Вадим Проскурин - Мифриловый крест
- Что умеешь? - в голосе Сидора проявились деловые нотки. А он не так прост, как кажется…
- Говорят, я неплохо дерусь, - начал я, - стреляю из пистолета, пищали…
- Да я не о том! - перебил меня Сидор. - Слово твое что умеет?
- Почти ничего, - честно признался я. - Я совсем недавно его получил, я им почти не владею, если честно.
Сидор задумчиво пошевелил челюстью.
- А может… кстати, как тебя зовут-то?
- Сергей.
- А меня Сидор. Будем знакомы, стало быть. А может, Сергей, ты выложишь аккуратненько пистолетики на лавку, да и пойдешь куда глаза глядят? А? Или думаешь, коли стрелять начнешь, пуля не в потолок уйдет?
- Первая пуля в потолок, - согласился я и вытащил Стечкина из-под полы.
Я отсоединил магазин и продемонстрировал его верхний срез Сидору.
- Здесь двадцать пуль, - сказал я, - и девять в другом пистолете. Хочешь рискнуть?
Я защелкнул магазин на место и убрал Стечкина под дубленку. Сидор решил не рисковать.
- А ты серьезный человек, - проговорил он. - Где достал такую игрушку?
- В лесу, - честно сказал я. - Верст пятьдесят-семьдесят отсюда. Там еще есть.
- Сколько? - быстро спросил Сидор.
- Тебе хватит.
- Сколько за штуку?
Я задумался. Какой тут курс рубля?
- В Москве обсудим, - сказал я после долгой паузы.
Сидор кивнул.
- Пищаль у тебя такая же хитрая? - спросил он.
- Ага, - кивнул я. - Кстати, это не обрез, она такая же короткоствольная, как и пистолеты.
- На сколько шагов стреляет?
- С трехсот в человека попасть можно.
- С трехсот шагов?!
- Ну, перед этим потренироваться надо…
- С трехсот шагов, - со вкусом проговорил Сидор. - Минуту назад мне показалось, что я продешевил, но теперь я так не считаю. Приноси клятву и поехали в Москву.
- Сначала ты.
- А ты умный парень, - усмехнулся Сидор. - Клянусь отцом и сыном и святым духом, что не причиню никакого вреда рабу божьему Сергею, пока мы не окажемся в Москве.
- И день после этого, - добавил я.
- И день после этого, - согласился Сидор и замолчал.
- Ты не закончил, - сообщил я.
Сидор глубоко вздохнул и закончил:
- А если нарушу сию клятву, не быть мне живым.
- Пусть поклянутся остальные, - потребовал я.
- Сначала ты, - уперся Сидор. - Забыл порядок?
Поколебавшись пару секунд, я произнес смертную клятву. Крест шевельнулся. Надо же, действует, а я уж подумал, что он растерял всю свою силу.
Приказчики или охранники или кто они там есть один за другим повторили клятву, а потом мы выпили за знакомство. А потом мы выпили за то, чтобы добраться до Москвы без затруднений. А потом просто так.
7.
Я продрал глаза и подумал, что пить надо меньше. Оказывается, я проснулся не сам, меня усердно пинал в бок парнишка… как его зовут-то… Афонька, вроде бы. Нет, он не пинал меня, он толкал. Я с трудом сел и голова взорвалась болью, я с силой сжал виски и услышал насмешливый голос Сидора:
- Что, Сергей, отвык от водочки-то? Афонька, сгоняй на кухню, принеси рассолу!
Я ощупал карманы и обнаружил, что оба пистолета на месте. От сердца немного отлегло. А где автомат?
- Не суетись, - сказал Сидор, - то, о чем ты подумал, уже спрятали. Эту вещь под полой не пронесешь, даже если приклад отпилить. Слушай, Сергей, ты не одолжишь мне один из… ну ты понимаешь?
Я кивнул, огляделся по сторонам и обнаружил, что нахожусь на сеновале, а вокруг снуют разнообразные крестьяне и купцы или кто их там вообще разберет. Я сделал усилие над собой и встал на ноги. Пошатнулся, но устоял, хотя для этого мне пришлось облокотиться на Сидора. Пистолет системы Стечкина незаметно перекочевал из-под полы моей дубленки под полу дубленки Сидора. Сидор присвистнул.
- Ты точно ничего не перепутал? - спросил он. - Ты дал мне тот, который больше.
- Не обольщайся, - улыбнулся я. - Он предназначен для опытных бойцов, а для нас с тобой это просто пугач. Когда будешь из него стрелять, будь готов к тому, что промажешь.
- Понятно, - ухмыльнулся Сидор. - А я уж подумал, что ты с похмелья человеколюбием страдаешь. Афонька! Ты где там пропал?
Афонька притащил рассола и мир стал заметно лучше.
8.
