Время перемен - Евгений Адгурович Капба
Как низко пал Синедрион, если сквозь пальцы смотрит на торговлю детьми! Ну да, ортодоксам тоже в большинстве случаев плевать на проблемы еретиков, но чуть ли не при каждой церкви имелась школа и странноприимный дом, и Аркан был уверен — узнай любая община его единоверцев о таком вопиющем, безусловном зле — последнюю рубаху с себя сняли бы, но детишек-ортодоксов — выкупили бы.
У него тоже потянулась рука к кошелю, и ушлый торговец-оптимат уже приметил это движение и заторопился к нему, но Рем одернул себя: сколько детей-рабов на ярмарке? Сотня, полторы? Куда он их пристроит, где найдет им кров и пищу? Следовало дождаться церковную делегацию и решать эти вопросы с ними: духовенство, по крайней мере, не раз и не два уже проворачивало такие дела. И из бывших сирых и убогих ребятишек вырастали воины-зилоты, сестры милосердия, священники и просто порядочные ортодоксы.
Аркан, потупившись, зашагал дальше — мимо рядов с роскошными одеяниями и обувью. Флой — вот кто умел отличать парчу от бархата, а шелк от батиста! Он бы был тут как рыба в воде. Экстравагантный вельможа вспомнился Рему еще раз — когда он пробирался в толчее по ряду, где над каждым дилижансом, фургоном или кибиткой горел красный фонарик.
Черт знает откуда пошла мода обозначать бордели красными фонарями! Наверное тоже — из прежних времен. Здесь можно было получить удовольствие и развлечься — час или ночь, насколько хватит кошелька. Женщины всех возрастов и габаритов, оттенков волос и кожи предлагали себя самым откровенным образом… И не только женщины! Рем пробежал мимо такой кареты со скоростью скаковой лошади. Говаривали — противоестественные увлечения были в чести в Туринн-Тауре, и следуя эльфийской моде и некоторые столичные аристократы практиковали извращенные удовольствия, но в провинциальном Аскероне понять и принять такое народ бы явно не сумел.
За Порочным рядом находилась вотчина артистов. Сейчас тут разместились сразу четыре труппы и новоприбывшим циркачам Бурбиса предстояло доказать свое право на место под солнцем! Уже раскрывал свои объятия огромный полосатый шатер, рабочие трудились в поте лица, торопясь закончить его установку до темноты, чтобы провести первое представление уже этой ночью. Тут же, на помосте рядом вовсю играла музыка, и народ, скопившийся вокруг, рукоплескал жонглерам, которые показывали свое мастерство.
Жонглеры конечно — большие молодцы, но когда ритм музыки сменился, и на помост выбежали танцовщицы, толпа просто взвыла! Конечно, где ж они тут, на севере, могли увидеть таких знойных экзотических красоток! На каждой из девушек была полумаска и легкие, яркие, струящиеся шелковые платья, которые не столько скрывали, сколько давали простор для фантазии.
Первые удары барабана, зажигательная мелодия рожка и скрипки — и вот уже каждый мужчина хлопает в ладоши, и не сводит взгляд с красавиц на сцене… И летят медяки и сребреники в широко открытый изукрашенный сундучок, который держит в руках канатоходец Итон, широко улыбаясь публике, и прохаживаясь туда-сюда перед помостом.
Аркан смотрел на Сай и в груди его боролись противоречивые чувства. С одной стороны — восторг, восхищение, гордость! Ведь именно он обладает этой невероятной девушкой, он, а не кто-то из этих десятков мужчин! Многие их них богаче и красивее, но Сайа отметила именно его, Рема! С другой стороны — в душе закипала лютая ревность и поднимала голову ортодоксальная мораль. Его женщина не может выплясывать перед сотней мужиков, едва-едва не открывая им свои прелести!
Но, стоило признать — Сай никогда не была его женщиной целиком и полностью… Именно поэтому он и сбежал тогда из Смарагды, потому и напивался, в ту приснопамятную аскеронскую ночь, когда попался в лапы вербовщиков…
— Что брат, девушка понравилась? — Рем вздрогнул от знакомого голоса, который раздался у самого его уха.
— Флавиан? Какого… Тебя что ли экзарх направил миссионером на Север? — дошло до младшего Аркана. — Вот это новость!
— Ты что — не рад? — брат выглядел отлично в своей строгой сутане, его взгляд был энергичным, движения — полными сил.
Флавиан Тиберий Аркан явно умудрился отдохнуть в пути из герцогства до Перевала!
— Конечно, рад! Но… Это несколько неожиданно, — Рем на самом деле растерялся.
