Антон Первушин - Пираты неба (Операция «Снегопад»)

– Но антенну я поставлю, – заверил Гена. – Это как раз просто. А вот как с радиостанцией быть? Константин Кириллович, может, вы в этом разбираетесь?

Громов подумал. Когда-то, в училище, им читали курс «Основы электротехники», затем ещё один, более углублённый, – «Радиодело». И в курс обучения входили диагностика и ремонт неисправного радиопереговорного устройства. Однако все мы знаем, чего на самом деле стоят подобные курсы: сдал, и с плеч долой. В реальной полётной практике пилотам нет нужды упражняться в разборке и сборке вспомогательного оборудования – на то существуют технические службы. Поэтому радиотехнику – на самом низменном её, «чёрнорабочем» уровне – Громов успешно позабыл.

– Разберёмся, – без уверенности сказал он. – А пока извини, Геннадий, но тебе придётся поставить антенну.

– Бу сделано, – сказал Гена и стал собираться: надел громоздкие валенки, облачился в полушубок, нахлобучил шапку-ушанку, выбрал из ящика в углу необходимые инструменты.

Когда он ушёл, Лариса захлопотала, стала готовить на примусе обед – суп из пакетиков. Любопытство распирало её, но она не решалась расспросить Громова, что же произошло в небе Заполярья на самом деле. Громову же было «не до грибов». Его мучила неопределённость. Он не знал, что произошло после того, как его и Беленкова сбили, но предполагал самое худшее.

Константин догадался уже, что, скорее всего, внезапное нападение является прямым следствием операции «Испаньола». И точно так же, как и его друзья из воинской части 461-13бис, не мог ответить на вопрос: каким образом противнику это удалось провернуть – в нашем охраняемом небе, за тысячи километров от своих границ. Нашёл он и единственно возможный ответ на этот вопрос – если противник здесь, значит, он пользуется базой, которую или построил сам, или… купил? Возможно ли это – купить военную базу?..

Трудно, дорого, но, наверное, возможно. К такому выводу пришёл Громов. Мы живём в такое время, что купить можно всё. Были бы деньги. Да что там говорить, ведь он прекрасно помнил подробности позорного исхода – почти бегства – Советской Армии из бывших союзных республик и стран Варшавского договора: там военные базы не продавались даже – отдавались задаром, по принципу «берите суверенитета и оружия столько, сколько сможете удержать». И брали. Отчего же не взять, если дают?..

«В любом случае главная моя задача – доложить куда следует, – рассудил Громов, – подключить, если понадобится, Маканина, а там колёса завертятся, механизм обороны придёт в движение, и этим бандитам, кем бы они ни были, мало не покажется. Мы ещё не так слабы, как принято об этом думать на посвящённом Западе и диком Востоке».

Отчаянно залаял Щекн. Лариса оторвалась от кастрюльки с супом и подняла голову. На лице её отразилась тревога.

– Он часто так лает? – спросил Громов; он снова приподнялся на постели.

– Нет… только если…

Едва Лариса произнесла эти слова, как грохнул выстрел, и лай чёрного весёлого пса по кличке Щекн сменился жалким поскуливанием. Впустив волну морозного воздуха, распахнулась дверь, и в помещение метеостанции ступил человек, одетый в высотный компенсирующий костюм. Шлема на голове пилота – а это без сомнения пилот – не было. Выглядел он ужасно: чёрные как смоль волосы припорошены снегом, на бровях осел иней, в глазах – блеск безумия, лицо белое, в руках пистолет. «Вальтер», – чисто автоматически определил Громов. А потом он узнал пилота с пистолетом.

Несмотря на прошедшие с момента их последней встречи годы, несмотря на то, что оба за это время сильно изменились, Громов узнал его. Перед стоял выпускник Ейского военного училища восемьдесят пятого года Руслан Рашидов.

Глава восьмая

Чёрный истребитель

Непредсказуемы пути земные. Жил-был в маленьком горном ауле мальчик по имени Руслан. Был он младшим сыном в семье, и уготовили ему участь пастуха. И пас бы он коз на скудных травой склонах, да вот однажды по утру, когда семилетний мальчуган сидел в тени у ручья и любовался синим глубоким небом, его внимание привлёк нарастающий гул. За три удара сердца гул превратился в рёв, и две могучие серо-стальные птицы крыло к крылу пронеслись над головой мальчика. Истребители шли так низко, что деревья в миг облетели, а листья закружились в воздухе, словно вдруг наступила осень. И в этот момент мальчик понял, чего ему не хватает в жизни и к чему он будет стремиться всю жизнь. Власть над небом. Которая даёт власть над землёй.

