"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 - Том Белл
— А что было потом? — поинтересовался Робер, не зная, что сказать.
— Потом? Потом Алве, должно быть, показалось, что это уже слишком. К тому времени в столице выгорело несколько кварталов, мародеры разграбили портовые склады и всю улицу Ювелиров. На третий день монсеньор вывел войска из казарм, перевешал грабителей и насильников и собственноручно сжег зачинщика резни Авнира.
— Как сжег? — оторопел Робер от такого варварства.
— Вместе с особняком графа Ариго, — пояснил Дик без всяких эмоций. — Фанатики подожгли все дома знати на площади Леопарда. Монсеньор завел Авнира в особняк за несколько минут до того, как он рухнул.
— Но разве это не означает, что за погромами стоял не Дорак? — спросил Робер, потирая виски.
— А разве то, что монсеньор ничего не делал полдня, не означает, что виной всему был именно Дорак? — ответил Ричард с неожиданной злостью. — Да, монсеньор вмешался, но из-за чего? Только из-за того, что подлец перегнул палку.
Робер промолчал, не зная, что отвечать. Да уж, интересные дела творятся в богохранимом Талиге! Дикон явно испытал большое потрясение, но поведение Алвы действительно наводило на неприятные мысли.
— И чем же все это кончилось? — спросил Робер, предчувствуя, что после такой присказки сказка окажется совсем омерзительной. — Не могло же всё это сойти Дораку с рук?
Ричард поднял голову: в его потухших, серых, словно присыпанных пеплом глазах, внезапно зажглись зловещие искорки, словно огоньки, предвещающие извержение вулкана.
— Дораку? — вкрадчиво спросил он тоном, неожиданно напомнившим интонации Ворона. — А при чем здесь Дорак? Разве имеет значение, что Авнир получил благословение на подстрекательство от своего кардинала? И разве важно, что он несколько недель открыто подбивал весь сброд столицы на возмущение? Что с вами, Робер, да это же пустяки! Дорак даже не думал оправдываться. Оправдывался граф Ариго.
— При чем здесь Ариго? — искренне удивился Иноходец. — Ведь ты сказал, что его дом сгорел? Разве он не пострадавший?
— Разумеется нет, — зло выплюнул Дик. — Его особняк сгорел дотла, это верно. Но, сжигая там Авнира, монсеньор обнаружил, что граф вывез из дома все вещи и мебель. Вот этот факт показался Совету куда более зловещим, чем какие-то там фанатичные проповеди! Братьев Ариго обвинили в измене и бросили в Багерлее. Граф, правда, клялся, что незадолго до Октавианской ночи он получил анонимное предупреждение и принял те меры предосторожности, какие мог, но кто стал бы ему верить! Уж точно не Дорак и не Алва.
Дикон снова уткнулся взглядом в серый валун. Робер вздохнул, понимая, что самое тяжелое ему еще предстоит выслушать.
— И из-за этого ты решил отравить Ворона? — осторожно спросил он.
Дик медленно поднял голову. Движение это вышло таким тягучим и тяжелым, словно голова его налилась весом камня, на который он только что смотрел.
— Нет, — с трудом выговорил он. — Тогда я еще надеялся… Я думал, что Алва хоть и покрывает Дорака, он все же не заодно с ним. Но через месяц… Через месяц эр Авг… то есть граф Штанцлер рассказал мне еще кое-что.
— Что именно? — выдохнул Робер: вот она, начинается самая мерзость!
— Он сказал, что епископ Оноре убит… Его преосвященство сумел выбраться из Талига, но почти сразу на границе на него напали. Дорак добрался-таки до него.
— Подожди, Дикон, — остановил юношу Робер. — Я понимаю твои чувства, но нужно быть справедливыми. Какая выгода Дораку от этого убийства да и от всей олларианской резни, если уж на то пошло?
— Я спросил у эра Августа то же самое, — ответил Дик прямо. — И эр Август показал мне список. Помните, Лига обвинила епископа Оноре в отравлении святой воды? И как графа Ариго и графа Энтрага посадили в Багерлее за то, что это они якобы устроили резню своим собственным единоверцам?.. Намерения Дорака очевидны. Он хочет запретить эсператизм в Талиге и насмерть затравить тех, кто предан Эсперадору и Агарису. Мой Надор, Робер, и ваша Старая Эпинэ! Вы знаете не хуже моего, что все Люди Чести и их вассалы исповедуют истинную веру. Так вот, Дорак уже составил список тех, кого он уничтожит этой осенью. Там названы ваш дед и ваша матушка… все Ариго, все Придды… мои вассалы Рокслеи, и Тристрамы, и Лоу… Но самой первой идет королева.
— Королева? — машинально повторил Робер, поражаясь масштабу лжи.
— Дорак хочет обвинить ее в супружеской неверности, — скривившись, словно надкусил лимон, пояснил Дикон. — Он готовит ее развод с королем. И… принц Карл, вероятно, будет объявлен ублюдком.
— Что за бред, Дикон? — с досадой воскликнул Иноходец. — Неужели ты сам в это веришь?
— Я не поверил бы, если бы не видел Октавианской ночи, — хмуро отозвался мальчишка. — Дорак готовит для Оллара другой брак, с наследницей Ургота.
— Это тебе тоже Штанцлер сказал? — поинтересовался Робер с прежней досадой. — Или это сам Дорак поделился с тобой своими тайными планами?
Ричард с вызовом вскинул глаза, словно хотел что-то сказать, но промолчал.
— Выбрось все это из головы, Дикон, — решительно произнес Робер, встряхиваясь всем телом, словно сбрасывая с себя груз чужих мерзостей. — Ты говоришь: Штанцлер показал тебе список? А откуда у него могла взяться подобная бумага? Разве Дорак имеет привычку разбрасывать такие вещи где ни попадя? А если Штанцлер тычет тебе ею в нос, значит, всё это бесстыжая брехня прожженного интригана!.. Чего он от тебя хотел?
— Чтобы я спас королеву, — мертвым голосом ответил Дикон. — Чтобы я спас всех. Он хотел, чтобы я отравил монсеньора.
— Мерзавец! — с чувством выругался Робер.
Ричард словно бы не услышал. Медленно, будто нехотя, он сунул руку в карман и извлек оттуда старинный золотой перстень с крупным красным камнем.
— Я должен вернуть вам вашу фамильную драгоценность, эр Робер. Я… не сумел ею воспользоваться.
Робер недоуменно взял протянутое ему кольцо. Оно было весьма своеобразным: тусклое старое золото подчеркивало густой, насыщенный цвет шерлы, украшающей печатку, и россыпи мелких камней – они обрамляли золотую молнию, змеившуюся в правом нижнем углу. Судя по всему, кольцо переделывали несколько десятилетий назад: по виду оно было древним, но гравированную молнию добавили сравнительно недавно. Робер никогда прежде не видел этой вещи.
— Что это? — спросил он, ничего