— Не переживай, я никому не расскажу о твоем происхождении. Для всех — ты встретил бродячего ортодоксального миссионера, вот и всё. Эдгар и остальные не будут трепаться, а для чужих — я всего лишь навязчивый святоша, пользующийся добротой единоверцев… Да что не так с этой девчонкой, Рем? Ну да, хороша, но… Ты так на нее смотришь, что кажется, сожрал бы ее, дай тебе волю!
— Это Сай, Флавиан, — обреченно выговорил Рем.
Флавиан был единственным, кто знал о том, где жил и что делал младший непутевый Аркан после побега из дому. Братья изредка переписывались, держали связь — и потому ответом на слова Рема стал понимающий взгляд и протяжное:
— Так во-о-от оно что! Это многое объясняет… — что это объясняло, миссионер так и не договорил, потому что музыка кончилась, и танцовщицы упорхнули прочь со сцены.
— Я должен поговорить с ней… — полувопросительно произнес Рем.
— Давай, я подожду тебя возле вашего лагеря. Пообщаюсь с дю Валье и парнями. А ты там это, давай бодрей! А то расклеился, тоже мне…
— А еще у меня на закате дуэль, на кулаках!
— Во-о-от, это другой вопрос! Это по-аркановски! — усмехнулся Флавиан и невольно повторил любимый жест их отца: ударил правым кулаком в левую ладонь. — Я буду твоим секундантом.
XI
Джошуа Буттер уже разминался, прохаживаясь вдоль ограждения из толстых, видавших виды, почерневших от времени жердей. Народ потихоньку собирался — развлечения тут любили, кто-то даже принимал ставки.
— Три — на длинного!
— Пять с четвертью — на Буттера! — рябого тут явно знали и ценили.
Сайа встала на цыпочки и прошептала Аркану в самое ухо, щекоча кожу жарким дыханием:
— Может быть, лучше было драться на шпагах? Ты бы его точно победил! А так — гляди, какой он мясистый! — и хихикнула.
Маэстру Буттер и вправду был мясистым: он разделся да пояса, обнажив крупные телеса: толстые руки, широкую спину, круглые плечи, довольно большое пузо… Популяр походил на медведя — такая же скрытая за внешней неуклюжестью мощь.
— Откуда такая кровожадность, милая? — Рем искоса глянул на девушку, волей-неволей перенимая ее игривый тон. — Возьми я в руку шпагу — и кто-то мог бы помереть сегодня. А так — набьем друг другу морды, и разойдемся. В конце концов, Негодяй и вправду сожрал его шляпу, и если мордобой сделает день почтенного Джошуа Буттера немного более приятным — то ради Бога, я готов предоставить ему такую возможность.
Сайа чмокнула баннерета в кончик носа и указала пальчиком ему за спину: Буттер приближался.
— А-а-а-а, мерзкий хозяин мерзкой лошади! — Джошуа увидел противника и погрозил ему кулаком. — Любитель жевать чужие шляпы! Я взгрею тебя сегодня как Бог черепаху!
Аркан едва не расхохотался. Пойдет теперь гулять история про то, что это именно он, а вовсе не дурной жеребец жрал шляпу популяра! Взглядом он высмотрел Флавиана и двинулся к нему через толпу.
— Мое почтение, сударыня, — поклонился священник и представился: — Флавиан, смиренный странствующий слуга Божий. Ну что, поможем этому оболтусу разоблачиться?
Снять кожаный доспех — дело муторное. Слишком много застежек и завязок! В одиночку Рем провозился бы долго, но втроем — управились довольно споро. Представитель Торгового Совета жестом пригласил бойцов на площадку:
— Итак, маэстру, вы готовы примириться? — спросил он.
— Да, безусловно, — кивнул Рем, хрустя костяшками пальцев и шейными позвонками. — Готов оплатить стоимость шляпы, съеденной моим жеребцом, и принести свои извинения.
— Никакого примирения, пока я не пройдусь по роже этого шляпоеда! — Буттер разве что копытом не бил от нетерпения.
— Что ж, все слова сказаны, условия известны — бой на кулаках до первой крови! Использовать любые подручные предметы запрещено, ногами лягаться тоже не рекомендуется. Кулаки — значит кулаки! Бой!
Джошуа издал истошный вопль, дыхнув на Аркана кислым пивным перегаром, и ринулся в атаку. Его руки, подобные свиным окорокам, так и мелькали, Рем только успевал ставить скользящие блоки и уклоняться, отступая.
— Дерись, мерзкий шляпоед! Дерись, твою-то мать! — бисеринки пота выступили на рябом лице и мясистом теле маэстру Буттера, его дыхание начало сбиваться, и наконец он остановился, воздев кулаки к небу: — Трус,
