Юрий Никитин - На пороге
– Это Карагандинов, – сказал я, – возраст тридцать два года, здоров, мастер рукопашного боя, служил в ВДВ, в горячих точках не служил, после армии устроился в охранную фирму… Нужен адрес? Пожалуйста, улица Скобелевская, дом пять, квартира семьсот восемнадцать…
Она покачала головой, взгляд выразил уважение и настороженность.
– Ты быстр…
– В некоторых случаях, – согласился я со скромностью в голосе. – Быстрота нужна не только для ловли блох. За обедом тоже не мешает. Особенно, если с тобой из одном миски. Ну что, поворачиваем?
Она поколебалась не больше секунды, бросила на меня испытующий взгляд.
– Уверен?
– Это только гипотеза, – предупредил я, – а не аксиома. Скорее, лемма. Лемма – это…
– Заткнись, – оборвала она резко. – Вижу, в армии точно не служил. Болтаешь, как гуманитарий. Ладно, пройдемся согласно твоему научному методу.
– Умница.
– Хотя не верю всяким ученым, – сказала она недовольно, – это ж не силовые структуры атомную бомбу выдумали!
– Да, – покорно подтвердил я, – они ею только бросают в кого ни попадя.
Пришлось ухватиться за ручку, так круто развернула автомобиль, хотя до полицейского участка оставался всего квартал. Дальше я откинулся на спинку сиденья, впервые за очень долгое время наслаждаясь покоем и ясностью в черепе.
Хотя, конечно, приходится с некоторым усилием восстанавливать барьер, не давая прорываться в мозг всякой информации, что может утопить и ввергнуть в сумасшествие. Зато стоит взглянуть на что-то, вот, к примеру, на то здание, и сразу вижу всю его историю, начиная от года и дня постройки, личные данные архитектора, стоимость стройки, размер кирпичей, количество штук, перечень мероприятий, которые в нем проводились, ух ты, даже Максим Горький там бывал, это же почти памятник архитектуры…
Город все больше обожаю за его суперсовременные высотки, широкие магистрали и праздничность улиц. Хотя небоскребы начали строить еще в начале прошлого века, а стодвухэтажный Эмпайр-стейт-билдинг посещал еще Маяковский, но потом к высотным домам то надолго падал интерес, народ предпочитал перебираться в небольшие коттеджики и таунхаусы, то снова что-то необычное выстреливало, но и теперь небоскребы во всех странах определяют архитектуру городов и остаются символом технической мощи и красоты хай-тековского мира.
Автомобиль мчится на дикой, как раньше бы сказали, скорости, но соединенные в одну сеть бортовые компьютеры выполняют свою работу ювелирно точно. Даже на тесных улочках автомобили проскакивают на встречке в двух сантиметрах один от другого. Насколько знаю, инженеры продвигают новый стандарт насчет одного сантиметра, что позволит что-то где-то и много сэкономить.
– А сама часто берешь управление на свою набодибилдеренную персону?
Она покосилась в мою сторону с неодобрением во взгляде.
– Зачем?
– Да просто так.
– Просто так не беру, – отрезала она.
– А не просто так, – спросил я. – По делу? У тебя же бывают дела? Хоть иногда?
– Беру очень редко, – сказала она коротко. – Ты вроде бы видел.
– Ага, – сказал я, – все-таки бывает. Когда на обгон?
– Когда преследую, – уточнила она.
– Понятно, – сказал я, – хорошо быть полицаем. Обгоняй, нарушай, дави, стреляй… Вот это жизнь! А тут докторские защищаешь, от рака лекарства придумываешь, кому это нужно? Человек должен жить коротко и весело, лишь бы успевал размножаться. Ты как насчет размножения?
Она даже не взглянула в мою сторону, взгляд прикован к быстро бегущей под колеса автомобиля ленте шоссе.
– Я размножаюсь.
– Ого, – сказал и посмотрел на ее граненый живот с кубиками под тонкой тканью, уже знаю, даже пересчитал, в самом деле восемь. – Прости, я не знал.
Она поморщилась.
– Я не беременная. Но у меня есть дочка. Ранний брак. Живет у моей мамы. Им так обеим нравится. А ты?
– Не знаю, – ответил я честно. – Мне проследить за своим потомством труднее. Может быть, много, а может, и нет вовсе.
Автомобиль стремительно взлетел на эстакаду, оттуда хорошо виден весь район, здесь как раз небоскребов особенно много, есть яркие и праздничные, есть солидно блещущие металлом, есть подчеркнуто индустриальные, мол, не для праздников эта планета, а для работы, как сказал великий нигилист. Есть такие, будто спроектированы и выстроены специально для туристов, настолько необычные, что вроде бы в таких ни жить, ни работать, а только аттракционничать.
