Юрий Брайдер - Дисбат
Такие эпизоды в жизни Мартынова нередко случались и впоследствии, но он всегда выходил сухим из воды. Даже когда с балкона второго этажа на голову доцента Варфоломеева упала тумбочка, ответственность за это понес совсем другой студент. Как сказал бы сейчас Синяков, у Славки Мартынова был очень сильный дух-покровитель.
На службу в милицию Мартынов попал благодаря все той же борьбе — некому было защищать цвета «Динамо» во втором среднем весе. На него нацепили лейтенантские погоны (как-никак, а образование позволяло) и для блезира назначили инспектором отдела боевой и физической подготовки, хотя большую часть своего служебного времени он проводил на ковре.
Вскоре дзюдо, вошедшее в число олимпийских видов спорта, стало теснить доморощенное самбо. Позиции Мартынова сразу пошатнулись. На татами, в отличие от ковра, надо было бороться, а не симулировать борьбу. Да и приемы оценивались как-то странно. Хороший бросок именовался «ипон», то есть чистая победа. Бросок похуже — «вазари», половина победы. И уж совсем плохонький, из тех, что в самбо считаются «активностью», — «коку».
Путаясь в этой чересчур сложной для него терминологии, Мартынов угрожал своим соперникам:
— Вот я тебе сейчас заделаю куку на заре! Впрочем, «куку» чаще всего заделывали ему. Грубая сила, выручавшая Мартынова раньше, в дзюдо мало что значила. Нужны были и гибкость, и быстрота, и техника, и выносливость, ведь все схватки происходили в течение одного дня. Попав несколько раз на удушающие приемы, он перестал участвовать в официальных соревнованиях, а потом и вообще забросил спорт.
Какое-то время казалось, что жизненная стезя Мартынова, до этого гладкая и прямая, пошла извилинами и ухабами. Его вечные шуточки и подколки становились все более злыми, он перестал регулярно бриться, увлекся пивом, а однажды, зазевавшись, не отдал вовремя честь заместителю министра, за что получил кличку Диссидент. (В милицейской среде такое прозвище считалось даже более обидным, чем знаменитый «козел вонючий».)
Неизвестно, как сложилась бы судьба Мартынова в дальнейшем, но тут подоспело время Олимпийских игр, впервые проводившихся на родине победившего социализма.
Рядом пролегала трасса, по которой зарубежные гости должны были следовать в Москву. Более того, в городе даже намечалось проведение каких-то незначительных соревнований — не то предварительных игр по травяному хоккею, не то квалификационных заездов гребцов.
Возник небывалый ажиотаж. За городскую черту вымели всех, чей образ жизни не укладывался в рамки морального кодекса строителей коммунизма. Детей срочно отправили в пионерские лагеря. Бродячих собак и кошек уничтожили. Отремонтировали все спортивные площадки, кроме городошных. Проспект и прилегающие к нему улицы покрыли дополнительным слоем асфальта. В открытой продаже появились колбаса и зеленый горошек. А в Управлении внутренних дел срочно ввели должность заместителя начальника по спорту.
Поскольку среди сотрудников центрального аппарата достойных кандидатов не оказалось, вспомнили про Мартынова — как-никак чемпион города, призер всесоюзных первенств, мастер спорта.
Впрочем, никто ему особо не завидовал. Должность была ответственная, хлопотная да еще и временная. После окончания Олимпиады ее намечалось упразднить.
Надо сказать, что за краткий срок пребывания в высоких начальниках Мартынов зарекомендовал себя с самой положительной стороны. Никаких эксцессов, а тем более чрезвычайных происшествий допущено не было. В загородную гостиницу, где проживали спортсмены, мышь не могла проскользнуть, не то что террорист или проститутка. Билеты на соревнования распространялись исключительно по спискам, утвержденным горкомом партии и комитетом госбезопасности.
Кроме того, в специально построенной по такому случаю суперкомфортабельной сауне Мартынов успел лично отпарить все руководство управления. А уж парить-то он умел!
Когда пришло время подводить итоги, то есть, по меткому выражению одного милицейского шутника, награждать непричастных и наказывать невиновных, Мартынов сумел сохранить высокое положение да вдобавок со своей эфемерной должности переместился на вполне солидный пост заместителя начальника отдела по службе. Это был поистине уникальный случай — старший лейтенант занял полковничье кресло.
Ясное дело, что без поддержки духа-покровителя здесь не обошлось.
Вот и все, что Синяков знал из чужих уст о карьере бывшего однокурсника.
Глава 6
Район, в котором Мартынов назначил Синякову встречу, находился на самой окраине города и назывался соответственно — Окопище. Среди новеньких высоток кое-где еще торчали деревенские избы. Наверное, здесь было приятно просыпаться по утрам, вместо автомобильного гула внимая пению петухов и лаю собак.
