Николай Инодин - Звериной тропой
Когда огонь в костре становится маленьким, а от дров остаются красно-серые камни, Машка подходит к Роме, садится рядом, и они долго смотрят, как засыпает пламя, а камни превращаются в серый порошок. Человек иногда замирает, дышит очень редко и медленно, и невидимая часть его становится большой, забирает в себя Машку, лодку, остров и может быть, всю их реку. Машке нравится быть внутри человека, она замирает и тоже начинает медленно дышать, и внутри становится тепло и приятно, даже приятнее, чем от тёплого мяса с кровью. Тепло, как от мамы….
Затем они залезают в шалаш, спать. Человек сначала ворочается, но в конце концов засыпает. Машка сначала лежит рядом, только спать не хочется, и она идёт гулять по острову. Хорошо, если на острове живут весёлые мышки, которые ночью вылезают из норок и играют с ней в прятки. Маха тоже прячется, сжимаясь в комок и замирая. Тогда грызун может подбежать близко, и можно на него прыгнуть и поймать. Начинается игра в догонялки. Когда мышка быстрее, когда Машка. Иногда хвостатая устаёт, и не хочет больше бегать, лежит, не шевелится, даже не дышит. Тогда Маха бросает ленивую мышку, и идёт искать другую. Наигравшись, она тихонько заползает к человеку в шалаш, прижимается к тёплой ноге и кладёт голову на бедро. И засыпает.
***По обоим берегам реки тянется степь, невысокие холмы до самого горизонта. Почти исчезли рощицы, встречавшиеся раньше, деревья жмутся к рекам и ручьям, прячутся в оврагах и ложбинах. На отросшей траве пасутся тысячные стада копытных. Взамен брошенного куска кожи Роман добыл новую, содрал шкуру с чёрного быка, целый шатёр получился. Бычья кожа, конечно, толстая и тяжёлая, так не на своём же горбу её переть, река несёт.
Недавно Роман, обходя окрестности стоянки, напоролся на группу товарищей, доедавших в овраге лошадь. Волки поворчали для проформы, но добычу уступили, поджав облезлые по летнему времени серые хвосты. Собственно, лошадь ему была ни к чему, а вот длинный хвост он обрезал, и теперь плетёт из конского волоса верёвочку, она крепче лыковой, и не размокает, как сыромятный ремень. Лесу Шишагов связал ещё раньше. Поэтому за лодкой частенько тянется небольшая рыбка, с укреплённой вдоль тела крепкой щепкой. Хитро привязанная деревяшка при рывке разворачивается поперёк, и вечерняя уха варится то из щуки, то из судачка. Иногда рыбку заглатывает крупный окунь. Ставить вершу на ночь Роман не любит, слишком много рыбы в неё набивается, возни на целый день. С дорожкой проще, и рыба каждый день свежая.
Маха растёт, на лес глядя, ростом уже с хорошую рысь, только масть другая. И зубы меняться начали, ещё одна головная боль Шишагову. Мяско теперь с жирком ищет, и хрящей чтобы побольше мелкой досталось. А сколько нервов потратил, пока приучил её живым кормом питаться! Принесёшь ей подбитого суслика, так она с ним играет, а есть и не думает. Пришлось потихоньку приучать, сначала полуразделанными тушками кормить, потом только с надрезом, чтобы кровь сочилась. И только после этого голодная Машка очередную «добычу» съела. На вчерашнем привале изловила в камышах утку. Пока Роман заметил, от птички остались клюв, лапки и горсть перьев. Растёт питомица, радует.
От постоянной мелкой работы пальцы у Ромы стали шершавыми, но ловкими и сильными. Последняя работа — рогожный полог на лодку, в дырочки которого только иглу и просунешь. Не от хорошей жизни плёл, комары заставили. Ночи стоят тёплые, и над камышами гнус облаками вьётся, пришлось изгаляться, рукодельничать. В два слоя сплёл, на дугах в центре лодки укрепил, и на день не снимает. Зато теперь хоть и стоит всю ночь комариный звон в ушах, а до тел путешествующих редкая кровососка добирается. Ну, и на ночь лучше всего на якорь становиться, посреди широкого плёса, на ветерке. Хорошо, что опасность под шальной пароход угодить не слишком велика.
Иногда вечером или на рассвете доносит ветер до них рык Машкиных родичей. Тихий поначалу, рык набирает силу, крепнет, заполняет окрестности и внезапно обрывается кодой. Только эхо, отражаясь от обрывистых берегов, мечется над водой. Сначала, услышав такой рёв, Машка сжималась, выгибала спину и тихо шипела, но когда подросла, пугаться перестала. Встаёт, настораживает уши, подаётся вперёд. Диафрагма сокращается, в горле у неё клокочет, но пока ни разу ещё не зарычала в ответ.