Впрочем, и такие есть, туризм – неплохая статья доходов, ради повышения их доли стоит выстроить либо самое высокое в мире здание, либо самое причудливое по форме.
В этом Москва перестала отставать от прежде более богатого мира, а во многом по инерции погони за лидером и обогнала, так как запрягает медленно, ездит быстро, а потом обнаруживает, что в гонку ринулась привычно по-расейски без тормозов.
Наша цель, высокий дом в сорок два этажа, высится гордо и красиво в окружении зданий поменьше, похожий на лебедя среди стаи серых уток. Стоянка размечена цветными вставками в асфальт. Мне показалось, машины там недовольно покосились на автомобиль с полицейской мигалкой, полицию даже они не любят, но пикнуть не посмели, в демократическом государстве у силовых структур все права, и чем государство демократичнее, тем всесильнее полиция, как олицетворение абстрактной мощи гуманного народа и толерантного к насилию народа.
Она сказала властно:
– Говорить буду я!.. Ты вообще и не пикай.
– А пищать можно? – спросил я. – Как красный слон?
– И пищать нельзя, – отрезала она.
– Настоящая женщина, – сказал я с восторгом. – Давно мечтал такую…
Она обернулась, глаза грозно блеснули.
– Что-что мечтал?
– Встретить мечтал, – объяснил я. – Думал, такие только в сказках да в анекдотах, а тут вон все наяву. У нас будут завидовать счастливчику! Это я счастливчик, кто бы подумал… Мне же всегда с женщинами не везло.
Она поморщилась.
– Не повезет и на этот раз. Держись за моей спиной.
Я смерил взглядом ее прямые и широкие плечи спортсменки, спина прямая, как столешница.
– А что, будет перестрелка? Как здорово!
– За моей спиной, – повторила она. – И не высовываться.
Вблизи видно, что вообще-то обычная многоэтажка, не старая, стандарт для недонебоскребов, эконом-класс, просто домики вокруг совсем мелкие, вот и кажется чем-то, чем не является. Воротилы в таких точно не живут, а если и появляются, то лишь для чего-то крайне темного.
Да чего вдруг, мелькнула мысль, это я туплю, воротилы вообще не появляются в людных местах. Так что здесь в лучшем случае те, кого воротилы отправляют с поручениями. А то и вовсе не воротилы отправляют, а мелкие служащие воротил отправляют совсем уж мельчайших.
Подъезд к дому замусорен, ступеньки выщербленные, а дверь, естественно, расписана густо, не всякую надпись прочтешь, а в наложенных один на другой рисунках можно увидеть, как в пятнах Роршаха все, что угодно, даже обладая не самым ярким полицейским воображением.
Ингрид распахнула дверь и почти вбежала, сильная и стремительная, попробуй останови, но останавливать некому, даже за оконцем комнаты для консьержки пусто и настолько пыльно, словно здесь никто не появлялся с момента сдачи дома в эксплуатацию.
– Лифт работает, – бросила она. – Пойдем.
– Один из четырех, – пробормотал я с опаской, – по теории вероятности он не должен сломаться именно в этот день и час… Хотя теория суха, мой друг…
Она фыркнула:
– Я тебе не друг.
– Классику знать надо, – укорил я. – Это я бахвалюсь знанием сокровищ мировой культурки, а ты мне крылья обрываешь, как стрекозе какой-то, изысканной и безумно красивой…
Опускаясь на вызов, лифт грохочет и лязгает, я отчетливо услышал предупреждение, что ему начхать на теории, восхочет и застрянет в любой момент и в любой точке пространства-времени шахтного измерения.
Ингрид нахмурилась, но когда дверцы распахнулись, решительно шагнула вперед. Пол под нею тревожно задвигался, стукаясь в стенки.
– Ох, – сказал я. – Кажется, у меня начинается арахнофобия или как ее там…
– Какие здесь пауки? – спросила она сердито. – Не трусь. Слышишь, уже поехал… Если и оборвемся, то с хорошей высоты! Мучиться долго не придется.
– Умеешь утешить, – сказал я с сарказмом. – Настоящая женщина!
Лифт ползет на высоту с трудом, отчаянно сражаясь с гравитацией и даже, как мне кажется, с сопротивлением воздуха.
– Что-то ты бледный совсем, – произнесла она с сарказмом. – Съел что-то?
– За тебя переживаю, – пояснил я.
– Что так?
– Ты такая нежная, – пояснил я, – чувствительная, поэтичная, а гонимся за каким-то грязным мошенником. Для тебя это как серпом… гм… как молотком по маникюру, да?
Она не ответила, прислушиваясь. Лифт наконец дополз до места, остановился, задрожал, я уже заранее вздрогнул, однако двери начали неуверенно раздвигаться, а потом и в самом деле ушли в пазы, открыв перед нами этажную площадку.
