Татьяна Вагнер - Живыми не брать!
Но когда начался новый день, ничего похожего не случилось.
Я стою неизвестно где, среди клубов серых, вонючих испарений, как памятник человеческой дурости, и не представляю, куда сделать новый шаг. Комары роятся вокруг меня и звенят на тонкой противной ноте. Их оптом заглатывают гнусавые лягушки.
Мне тоже очень и очень хочется кушать! Я сглотнула, простучала шестом границы земной тверди, на которой застряла, и медленно опустилась на землю. Вполне возможно, пока я перекушу и отдохну, солнце победит туман и мне станет понятно, где я оказалась и что делать дальше. Сбрасываю с плеча рюкзак, поудобнее устраиваюсь на покрытой редкой травой земле, кладу шест рядом, стаскиваю перчатки и разглядываю усталые ладони.
Мозолей вроде нет, и это хорошо. Я запихнула компас в карман, застегнула молнию, чтобы не потерять, вытащила из рюкзака пирожок и сжевала, прихлебывая водой. Потянулась к рюкзаку, чтобы взять второй, но неловко повернулась, зацепила ногой жердь. Она скатилась на мох, вроде бы совсем рядом, но и рукой отсюда не дотянуться. Нужен один маленький шажок, всего один! Носок моего ботинка опускается на ковер из мягкой зелени, потом вся ступня, я наклоняюсь вперед и…
Нога уходит в трясину, наверх с мерзким звуком вырываются пузыри болотного газа, напрасно я раскачиваюсь, пытаясь вызволить конечность, – становится только хуже! Теряю равновесие и с размаху плюхаюсь вниз – пытаюсь ухватиться за жердь, но хватаю руками воздух. Жердь уже слишком далеко… Дергаюсь, пытаюсь выбраться, поплыть к спасительному островку. И слишком поздно понимаю свою ошибку. Я вся перепачкалась и погружаюсь в мерзкую зловонную жижу так быстро, как будто у меня подошвы из свинца. Болото уже затянуло меня по грудь и утробно урчит, предчувствуя мою гибель. Теперь до спасительного островка мне уже не дотянуться, никакого другого деревца поблизости не видно – трясина обступает меня снизу, а густой влажный туман – сверху.
Я замерла, даже дышала едва-едва, но трясина все равно медленно и плавно поглощала меня, отнимала мою жизнь сантиметр за сантиметром. Сколько я проведу здесь? Может быть, час, если повезет – немного дольше. Торфяная жижа сомкнется над моей головой, зеленая трава затянет лужицу, лягушки споют прощальную песенку, а мой последний выдох превратится в еще один болотный огонек, обреченный странствовать по холодным просторам…
«Проиграла! Ты проиграла!» – мстительно звенели комары, пока я не отогнала их ладонью. Одно энергичное движение – минус три сантиметра жизни.
«Не дошла, не нашла, не сбежала, не узнала…» – издевались надо мною лягушки. Жалко, нечем в них швырнуть. Хотя нет, в кармане куртки у меня еще есть средство. Самое последнее, абсолютно бессмысленное, исключительно для безнадежных случаев. Если под мышками хлюпает жидкая грязь, а ноздри щекочет сухая болотная трава, дышать тяжелее с каждым вдохом, а помощи ждать неоткуда – случай можно признать безнадежным. Сунуть руку в карман и вытащить замотанное в тряпицу зеркало, в котором заключен болотный дух, мне сложно, и я ограничилась тем, что во все горло заорала:
– Дух болота! – Меня слышат только жабы и безмозглые головастики, так что я беспрепятственно могу орать любую глупость. Набираю в легкие воздуха и кричу еще громче: – Дух болота! Вытолкни меня из трясины – отпущу на свободу!
Ничего не произошло…
Болотный дух не торопится мне на помощь. Звук голоса теряется в пространстве. Голова разболелась от болотных испарений, перед глазами проплывают радужные круги, мысли путаются. Часы и минуты рассыпались, перемешались и превратились в вечность – не знаю, сколько времени прошло. Сзади раздался тихий шелест, потом – противный причмокивающий звук. Болотные обитатели настороженно притихли, даже туман стал легче и прозрачнее, жижа вокруг меня качнулась, хотя я пальцем не шевельнула. Появился еще один незнакомый звук – дыхание, какой-то крупный зверь сопит и подкрадывается все ближе ко мне!
Руки у меня все еще над водой, я пошевелила озябшими, затекшими пальцами. Если зверюга крупная, хватит ли у меня сил и скорости ухватить тварь за шкуру и удержаться, чтобы вместе с нею вырваться отсюда? Или мы вместе ухнем в трясину?