Через восемь лет он закончил школу с отличием, чего никак нельзя было ожидать от младшего сына, и стал проситься в город – поступать в военное училище. В семье к его просьбе отнеслись с неодобрением: отец имел другие планы на будущее Руслана, и даже когда его поддержал старший брат – гордость семьи, надежда и наследник, который заканчивал рижский иняз и приехал в отчий дом на каникулы, – это не произвело должного впечатления. Образование Руслана сочли законченным, и он был отправлен на рынок в помощь среднему брату. Руслан стерпел, но затаил обиду. Он знал, что никуда авиация от него не денется, потому что придёт пора служить в армии, а оттуда Руслан твёрдо решил домой не возвращаться.

Как решил, так и сделал. Служил он в радиотехнических войсках, в части, расположенной под Питером, на живописном берегу Финского залива. Служил на совесть, матчасть и уставы изучал самозабвенно, за что неоднократно был отмечен в списках на поощрение, быстро возвысился до сержанта.

В часть, кроме него, были направлены сразу шестеро земляков Руслана, и вот тут молодой солдат впервые осознал, сколь сильны землячества. По всем неуставным законам новобранцам предстояло занять низшую ступеньку в иерархии и полгода драить старослужащим сапоги, чистить унитазы булавкой и изображать «дембельский поезд». Однако ни один из семерых горячих кавказских юношей не пожелал вписываться в эту схему. Несколько отчаянных драк – с применением солдатских ремней, стальных прутьев, выкрученных из спинок кроватей, кухонных ножей и других предметов интерьера – разрушили сложившийся уклад. Главной ошибкой русских солдат и, как следствие, причиной их поражения была разобщённость. Если один был родом из Тамбова, а другой – из Ярославля, они уже не считали себя людьми одной национальности. Бессмысленные измывательства старослужащих над молодыми также не способствовали единению. В результате русские были биты, и хотя почти все новички так или иначе пострадали – кто-то попал на госпитальную койку с переломами и порезами, кто-то загремел в гарнизонную гауптвахту, – особый статус кавказцы для себя отстояли.

С этого времени Руслан презирал русских. Однако собственной авиации в его республике не было, да и сама республика являлась довольно небольшой частью огромной империи, в которой заправляли русские, поэтому с их «засильем» приходилось мириться, иначе никогда не увидишь неба.

Командование не могло нахвалиться на прилежного солдата, и, когда пришла пора демобилизоваться, замполит лично написал направление для Руслана в Ейское училище и пожелал удачи. Земляки встретили выбор Руслана со смешками. «Не навоевался ещё?» – спрашивали они. И добавляли уже серьёзно: «Учти, Руслан, наших в Ейском никого нет. Бить тебя будут по-чёрному». Руслан соглашался. Да, возможно, он совершает ошибку, оставаясь в армии, когда все нормальные люди возвращаются к своим баранам; да, в одиночку ему будет трудно сносить издевательства русских, но ведь это когда-нибудь кончится, а терпеть и ждать Руслан научился с детства.

Вступительные экзамены Рашидов сдал без труда. Слухи о том, что «кавказцев валят», не подтвердились. Более того, доброжелательный подполковник, принимавший математику, оказался азербайджанцем, а один из лучших инструкторов училища – чистокровным чеченцем. Не подтвердились и опасения земляков Рашидова, что «бить будут по-чёрному»: дисциплина в училище была на высоте, старшие курсанты хоть и поглядывали высокомерно, но рук не распускали – за это можно было в два счёта вылететь, так что единственной трудностью для молодых курсантов было выдержать беспощадный темп в усвоении новых для них знаний.

Несмотря на хорошее к нему отношение, мнение Руслана о русских не изменилось. Стоя в караулах или в суточном наряде по училищу (это входит в обязанности любых курсантов в любой точке мира), он от нечего делать размышлял о том, почему русские столь разобщены. Ведь это идёт им во вред. Уже наученный основам анализа, Руслан попытался сформулировать положения некоей теории, которая объясняла бы всё. То, что «теория» базировалась на эмоциональной, чисто субъективной оценке, мало его волновало.

«Русские разобщены, – думал Руслан, стоя ночью „на тумбочке“ под храп сокурсников. – Сами они считают себя нацией коллективистов, но в этом их великое заблуждение. Больших индивидуалистов в мире не найдёшь. Всё тащат в дом. Кроме своего дома, ничего не видят и не хотят видеть. Рядом будут резать их соседа, отвернутся и пройдут мимо.