Глубокий рейд - Борис Вячеславович Конофальский

— О Господи, — теперь и Настя увидала. — Прапорщик, — и ещё крепче обхватила его. — Теперь ты офицер!

— Ну… почти, — отвечал ей Саблин, прижимая её к себе. Он тоже по ней соскучился.

— А чего не сказал? Э-эх… И молчал, молчун… — говорит жена и удивляется: — Как так можно? Вот ты молчун, Аким, я бы так сразу тебе написала, чтобы похвастать, не утерпела бы.

— Так мне только перед окончанием призыва звание присвоили, — отвечает Саблин. — А потом дорога — некогда было, — он оборачивается к сыну. — Юра, забери мою броню и снаряжение.

А сам идёт с женой, которая виснет на его локте и не сводит с него глаз, к их квадроциклу.

Дома прохладно… Видно, Настя электричества к его приезду не пожалела. Охладила хату. А ещё из кухни доносится запах печеной тыквы, а на обеденном столе он видит хорошо обжаренные на кукурузном масле и как следует просоленные лепёшки. Там же блюдо с печёным белым кактусом, жаренная большими кусками со степным чесноком свинина. Водка, сок со льдом…

Сразу видно, жена готовилась… А ещё дома его ждут с нетерпением младшие дети. Олег — второй его сын — и дочка Наташа. Дети у двери встречают отца. Олег — парень серьезный, сдержанный. Он хочет быть как отец, думает идти на службу, хочет надел возле болота от общества получить, завести дом, участок.

И он сразу замечает звезду на пыльнике отца. Он военным делом интересуется, во всём разбирается, и пока старший сын втаскивает в дом большой ящик со снаряжением, Олег берёт у отца пыльник, разглядывает недавно нарисованную звезду и говорит с восхищением:

— Батя, ну ты… Вообще!

Саблин усмехается. А сам садится на свой табурет у двери и снимает сапоги. Это восхищение сыновей дорогого стоит. Жена… Ну, что жена. Ей, конечно, приятно, что муж, хоть и не большой, но начальник, а вот парни его… Они по-настоящему оценили заслуги отца — и это немного другое. Батя, мол, не учился нигде, а до прапорщика дослужился. Значит, храбрый и толковый у них отец.

— Ну а ты у меня как?

Она топчется на месте, то ли стесняясь отца, то ли робея. Он берёт Наталью на руки. Самое его сокровище, самая его большая боль. Саблин её прижимает к себе, целует в висок, хотя целовать заражённых людей врачи не рекомендуют, тем более детей.

— Хорошо, пап, кровью почти не кашляю, — девочка сообщает ему это как о своём главном достижении.

— Умница, — говорит Саблин с такой теплотой, которой ни жена, ни тем более сыновья его никогда не слышали и никогда не услышат. — Ты у меня умница.

Стол уже накрыт, еда давно готова, тут все любимые блюда Саблина, Настя накладывает мужу еду в тарелку: тыкву и кактус, мясо, а сама договаривает за дочку:

— Врач сказал, что левое лёгкое сейчас почти чистое, и правое в этом году менять не придётся. С этим ещё походит, до следующей весны точно. А там, врач сказал, ещё поглядит.

— С этим похожу ещё, — кивает Наташа. И хочет снять медицинскую маску. Но мать тут же осаживает её:

— Куда…? А ну-ка не снимай.

— Ну, ты у меня молодец. Стойкая…– он гладит дочь по голове.

— Казачка? — спрашивает дочь.

— Казачка, — улыбается Саблин.

Дочка что-то хотела сказать ему, но её опередил Олег:

— Батя, а за что тебе звание присвоили?

— Потому что папа храбрый, — за Саблина говорит Наталья.

— Да я и сам толком не знаю, — усмехается Аким, снова прижимая дочурку к себе. Но жена забирает у него Наташу, чтобы он мог приступить к еде. — Просто порядок во взводе держал, вот и присвоили, — и тут же ещё раз уточняет у жены: — Так что, грибок у неё не растёт, что ли?

— Растёт, но медленнее, чем должен, доктор говорит, что новые таблетки чудеса творят, — поясняет Настя, налив мужу рюмку и наконец сама присаживаясь за стол рядом с ним. — Новый антибиотик хорошо работает, но его доктору прислали на проверку, у него его больше нет, на один месяц осталось. А потом придётся старые принимать.

Новый антибиотик стоил дорого, но Саблин готов ещё заплатить, лишь бы не везти его любимую Наталку на очередную пересадку лёгких.

— А где же взять эти новые таблетки?

Настасья только качает головой:

— Он не знает, эти ему на пробу прислали. Пока их ещё не выпускают.

Аким хочет выпить молча, да Настя не даёт, тоже поднимает рюмку:

— Ну, за возвращение твоё, Аким.

«Вот только не вздумай рыдать!».

Аким косится на жену, но та лица не теряет. И они выпивают, а потом и ещё раз… Конечно, за звание. Он думал ещё и за погибших братов выпить, но сейчас так за столом ему было хорошо и семье его было хорошо, что вспоминать про павших вслух он не стал. Помянул про себя.

Потом пришла двоюродная сестра Насти, Марьяна. Тоже его поздравляла, он выпил и с нею, но дальше с женщинами сидеть не захотел, и хоть жена высказала ему упрёк, он встал, надел КХЗ, взял с собой обоих сыновей и пошёл в свинарник.

Сыновья не раз получали нагоняй за грязь или недолжный уход за животными. Но на этот раз они знали, что отец, как только вернется, начнёт обход хозяйства именно отсюда, так что свинарник был идеально, показательно чист, а обе свиньи были здоровы и упитанны. Рядом был маленький курятник, в котором проживали худые куры при одном петухе. Они всегда худы — только во время дождей и саранчи куры толстеют до неповоротливости, но сейчас саранчи не найти. И жара. Впрочем, даже сейчас птица была в хорошем состоянии. Половина ещё даже при перьях, а перья чистые, все паразиты из них были удалены. Птицы жадно накинулись