В новой своей жизни Роман привык обходиться без многого, мнившегося раньше совершенно необходимым, в том числе и без соли. Но если была возможность соль добыть, предпочитал пищу, хоть и не обильно, но подсаливать. Поэтому, когда в прихваченном в дорогу кожаном мешочке осталась последняя горсть серого порошка, принялся искать солонец. Самому солёную землю найти — та ещё задача, но вот если за травоядными посмотреть, проследить их тропы, время на поиск может значительно сократиться. Им, в отличие от хищников, соли в пище не хватает. Но по левому берегу второй день тянется меловый обрыв, а справа стеной стоят камыш и рогоз, этим плавням конца и края не видно. В болоте соли уж точно не найти. А на обрыв вскарабкаться вполне возможно, вот по этому овражку, например, ещё и удобно будет.
Роман несколькими быстрыми гребками весла развернул лодку, и повёл её к берегу. Кажется, не сильно себя греблей утруждал, но постоянная практика в течение долгого времени в сочетании с обильным питанием нарастила мышцы на торсе, да и ухватка появилась. Долблёнка куда маневреннее стала, чем поначалу.
Днище с разгону зашуршало осокой, затем заскребло по камням. Нос лодки на метр выполз на берег. Из-под носового настила появилась недовольная внезапным пробуждением Машка, морда заспанная, глаза щурит на свету, глядя на Романа с упрёком:
— Тебе что, делать нечего? Только перекусила чуть-чуть, подремать прилегла…. Ты что творишь? — на наглой морде написано. Большими буквами.
— Переживёшь, пожалуй — отвечает Рома, — Перекусывала третий раз за сегодня, и дрыхнешь с утра, как всегда, только для пожрать и просыпаешься.
Маха фыркнула в усы, потянулась сочно, вытянув вперёд передние лапы и выпятив поджарый зад. Краем глаза оценила навешанную на Шишагова экипировку и с деловым видом выпрыгнула на берег. Поднялась выше по течению и принялась лакать из реки.
Роман привычно привязал лодку, обмотав парой витков верёвки крупный чёрный камень, и двинулся в промоину. Несколько вдохов Машка материализовалась справа, чуть выше по склону. Сколько Роман не бился, пытаясь отучить её ходить со стороны рабочей руки, не вышло. Видно, из него вышел плохой объясняльщик.
Наверху обнаружился довольно изрезанный ландшафт. Местность заросла высоким разнотравьем, скрывающим наличие довольно опасных провалов. Ровную, в общем, поверхность в разных направлениях пересекают овраги, овражки и просто промоины. Чёрт ногу сломит, и не убежит. Почему-то здешние края приглянулись лошадям — на обозримом пространстве стригут траву несколько табунов.
Машка вдруг ткнулась носом в ладонь, и направилась в сторону, дёрнув хвостом. Охотится, просит не шуметь. Идёт на цыпочках, высоко задирая лапы. Припала к земле — уши с кисточками скрылись в траве. Роман терпеливо ждёт, на всякий случай вложив в пращу камень. Не понадобилось. Маха прыгнула, послышалась возня, хлопанье крыльев, потом довольное урчание. Через несколько минут из травы появилась серая задница, рывками приближающаяся к Роману. Кого она на этот раз задавила? Сунув пращу в карман, Роман пошёл навстречу добычливой охотнице. Ворча на глупую жертву, цепляющуюся за пучки стеблей, рыся тащит дрофу больше себя ростом. Увидела Романа, приняла гордую позу, не выпуская из зубов длинную птичью шею. Мол, как она я? Цени! А у самой хвост мечется в стороны, будто оторваться собрался.
— Ты у меня молодец, суперхищник и самая красивая кошка на свете! — чистосердечно признался Шишагов, за что был милостиво облит голубым сиянием Машкиных глаз. Бросив добычу, питомица прыгнула к Роме, обхватив лапами его ногу. Потом ногу отпустили, и по-кошачьи пометили, протёршись всем телом сначала в одну сторону, потом в другую.
— Дрофу сама потащишь, или доверишь мне? Наглая девка посмотрела на лежащую тушку, на Рому, улыбнулась, показав отрастающие клыки, и повернулась задом к обоим. Пошла дальше, всем телом демонстрируя отсутствие интереса к происходящему сзади.
«Ах, ты, стервочка!» — Роман, не нагибаясь за птицей, пошёл следом. Маха немедленно развернулась, и растерянно уставилась на Шишагова.
— То-то, девочка. Не нужно берега терять.
Роман вернулся, подхватил тяжёлую птицу и забросил в заплечный короб.
Искомый солончак оказался далеко от реки, в месте, не имеющем и намёка на дрова. Пришлось возвращаться к лодке и начинать плести корзину. На берегу всяких коряг хватает, здесь и соль придётся выпаривать. Только таскать далеко. Уставшая Маха, набив пузик дрофятиной, залезла на камень, к которому привязана лодка, и дрыхнет без задних лап. Если делать нечего, нужно спать. Натуральный солдат — ветеран.
