Александр Сапегин - Столкновение

Вадим поставил на печь любимую бабушкину чугунную сковородку, которую, если честно, не променял бы ни на какой самый модный тефлоновый «Тефаль». Никакое разрекламированное чудо не могло сравниться с чугунным раритетом производства тридцатых годов прошлого века. Сковорода была волшебной. На ней не подгорали блины, картошка будто сама собой прожаривалась до золотистой корочки, и все, что на ней готовилось, было произведением кулинарного искусства. Даже простая глазунья превращалась в царский ужин, а не становилась завтраком вечно голодного студента.

Перекусив приготовленной на скорую руку глазуньей, он уселся в старое кресло, в котором любил читать книги, переняв привычку от деда. В этом старом, продавленном кресле, наделенном особой аурой, думалось по-особому легко. Все важные решения принимались парнем после часа-другого кресельных раздумий.

«Будем исходить из того, – думал Вадим, – что дед знал или подозревал о наличии у меня экстрасенсорных возможностей. Значит, для этого были какие-то предпосылки или зацепки, смог же он сделать соответствующие выводы, как и Ширшиха. Почему Пелагея Матвеевна предложила дар мне, на каком основании? Думай, Дарт Вейдер, думай. Как дед, живя в тайге, мог увидеть в тебе знахаря?»

Тут у Вадима что-то щелкнуло в голове. Мысленный поток зацепился за слово «тайга». Да, лес для него был вторым домом, он никогда не блудил, не боялся зверя, всегда находил грибные и ягодные места, даже в самый неурожай не возвращался домой пустым. Любой овощ, посаженный им на огороде, всходил и созревал на неделю раньше, чем у соседей, картошка практически никогда не «болела», скотина и животные всегда тянулись к нему. Вадим вспомнил реакцию пасечника – деда Бондаря, когда он, семилетний пацан, уселся на спину Бугру – громадному кобелю, охранявшему таежную пасеку от поползновения косолапых любителей меда. Бугор был из породы то ли неделянов, то ли наделянов[3], весил под восемьдесят килограммов и не боялся никого. За то и был отправлен в лес, ибо кобель мог выйти победителем в противостоянии один на один с косолапым. Пес слушался и подпускал к себе только хозяина, и каково же было удивление последнего, когда малолетний шкет вдруг взнуздывает грозного стража, и тот безропотно катает его по поляне на манер ласкового пони. Старший Белов тогда только посмеялся в усы, хлопнул Бондаря по плечу и о чем-то ненадолго задумался. О чем думал дед?

Вадим по-стариковски покряхтел, разминая онемевшие от долгого сидения ноги. Встав, он походил по комнате, подкинул дров в печку, после чего вернулся на насиженное место. Мысли потекли по накатанной колее, возвращаясь в минувшее детство. Дед ни слова не сказал против походов внука к соседке. Белов-старший всегда почтительно обращался со сморщенной бабуськой, она отвечала ему той же монетой. Странно, почему Вадим не замечал или не вспоминал об этом раньше? Ширшиха никого не пускала в личное пространство, но почему-то сделала исключение для него и деда. С бабушкой знахарка держалась тоже ровно, конечно, без того пиетета, с которым она относилась к нему. Парень чувствовал, что ответ кроется где-то рядом, стоит только потянуться рукой в нужном направлении… но отгадка постоянно ускользала, словно он что-то позабыл, и этот маленький нюанс не дает мозаике сложиться в цельную, завершенную картину. Несомненно, дед знал о его предрасположенности. Ширшиха тоже знала и, возможно, учила его, но почему он ничего этого не помнит? Почему?

Вадим тонул. Сил не осталось даже на то, чтобы просто барахтаться, но он продолжал упорно бить руками по темной морской глади. Ноги с каждой секундой становились тяжелее, теряя чувствительность в холодной воде. Скоро и тело станет таким же, как оледеневшие ступни, и тогда – прощай, небо; здравствуйте, раки! Берег… ему бы суметь догрести до берега, темная полоска которого не становилась ближе из-за течения, уносящего жертву в бескрайний океан. Вадима сковало холодом, одеревеневшие руки повисли безвольными плетями, вынырнувший из глубин водоворот ухватил его за голени и потянул вниз, темная вода сомкнулась над головой, грудь сдавило от нехватки воздуха. Морская бездна раскрыла пасть. Проводив взглядом последние пузырьки, выпущенные из сжатых давлением легких, он открыл в немом крике рот и проснулся…

Сердце с бешеными перебоями стучало о грудную клетку, казалось, что оно вот-вот проломит хлипкую преграду и выпрыгнет наружу. Мышцы между ребрами болезненно стянуло. Как говорят в народе – ни вздохнуть ни п…ть.

– Приснится же… – прошептали посиневшие губы. Вадим, смахнув со лба обильную испарину, дернулся встать с кресла и тут же скривился от сонма мурашек, побежавших по затекшим от долгого сидения в неудобной позе конечностям.

Старые ходики, дернув шишечками с облетевшей позолотой, отстучали четыре часа.

– Вот это я даванул…

Поджимая озябшие пальцы ног, кресельный засоня проковылял до окна и захлопнул форточку. Дрова в печи давным-давно прогорели. Судя по тому, что уголья и зола не давали искр, когда их пошевелили кочергой, а стылый уличный холод, пролезший через форточку и дымовую трубу с открытым на всю катушку дымоходом, вольготно обосновался в доме, случилось это часа три назад. Вадим выбрал совком золу, накидал на колосники огрызков бересты с тонкими расколотыми полешками и чиркнул спичкой. Вскоре горячее пламя жадно чавкало, поедая свежую порцию дров и плотоядно поглядывая на ведерко уголька. Холод недовольно сдавал захваченные позиции, оседая каплями слез на запотевших окнах.

– Надо переделать бак на печное отопление, – сказал Вадим сам себе, смотря на радиаторы.

Два года назад они с дедом установили в доме алюминиевые радиаторы и небольшой расширительный бачок, который смонтировали на кухне. Нагревалась вода парой электрических тэнов, врезанных в самодельный бак бойлера. Для того чтобы обеспечить нормальную циркуляцию, в трубу, идущую от бойлера, был врезан маленький циркулярный насос. Первый месяц деревенские Самоделкины нарадоваться не могли на сотворенное чудо инженерной мысли, но получив счет за электроэнергию – призадумались. В пересчете на рубли новодел за один месяц скушал две с половиной тысячи целковых. Удовольствие выходило не из дешевых.

– Поторопились мы, Вадимка, – помяв в руках бумажку от Энергосбыта, задумчиво сказал дед. – Хорошо-то оно хорошо, дык оно все равно что печь червонцами топить, а ведь еще морозов настоящих не было. Дорогое удовольствие-то выходит.

Покумекав, мастера приняли соломоново решение. В обиход была запущена следующая схема – тэны подключались к пускателю с цифровым таймером, который включал бойлер с часу ночи до шести утра. Не зря же в доме установлен двухтарифный счетчик, так пусть оправдывает себя. Днем топили печь. Вадим было заикнулся о способах обмануть злокозненный прибор учета, но дед так глянул на него, что махинатор проглотил и слюну, и заготовленную пылкую речь.