Татьяна Живова - Джульетта без имени
Есть разница?
Огромная.
Вот только пришла к нему эта дружба слишком поздно. Права Крыся — шпионов и предателей никто не любит. И скоро все так или иначе закончится. Но отчего-то сознание близкой смерти придавало этой зарождающейся дружбе в глазах Востока особую, ни с чем не сравнимую ценность.
Теперь он даже радовался, что ему не придется похищать Крысю и тащить ее к людям. К тому же и шприцы со снотворным нашли и отобрали при обыске. А на допросе еще и настырно интересовались их содержимым. Пришлось сказать, что там яд на всякий экстремальный случай. Потому что в версию «антирад» никто бы не поверил — поскольку антирад хранился в аптечке (также изъятой при обыске), а шприцы были найдены в таких подозрительно-укромных местах, что поневоле вызывало у местных безопасников вполне закономерные вопросы на тему: зачем прятать дополнительные инъекторы с антирадом так тщательно и укромно?
Крыся отвлекла его от мыслей, снова придвинув лоток с грибами.
— Давай-ка все-таки поедим. Ты сам сможешь или тебе помочь?
— Да уж попробую сам! Руки целы, слава богу...
Скавенка кивнула. Привычным движением собрала щепотью немного скользкой «каши» и отправила в рот. Восток последовал ее примеру, но у него поначалу плохо получилось.
— А ты вот так, — показала Крыся. Восток повторил.
— Ловко у тебя получается! Наверно, много практики было?
— Ну... типа того. У нас в общине многие жители вообще ложками не пользуются. Или руками, или палочками. Но это месиво палочками не поешь. Да и палочек тут нет.
— У вас в общине — в смысле, тут, в Бибиреве?
— Нет. Тут-то как раз все цивилизованно — ложки, вилки... Я с Петровско-Разумовской. У нас там совсем другой уклад жизни... Даже рабство есть.
— Ты серьезно? — Восток даже приостановил руку с очередной порцией еды.
— Более чем. Моя мать... была рабыней — пока не стала наложницей одного из хозяев и не родила ему сына. Теперь она его жена.
— А ты?
— А я — грязнокровка. Для местных это ниже, чем рабыня. Хотя я и свободна.
— Не понимаю...
— Ну... как тебе объяснить... У нас — три племени. Черные скавены — они из какого-то Кавказа. Желтые — бывшие ве... вьетнамцы. И белые — все остальные: русские и им подобные. На нашей станции власть принадлежит черным кланам. Желтые — рабы, а белых там совсем нет. Моя мать — желтый скавен, а отец... — тут Крыся вздохнула, — отцом был белый добытчик... по-вашему сталкер, с какой-то другой станции, я его в жизни никогда не видела. А поскольку во мне нет ни одной капли крови черных скавенов, то для нашей общины я — грязнокровка. То есть — самое презираемое ими существо. Такие вот пироги... с котятами.
— Удивительно! — пробормотал Восток, качая головой. В Метро он видал всякое, но чтобы вот такое резкое расслоение общества не только на рабов и господ, но еще и по чистоте крови...
«Ну чистый Рейх! Знали бы на Чеховской — давно бы уже явились сюда по Серой с предложением союза! Хотя... нет. Тамошние фашисты местных «господ» живо бы пустили в расход: не любят на Чеховской «черных»! А за ними бы — и их «желтых» рабов. Да и вообще всем бы крысюкам трындец наступил! Нелюдей на Чеховской не любят еще больше, чем «черных».
— Значит, ты у нас наполовину вьетнамка? А я еще гадал, на каком языке ты ругалась там, у библиотеки, а это вьетнамский!
— Да. Мама научила. Она-то по-русски до сих пор плохо говорит.
Внезапно Крыся насторожилась и подняла голову, прислушиваясь.
— Что? — тут же подобрался и Восток.
— Шаги... за дверью... Кажется, это сюда...
Заскрежетал ключ в замке, дверь распахнулась, и в камеру вошел охранник Никита. За его спиной маячил кто-то из безопасников.
— Крыська — на допрос!
Скавенка с неописуемым выражением лица медленно поднялась, во все глаза глядя на вошедшего и машинально вытирая руки тряпицей.
— Ну чего застыла? Шевелись давай!
Восток стиснул кулаки и тоже встал. Если они и ее станут допрашивать так же, как и его, — то есть «с пристрастием»...
Но он ничего не мог поделать в данной ситуации. Слишком неравны были силы.
И вот это и бесило.
