Алексей Гравицкий - Аномальные каникулы
Сознание поплыло, мысли спутались, и Ворожцов увидел то, что уже видел когда-то…
…Павел стоит посреди комнаты. На полу рюкзак, он заполнен лишь наполовину. Внутри самое нужное, точнее — часть самого нужного. Остальное нужное и ненужное раскидано по всей комнате без всякой системы. Хотя брат находит в этом хаосе какой-то порядок.
Именно в таком состоянии застает его Ворожцов. Их отпустили с последнего урока: литераторша заболела. И он подлавливает дома брата.
Павел сердится. Он старался уйти так, чтобы никто не знал о его уходе. Родители на работе, младший в школе. Он должен был уйти незамеченным, но малой пришлепал раньше времени и спутал планы.
— Ты что здесь делаешь? — ворчит Павел.
— Отпустили раньше, — бормочет Ворожцов, словно оправдывается. Хотя оправдываться не за что. — А ты?
— Вещи собираю. Я уеду на пару дней. Маме оставил записку, что буду в командировке.
Ворожцов кидает сумку возле письменного стола. Забирается в кресло с ногами и смотрит на брата с тем выражением, с каким вороны на кладбище наблюдают за похоронами.
— Вы идете в… — Ворожцов осекается.
— Не вздумай ляпнуть матери, — сердито предупреждает Павел, глядя брату в глаза, и выдергивает у него из-под задницы бандану защитного цвета.
— Но Леша ведь говорил, — вспоминает Ворожцов беседу с Эпштейном двухнедельной давности.
— Леша отличный парень, — чрезмерно мягко отзывается Павел. — Но много говорит и мало понимает. Все будет хорошо.
Павел кидает еще что-то в рюкзак и оглядывает комнату.
— Через несколько дней я вернусь, и если все получится…
Он рвет фразу и начинает мычать себе под нос попсовый мотивчик. Фальшивит он безбожно. Психолог из брата получается явно лучше, чем певец.
— Тебе не страшно? — спрашивает Ворожцов.
Павел смотрит на младшего внимательно и вдруг улыбается.
— Не страшно. У меня есть цель. А цель оправдывает средства. Всегда. И кто бы что ни говорил — это так. Так всегда было и всегда будет. Остальное — треп.
Брат подмигивает Ворожцову и, подхватив рюкзак, идет на кухню. Тихо открывается холодильник, звякают друг о друга консервные жестянки. Брат снова начинает мычать — уже и вовсе без мотива…
…Проснулся Ворожцов от невнятного мычания. Было светло. Мычал Мазила. Он сидел рядом в расстегнутом спальнике и тер побелевший указательный палец, поперек которого тонкой полоской была продавлена до синевы кожа.
— Ты чего? — не понял со сна Ворожцов.
— Рука затекла, — пожаловался мелкий. — Палец ничего не чувствует. Зараза.
— Как это тебя угораздило?
— Отлежал, — буркнул Мазила с непривычной для него интонацией. — Чего пристал? Проснулся — вылезай. Я догоню.
На мелкого это было совсем не похоже. Ворожцов озадаченно хмыкнул, выбрался из спальника и полез на свежий воздух.
Доброго утра он не ждал, как и доброго дня. Надеялся только, что этот новый день будет к ним немного благосклоннее минувшего.
Глава шестая. Минус два
Туман обволакивал сторожку, комли деревьев, прикрывал невесомым пологом жухлую траву. Его синеватый оттенок нагонял тоску и заставлял невольно ежиться. В рассеянном свете пасмурного утра казалось, будто этот туман не природное явление, а часть местной фауны — гигантский живой организм. В глубине призрачного марева угадывалось неспешное движение: дымка то становилась плотнее, то растекалась в полупрозрачную пелену.
— Как бы не ливануло, — нахмурился Ворожцов, поглядывая на сизую линзу неба. — Если промокнем, сушиться негде.
— Дождевики же есть, — пожал плечами Мазила, доедая бутерброд и пакуя палатку.
— Да, только они у Сергуни в рюкзаке остались, — напомнил Ворожцов.
— Блин, — смутился мелкий. Застегнул повыше молнию на куртке и несколькими рывками подтянул ремень на штанах, словно ему что-то мешало за поясом. — Тогда давайте скорее.
— Все готовы? — спросил Тимур, обводя взглядом место ночлега. — Идем как вчера. Мы с Ворожцовым в голове, Мазила замыкающий.
Леся помогла Наташке закинуть на плечи рюкзачок. Ворожцов достал ПДА и вышел вперед.
На Тимура он не смотрел. Наверное, бычился из-за прошлой ночи. Ну и отлично, пусть себе думает что хочет, пусть воображение разминает — ему не обязательно знать, что между Тимуром и Лесей ничего не было. Он понимал, что подкатывать в такой момент к девчонке было бы опрометчиво. Сейчас ей нужна поддержка, а не поцелуйчики. Всему свое время.