Я прикрыла глаза, но не успела сконцентрироваться – ОНО вцепилось в мой воротник и потащило меня вверх с необъяснимой силой. Лучше мне было не смотреть на него – огромное ужасное существо, покрытое лохматой шерстью! Извиваюсь в его лапах – с меня стекает жидкая грязь, которая пропитала куртку, штаны и набилась во все складки. Тина и болотная трава облепили всю одежду и тоже прибавляют мне веса. Каждое движение дается с трудом – как могу, пинаю своего обидчика, но вывернуться не удается. Меня протащили по болоту и швырнули так, что от удара я потеряла сознание…
15
…Наверное, я уже попала на правь или, проще говоря, в предбанник ада. Лежу здесь тихонько на подстилке из мокрой соломы. Надо мной нависает закопченный потолок, рядом в стальной жаровне горит огонь, чудные тени пляшут по стенам, а спертый воздух пропитался запахом горелой рыбы. Голова у меня раскалывается. Подношу руку ко лбу и обнаруживаю мокрую тряпку, а под ней – здоровую шишку. Губы пересохли и растрескались, скула распухла и болит, похоже, там синяк. Пробую пошевелить ногами – легко! Повернуться, сесть, привстать – запросто! Значит, кости и связки целы, мне повезло.
Я села, запустила пальцы в волосы, попыталась вытряхнуть присохшую тину и грязь. Обнаруживаю, что ботинки с меня сняли и поставили к огню, куртка тоже истекает грязью, подвешенная на крюк.
Глаза привыкают к полумраку – вижу лавку, прикрытую звериной шкурой, полку, на которой теснится пыльная посуда. Разглядеть помещение во всех подробностях я не успела – двери заскрипели, выдав приближение хозяина лачуги. Быстренько укладываюсь обратно на солому и прикрываю глаза, чтобы тайком взглянуть на чудище.
Его черный силуэт полностью заслоняет двери, огромная черная тень неумолимо наползает на меня, пол скрипит под тяжелой тушей – чудовище приближается. Оно склоняется надо мной – существо напоминает крупного мужика в меховой одежде с островерхим капюшоном. Оно медленно стаскивает капюшон с головы…
Тут я не выдерживаю и кричу:
– Лы-сый? – хотя прекрасно понимаю, что это неправильно. Это на Полигоне выбритая голова Алекса сверкала, как бильярдный шар, а сейчас она равномерно обросла волосами, щеки и подбородок тоже покрылись бородкой, но все равно – я узнала его!
Алекс виновато улыбнулся:
– Ань, ты прости, что приложил тебя вчера. Не узнал, пока водой не окатил. Думал, этого поймал… болотного духа!
Я не удержалась и расхохоталась:
– А я думала – это чудовище! Саблезубый хищник или снежный человек, мало ли кто живет на этих болотах? Погоди. Откуда ты узнал про болотного духа?
– Так, слышал от одного безумного. – Алекс снял с огня большой котел – в нем варились крупные раки, несколько листиков и корешков. Затем он со знанием дела водрузил на огонь вертел с заячьей тушкой. Ноздри защекотал приятный запах жареного мяса. Котел Алекс плюхнул прямо на пол поближе ко мне и сел рядом.
– Есть хочешь?
– Угу… – Добыв кусочек мяса из алого панциря, съела, облизала пальцы и еще раз окинула взглядом жилище Маньяка. – Слушай, ты неплохо обустроился!
– Нормально. Только пива нету. Я маленько экспериментирую, – он указал на горшки, выстроенные ровной вереницей под лавкой – пара из них была прикрыта тряпками, а в одном вяло пузырилась некая субстанция с запахом дрожжей и гнили, похвалился: – Брожение уже идет, но пока что стремно получается. Приходится воду кипятить и пить, в остальном – нормально живу.
– Как ты вообще здесь оказался?
– Так же, как ты, надо думать… – гоготнул он. – Пришел по болотам!
Алекс все делает одной рукой, но получается у него так ловко, что я не сразу это заметила. Второй рукав кожаной одежды пуст и пристегнут ремнем, чтобы не болтался. Я запоздало спросила:
– А что у тебя с рукой?
– Забудь про руку. Я сам про нее уже забыл! – в подтверждение он очень лихо разрубил на куски заячью тушку при помощи большого охотничьего ножа…
…Когда Алекс пришел в себя, руки уже не было, только свежая культя глухо побаливала. Над ним колдовал наполовину безумный человек. Его жалкое умственное состояние было вполне естественным – любой сбрендит, если его посадить на цепь и несколько лет держать в пещере на скудной пайке из сухарей и мерзлой рыбы. Пещера настолько тесная, что в полный рост не выпрямиться – человек ссутулился и сгорбился. Кроме того, она была темной, как кротовая нора, и бедняга почти ослеп, борода у него отросла едва ли не до колен и поседела. Каждый вечер он бухался на колени, бормотал что-то похожее на молитвы, его цепи скрежетали и гремели. Сначала Алексу показалось, что несчастный совсем утратил способность к осмысленной речи, а просто бредит на невнятном языке про черное колдовство, духов – злых и добрых, болотную нечисть, закрытый чужой путь, по которому обязательно нужно пройти через болота, чтобы вернуться к себе домой.
