Олег Лукьянов - Хроники затерянной эры (трилогия)

— Это был тяжелый день для нас обоих, — сказал он без предисловий. — Но сейчас мы должны собраться и обсудить условия нашего будущего союза.

Я кивнул. То, что я буду продавать сверхсовременные корабли, знает уже каждая собака в Федерации — долгосрочный контракт был подписан в прямом эфире, а первая партия кораблей с зеркальной поверхностью уже перекочевала из ангара колосса в руки федератов.

Простые граждане восприняли произошедшее с большим воодушевлением, никто не задавался вопросом, зачем нужны чужие корабли, — все знали, что у главного и единственного возможного врага, ОСА, современных боевых кораблей напорядок больше.

Но вопрос о подписании союзного договора оставался только на стадии обсуждения.

— А где ваш президент? — уточнил я у седовласого мужчины.

— Он устал и просил за него извиниться. Впрочем, его присутствие нам не так уж необходимо, я как премьер-министр имею право решать такие вопросы самостоятельно.

— Военный союз, — начал он официальным тоном, — и прилагающийся к нему договор об обязательном вмешательстве в войну союзного государства — крайне серьезный шаг — мы не можем подписать его, не будучи морально готовы.

Я кивнул.

— На сегодняшний день, — продолжил он, — вероятным противником для обоих наших государств является ОСА — это очень сильный противник. И если смотреть правде в глаза, он не по зубам даже нашим с вами объединенным силам. Сейчас Великие благоволят вашему молодому государству, но что если вы вновь их разозлите, и они решат преподать урок? Тогда Федарции придется вмешаться в войну только для того, чтобы, с девяностопроцентной вероятностью проиграть. Исходя из этого, мы видим совершенно немного смысла в таком союзе.

— Понимаю, — сказал я, — слабый союзник иногда гораздо хуже врага. И отдаю вам должное, вы трезво оцениваете свои силы, но ваши аналитики при составлении прогнозов опирались на неверные, либо сильно устаревшие разведданные. Сейчас мой, соглашусь, не такой уж большой в количественном отношении боевой флот своей совокупной мощью равноценен, а может даже превосходит все флоты Федерации вместе взятые. А в этом случае наши объединенные…

— Постой, постой, — прервал он меня, забывая об официальном тоне. — Сейчас мы с тобой сидим на солнышке в красивом саду и наедине, так что нечего нам друг другу очки втирать — поэтому скажу напрямик: согласен, твой колосс выглядит впечатляюще, но напомню, что однажды я его уже захватил и вырезал всю его команду.

— И сколько кораблей ты при этом потерял? Много, верно? А теперь представь «Сердце Эльвы» непотрепанным, полностью готовым к бою, с доками, забитыми кораблями поддержки и следовавшим за ним ударным флотом. Ты уверен, что всех сил Федерации хватит, чтобы его одолеть? Если бы все обернулось так, а не иначе, ты рискнул бы начать атаку? К тому же, не стоит сбрасывать со счетов и меня — надеюсь, ты наслышан о моем статусе?

Он свел к переносице седые брови и надолго задумался.

— Возможно, в твоих словах есть смысл.

Я вновь кивнул и, прежде чем он продолжил, привел второй и последний из возможных аргументов:

— К тому же, представь, что будет, если Великим, наконец, надоест терпеть постоянные пиратские набеги, и они обрушат мощь своих боевых флотов, на твою Родину. Подумай хорошенько, такое вполне возможно. Экономика ОСА всегда была настроена на щедрое финансирование военной машины, исследование новых технологий, постоянное перевооружение армий — а, как тебе известно, чтобы эта система работала, подобное государство должно вести войну непрерывно. Сейчас, когда пятисотлетняя война с Запретными мирами осталась в прошлом, зализавшая раны ОСА вертит головой и выбирает очередную жертву. Ты уверен, что Федерация достаточно сильна, чтобы отбить желание на неё нападать? В таком случае ты должен согласиться, что союзник тебе понадобится…

Он смотрел на меня не мигая. Долго. В конце концов, обронил:

— Мне надо подумать. Я дам ответ завтра.

— Хорошо, тогда я прогуляюсь по саду, — сказал я вставая. — Кстати, не видел Эльву?

— Твою дочь? Она рыдает где-то неподалеку.

— В смысле?

— Кто-то, это был не я, сообщил ей, что абсолютное бессмертие невозможно — все рано или поздно умирают. И добавил, что даже боги не являются исключением… В общем, она разрыдалась и убежала. Не беспокойся, охрана за ней присматривает.

Кивнув, я отправился на её поиски. Много времени это не заняло.

Она стояла на берегу озера и разглядывала что-то у себя в руке. Хрупкая, нежная, будто нарисованная цветными карандашами. Её блестевшие глаза были удивленно распахнуты, рот немного приоткрыт, а растрепавшиеся локоны падали на лицо.

Приглядевшись, обнаружил, что она рассматривает на просвет кусок цветного стекла — где только нашла?

Увидев меня, распахнула глаза шире. В них я увидел счастье, мгновенно сменившееся испугом.

Она быстро спрятала стеклышко в кулаке, будто это было какое-то немыслимое сокровище, которое я, беспринципный злодей, намереваюсь отнять. Но наказание за стяжательство не заставило себя ждать. Она ойкнула и обратила на меня полные боли и страдания глаза. Из-под пальцев на так и не разжатом кулачке засочилась кровь.

— Ты порезалась? — спросил я. — Покажи. Не бойся, я не стану отнимать твое сокровище.

Все еще подозревая меня в самом страшном, она протянула мне руку, осторожно разжала пальцы и показала ладошку.

Цветную стекляшку, как и обещал, не тронул, но кровь остановил и запустил процесс активной регенерации тканей.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я.

— Прости, что убежала…

— А почему ты убежала?

— Я испугалась… Не хочу умирать.

Подавив в себе первичный импульс, норовящий её утешить, просто бросил:

— Смирись.

Она кивнула.

— Да, — согласилась она. — Человеческая жизнь очень хрупка и недолговечна, как эта бабочка. Красивая, правда?

Покосившись на большекрылое насекомое, порхающее над прибрежными цветками, согласился:

— Верно, красивая.

— Мир вообще очень красивый, — размеренно проговорила она. — Когда ты вдохнул в меня жизнь, я стала любоваться Солнцем, планетами, звездными системами… Но теперь все совсем другое… В человеческом языке нет слов, чтобы выразить то, что я испытываю. Благоговение, восторг — нет — эти слова жалки, и не могут передать полноту того, что сейчас стоит перед моими глазами. «Красота, великолепие» — это мертвые слова. Все мое естество трепещет, я не просто вижу прекрасную картину, я трогаю её, я дышу в ней — я сама часть этой картины!