Цевье обреза знакомой тяжестью легло в левую ладонь. Тимур кивнул: готов. Ворожцов без лишних слов выставил перед собой руку с ПДА и медленно двинулся вперед.
Туман словно почувствовал человеческое тепло. Расступился, пропустил и сомкнулся за спинами плотным кольцом.
Утренняя роса брызгала с потревоженной травы на ноги. Уже через несколько минут штаны у всех намокли до колен. Тропа здесь была еле заметна: не утоптанная дорожка, а узкая лента более-менее твердой почвы. А вокруг — слякоть, бурелом, заросшие волчьей ягодой овраги с ржавым ломом и битым кирпичом на дне. Оскользнешься и ноги переломаешь.
От вчерашней песчаной сухости возле железнодорожного полотна остались лишь воспоминания.
Ноздри щекотал горький запах полыни, слегка разбавленный приторным душком гниения. Под ботинками чавкало, похрустывало, сзади оставалась цепочка глубоких следов, которые быстро заполнялись водой.
В мареве мелькнуло темное пятно.
— Осторожней, — сказал Ворожцов, сбавляя шаг.
— Вижу, — отозвался Тимур. — Что там, на детекторе твоем?
— Чисто.
Тимур отодвинул Ворожцова и подошел ближе. Пятно проступило скособоченным прямоугольником.
В метре от тропы висела прибитая к корявой березе табличка. На почерневшей от сырости фанере желтели трафаретные буквы:
ОПАСНАЯ ЗОНА!
ВЫПАС СКОТА, СЕНОКОШЕНИЕ, СБОР ГРИБОВ И ЯГОД ЗАПРЕЩЕНЫ!
— Похоже, сенокос отменяется, — хмыкнул Мазила, разглядывая табличку из-за плеча Тимура.
Никто не поддержал его неуклюжую шутку.
— Ладно вам, — надулся мелкий. — Чего скисли-то. Как будто умер кт…
Он прикусил язык. Наташка с шумом набрала в грудь воздуха, и Тимур приготовился к очередной истерике, но не угадал. Казарезова молча опустила голову и прерывисто выдохнула.
— Простите, — еле слышно прошептал Мазила.
— Дурак, — беззлобно отмахнулась от него Леся и обняла подругу.
Тимур повернулся к Ворожцову.
— Ну?
— Радиация почти в норме. Эта табличка здесь, наверное, с незапамятных времен висит. Можно идти.
И снова потянулись минуты. Одна за другой они растворялись в утреннем тумане под шелест шагов.
Тимуру опять вспомнилась встреча в туннеле под насыпью. Этот странный мальчик… Как он оказался на запретной территории? Как сумел выжить? Откуда натаскал столько игрушек? Вопросы, вопросы. Никаких ответов. Тимур стал замечать, что Зона не любит делиться своими тайнами с непрошеными гостями. Здесь как в игровом клубе: распирает азарт — рискуй, а если боишься проиграть — лучше не приходи вовсе. Потеряешь все.
Ворожцов пару раз хотел что-то сказать, но в последний момент передумывал. Тимуру в общем-то было до лампочки, что там терзает юного Вертера. Ревнует к Лесе скорее всего. Никак не может смириться с тем, что она выбрала не его.
Не сбавляя хода, Тимур сделал вид, что поправляет рюкзак, и украдкой взглянул на Лесю. Она хмуро смотрела под ноги и держала за руку послушно плетущуюся следом Наташку.
«Никого Леся еще не выбрала», — холодная мысль втекла в сознание сама собой. Тимура охватила злость. Он и сам не понимал, на кого и за что, но эмоция потребовала выхода.
— Чего ворон считаешь? — одернул он Ворожцова, засмотревшегося на причудливый гриб, растущий прямо из ствола дерева.
— Я делаю свое дело, а ты за своим стволом следи, — моментально окрысился тот. Уткнулся в экран ПДА, споткнулся, едва не упал.
Тимур поддержал его и победно усмехнулся. Ворожцов засопел. Дернул плечом, сбрасывая руку Тимура. Пошел дальше.
«А ведь ботан что-то утаивает, — подумал Тимур, подхватывая темп ходьбы. — Наверное, все же с Казарезовой шуры-муры крутил ночью. Не зря она сегодня такая паинька».
Лес стал редеть. Маршрут дальше пролегал через пустырь, где когда-то была автостанция. На карте брата Ворожцова, по которой они ориентировались, этот пункт мерцал изумрудным значком с изображением автобуса. Зеленые метки означали, что место безопасное, но Тимур успел убедиться на горьком опыте: любой неосторожный шаг может стать последним.
— Тормозим, — тихо скомандовал он, когда в просвете показался раскрошившийся фундамент бывшей станции с торчащими, как клыки, сваями. — Мазила, останешься с девчонками. Мы — в разведку.