Дверь открыл сам Мартынов, облаченный в домашний халат и тапочки. Если он и изменился за эти годы, так только в лучшую сторону — стал суше, стройнее, импозантнее. Обильные прыщи исчезли, дурь, вечно туманившая взор, сменилась типично жандармской проницательностью (в нехудшем смысле этого слова), а пряди благородной седины очень украсили шевелюру.
После того как они обменялись рукопожатиями, Синяков поинтересовался:
— Так ты где живешь, здесь или там?
— Там живу, здесь отдыхаю, — туманно ответил Мартынов. — Проходи на кухню.
Стол был уже заранее накрыт — коньяк местного разлива, минеральная вода, стандартные деликатесы из тех, что сейчас, слава богу, можно свободно купить почти в любом магазине.
— Я спиртного практически не употребляю — признался Мартынов, — но ради такого случая придется сделать исключение.
— Я тоже, знаешь ли, не очень… — замялся Синяков, после суда давший себе зарок не пить попусту.
— Рассказывай! — ухмыльнулся Мартынов. — Попахивает от тебя перегарчиком. И рожа помятая. Про костюмчик я уже и не говорю… Бомжуешь?
— Ты что! — возмутился Синяков. — Я сына приехал навестить. Он здесь срочную служит.
— В каких войсках? — Мартынов уже выпил и сейчас разделывал на своей тарелке огромного, как лапоть, рака, при более внимательном рассмотрении оказавшегося заморским зверем лобстером.
— В бригаде внутренних войск. — Второго рака-лобстера на столе не наблюдалось, и Синякову пришлось ограничиться ломтиком буженины.
— Достойная служба, — кивнул Мартынов. — Весьма достойная… Охранять покой наших граждан — дело почетное. — Слышать эти суконные истины из уст бывшего шпанюка было довольно странно. — На сверхсрочную не собирается?
— Вряд ли…
Синяков уже решил было, что наступил подходящий момент, но внезапно почувствовал болезненный укол в бедро. Это давала о себе знать шаманская иголка, лежавшая в кармане брюк. Интересно, а как она выбралась из пакета?
— Ты пей, закусывай, — Мартынов сделал жест Креза, одаривающего своих прихлебателей драгоценными камнями.
— Спасибо, я обедал недавно, — пробормотал встревоженный Синяков, однако за копченой курочкой потянулся.
В это время за окном захлопали птичьи крылья. И гость, и хозяин непроизвольно вздрогнули. Снаружи на карниз опустился голубь-сизарь, обыкновенный городской попрошайка, неведомо что разыскивающий на уровне девятого этажа.
— Пошел вон! — Мартынов застучал по столу. — Брысь, зараза!
— Подожди. — Синяков отломал кусочек хлеба и через форточку подал голубю. — Воркует… Птенцы у них сейчас…
— Ты, я вижу, жалостливый стал, — Мартынов уставился на Синякова так, словно видел его впервые. — А про то, как на первом курсе мне по морде заехал, помнишь?
— Нет, — искренне признался Синяков.
— Конечно, почему ты должен помнить о такой мелочи… Кто я был для тебя тогда? Деревня… А я, может, именно после той зуботычины спортом решил заняться. Чтобы с тобой рассчитаться.
— Почему ж не рассчитался? — Синякову вдруг расхотелось есть и пить.
— А это никогда не поздно. — Мартынов жизнерадостно заржал и хлопнул Синякова по плечу. — Ладно, пошутили и хватит. Давай выпьем за студенческие годы.
«Ладно так ладно, — подумал Синяков, — будем считать, что я лазутчик, действующий на чужой территории. Поэтому чем больше я съем и выпью, тем больший урон нанесу противнику».
Рассправившись с очередной рюмкой, он как бы невзначай поинтересовался:
— С кем из наших общаешься?
— Ты про кого? — Мартынов замер, не донеся до рта вилку с куском ветчины.
— Про ребят из нашей группы.
— А-а-а… — Мартынов надкусил ветчину, и Синяков смог убедиться, что его зубы выглядят гораздо лучше, чем двадцать пять лет назад. — Если честно, то ни с кем… В люди никто из них не выбился. А с бродягами и алкоголиками мне и на службе разговоров хватает,
— Грошев, говорят, писателем стал.
— Попадалась мне его фамилия в сводках, — поморщился Мартынов. — То распитие в неположенном месте, то семейный скандал… А насчет его литературной деятельности ничего сказать не могу. В последнее время, кроме служебной документации, ничего не читаю. Тем более что к нынешним писакам отношусь с сомнением… Ну ладно там Островский или Фадеев. Они народ исключительно хорошему учили. Воспитывали. Путь указывали… А эти только ноют. И то не так, и это! Очернять все мастера… Но, слава богу. Воевода им воли не дает. К ногтю взял. Во всех редакциях наших людей поставил. Проверенных, выдержанных. Уж они-то никаких сомнительных идеек не пропустят. Не можешь про патриотизм писать, пиши про цветочки… Забегали эти писателишки сразу. Засуетились. Мы хорошие, дескать! И рады бы Воеводе задницу лизать, да не подпускают. Такое еще заслужить надо.