Первое препятствие ожидало нас у выхода с постоялого двора. Перед воротами стоял десяток стрельцов в полном вооружении, сзади маячили черные рясы монахов. Путешественники толпились посреди двора, лошади ржали, люди нервничали.
- Запомни, - сказал Сидор, - ты идешь с нами от самого Харькова. Потребуют клятву, скажешь так - клянусь, что сопровождаю сей караван с начала похода. Понимаешь, - он хихикнул, - наш поход на самом деле только начинается.
- Что ты имеешь ввиду? - не понял я.
- То, что мы везем из Харькова, гораздо менее ценно, чем ты и твои игрушки. Так что можно считать, что поход начался только что.
- Понятно. Монахи подумают, что я говорю одно, а на самом деле я говорю совсем другое. Здесь так часто делают?
- Постоянно. А ты что, раньше никогда не приносил обманные клятвы?
- Никогда. А это точно подействует?
- Подействует, не сомневайся.
Строй стрельцов покачнулся и вперед вышел монах в высоком клобуке и с большим золотым крестом на груди. Видать, не простой монах.
- Во имя отца и сына и святого духа, - пророкотал он хорошо поставленным басом, прямо как генерал на параде. - Всем, владеющим словом, повелеваю выйти вперед.
Я попытался обратиться к кресту, и, к моему удивлению, он легко ответил. Я спросил, можно ли сказать про меня, что я владею словом, крест хихикнул и заявил, что это спорный вопрос. Я уточнил, смогу ли я принести смертную клятву, что не владею словом, крест на мгновение задумался, а потом сообщил, что смогу. Надо только твердо решить для себя, что сам я словом не владею, а владеет им крест, и тогда можно будет смело приносить любую клятву.
Я не вышел вперед, и никто не вышел. Сидор толкнул меня в бок, но я посмотрел на него уверенным взглядом. Я знаю, что делаю, говорил этот взгляд. Сидор отвернулся.
- Всем, имеющим пищали и кулеврины, также повелеваю выйти вперед, - продолжил монах.
Стрельцы дружно сделали шаг вперед, монах обернулся и досадливо произнес:
- К вам это не относится.
Стрельцы сделали шаг назад, пряча на лицах довольные улыбки. Наверное, в любом мире нет для солдата большей радости, чем точно исполнить дурацкий приказ командира, и чем глупее приказ и нелюбимее командир, тем больше радость.
Я наклонился к Сидору и прошептал ему на ухо:
- Эта штука правильно называется автомат. Если потребуют, можешь смело клясться.
- Потребуют, можешь не сомневаться, - кисло процедил Сидор.
Никто не вышел, и монах потребовал принести клятвы. Процедура затянулась почти на час, но по истечении этого времени наша странная компания покинула двор в полном составе. Никто не умер, ни среди нас, ни среди других посетителей.
9.
Погода точно сошла с ума, кажется, что с каждой минутой становится чуть-чуть холоднее. К полудню температура упала градусов до десяти ниже нуля и мороз продолжает крепчать. Мои попутчики в один голос утверждают, что причиной этому колдовство, случившееся прошедшей ночью, дескать, после освобождения таких сил погода всегда чудит.
Стали известны кое-какие подробности происшедшего в бляжьей слободе. Вчера вечером где-то в самых зловонных трущобах засекли двоих чернокнижников. В самом деле, где же им еще прятаться, как не в зловонных трущобах? К счастью, в городе находилась полусотня монахов, остановившихся на ночлег. Поднятые по тревоге, монахи выставили оцепление, но проклятые исчадия ада учуяли присутствие светлых сил и пошли на прорыв. Один чернокнижник погиб, второй сумел вырваться и сейчас наверняка бродит в лесу в обличье волка или медведя-шатуна. Кое-кто говорит, что это были не простые чернокнижники, а рыцари смерти, потому что люди видели, как над слободой разлетались ошметки ангела, которого эти твари убили. Но здравомыслящие люди не верят в такие глупости, потому что если два рыцаря смерти способны играючи расправиться с настоящим божьим ангелом, то тогда с ними вообще не сладит никто и никогда. И вообще, никаких рыцарей смерти не бывает, это такие же сказки, как и теневые демоны, пылевые демоны, Кощей Бессмертный и святой мальчик Игорь гончаров сын.
Как бы то ни было, в бляжьей слободе имела место истинно могучая волшба, в результате которой там, по слухам, полегло все живое. И это даже хорошо, потому что ту слободу давно пора было сравнять с землей, ибо никакой пользы от ее обитательниц нет уже пятый год. Потому что уже пятый год эти бабы поголовно больны заморской напастью люэсом, с тех пор, как там пережидали метель немецкие купцы, которые, как говорят, вовсе и не купцы были, а лазутчики, что перед войной военные тайны выведывают да всякие подлости учиняют. В общем, как ни крути, все, что ни делается, делается к лучшему. А монахов ночью строилось вовсе не две сотни, как показалось Афоньке, а неполных четыре десятка.