Выходя из камеры, скавенка оглянулась на сталкера. Того как шилом пронзило: она еще и пыталась улыбаться ему!
Дверь захлопнулась за спинами уводивших Крысю конвоиров, проскрежетал ключ, и снова наступила тишина.
Теперь уже пришел черед Востока метаться по камере в напряженном ожидании. От мыслей, что могут сделать с девушкой во время допроса, он впадал то в ярость, то в отчаяние. И главное — он сам ничем не мог помочь ей!
Медленно тянулось время. Наконец снова лязгнул в замке ключ, и охранник втолкнул в камеру взъерошенную, со следами слез на лице, но абсолютно невредимую Крысю.
— Восток, ты представляешь! — прямо с порога воскликнула она. — Меня никто даже пальцем не тронул! Только орали, запугивали и по мозгам ездили! Не понимаю, с чего это вдруг я так легко отделалась?
В голосе ее было крайнее изумление.
Восток облегченно выдохнул и уже ничуть не колеблясь сгреб ее в охапку, обнял и крепко прижал к себе.
— Ай, ты чего? — дернулась крысишка. Лицо ее стало совсем ошарашенным.
— Просто очень рад за тебя. Я уж чего только не передумал. Представлял всякие ужасы, как тебя там... терзают, а я — тут и ничего не могу сделать...
— Аааа... — Крыся ощутимо расслабилась. — Ясно. Но ты меня так больше не пугай, а то я — существо нервное... У нас воды не осталось?
— Держи.
Сделав несколько экономных глотков, девушка вдруг разом посерьезнела. Даже погрустнела.
— Мне так и не поверили, что мы с тобой познакомились только этой ночью. Припаяли давнее сотрудничество с тобой, как со шпионом. А завтра состоится суд. Ежу ясно, что он будет просто формальностью. Так что мы с тобой уже можем начинать готовиться к... закономерному печальному финалу. И прощаться.
Скавенка со вздохом опустилась на тюфяк. Легла ничком и спрятала лицо в скрещенные руки.
— Вот и все... — еле слышно обронила она и затихла.
Восток смотрел на нее, и внутри него зрело решение. Каким бы ни был приговор, который им вскоре вынесут, но он пойдет с ней — с этой чуждой его расе мутанткой, с этим экзальтированным «нервным существом» — до конца. Каким бы он ни был.
Сталкер тоже сел на тюфяк. Осторожно провел ладонью по волосам Крыси, больше напоминающим пушистую тонкую шерстку.
— Попрощаться мы еще успеем — сказал он. — Нас же не прямо сейчас казнят!
Крыся вдруг резко приподнялась, без слов крепко обняла его и уткнулась носом ему в грудь. Да так и застыла.
Восток слышал, как колотится сердце крысишки, чувствовал ее теплое дыхание на своей коже. Рука его снова потянулась к ней.
— Ты поспи, — предложил он, гладя и перебирая ее волосы. — Все же будет легче ждать.
...Некоторое время спустя сменившийся охранник, слегка встревоженный мертвой тишиной за дверью, заглянул в камеру через специально встроенный в дверь телескопический глазок.
Пленник сидел на тюфяке, привалившись спиной к стене и вытянув ноги. На коленях у него покоилась голова спящей девушки. Крыся иногда вздрагивала во сне, сталкер осторожно и ласково гладил ее по голове, и девушка затихала.
Покачав головой, охранник аккуратно прикрыл глазок задвижкой.
Про суд, предстоящий этим двоим буквально через несколько часов, он уже знал.
Глава 10
ТРИБУНАЛ
— Встать, суд идет!
Знакомая по довоенным фильмам и телепередачам фраза едва не рассмешила Востока. В другой ситуации он бы, может, и правда посмеялся над очевидным казусом — ведь на том пятачке платформы, где бибиревцы собрались судить «шпиона» и «предательницу», кроме мест для самих судей и ведущего протокол секретаря, больше не было ни одного стула или скамейки. Так что все присутствующие в данный момент и так стояли.
Но куда уж в таком деле без ритуалов и сопутствующих им фраз!
— Заседание трибунала по делу о шпионаже и предательстве в пользу врагов Содружества скавенских станций, — продолжал вещать председатель, — объявляется открытым!
«Трибунал?!..»
Сталкер слегка опешил, но потом подумал, вспомнил все, что знал о порядке и особенностях довоенной системы судопроизводства, и мысленно согласился с говорившим. Да, трибунал. Именно трибуналом и должны рассматриваться все дела о шпионаже и предательстве интересов родины.
Значит, суд будет коротким и без лишних разглагольствований.
