Цивилизованные? Так что ж вы до сих пор живете с монархией — самой устаревшей формой правления?
— А разве имеет значение, как называется руководитель — король, президент или как-то еще? На самом деле значение имеет только его отношение к людям. Атонские короли традиционно ставят для себя интересы народа на первое место. Они живут и работают для народа, они ответственны за благоденствие нации в целом и каждого отдельного человека в частности, и считают такую работу своей первейшей обязанностью. И Рилонда такой же — он просто вкладывает в развитие и процветание родной планеты все свои силы и делает это искренне, поэтому и пользуется заслуженным уважением. А если какой-нибудь властитель относится к собственному народу презрительно, считает его толпой, не заслуживающей внимания и помехой для реализации личных интересов… Ну что ж, на уважение он вряд ли сможет рассчитывать.
