Казуал - Эл Лекс
Она ловко упала вперед, прямо поперек трупа, опираясь об асфальт одной рукой, подхватила гранату другой и, не переворачиваясь, прямо под собой, плоско, словно камушком блинчики по ровной водной глади пускала, швырнула гранату в кювет дороги!
Врет механический суфлер. Это не вариант, как минимум потому что он существует в единственном числе. Это прямое руководство к действию. Это единственное, что сейчас можно сделать.
Не сбавляя шага, я плюхнулся на одно колено — к счастью, вшитые в штаны наколенники спасли мои суставы от болезненного контакта, — и следующим движением — на руки, смягчая падение. Быстро, как только мог, закинул руки назад, нашарил ручку рюкзака, и подтянул его на затылок, прикрывая голову — времени развернуться к взрыву ногами у меня точно не хватило бы, хотя бы так закрою. Если какой-то шальной осколок долетит до меня, вряд ли ему хватит энергии пробить все то, что напихано в рюкзак, и навредить голове. Голова — это кость…
Рот открывать я тоже не стал — граната находилась слишком далеко, чтобы контузить меня, а вот снижать чувствительность ушей, которые неминуемо заложило бы от этого, пусть и частично, не хотелось. Мне надо было слышать, что происходит вокруг. Понять, откуда будет произведена последующая атака.
В том, что атака будет, я не сомневался. Нет ровным счетом никакого смысла в том, чтобы оставлять гранату под телом и не караулить потом того, кто додумается нарваться на такую простую ловушку. Это имеет смысл на войне, где задача — просто уничтожать живую силу противника, или минировать удобные позиции, на которые позже предполагается вернуться… Но в Аномалионе нет войны, да и позицию на краю дороги не назвать удачной вообще ни в каком смысле — кому и зачем она может понадобиться?
А вот бандитов всяких и мародеров в Аномалионе, надо думать, приличное количество. И для них эта позиция — просматриваемая со всех сторон из близлежащего редкого желтого леса, — как раз-таки была бы идеальной.
В кювете громко хлопнуло, над головой низко свистнуло, где-то впереди глухо ругнулась и зашипела Скит.
Ну, раз ругается — значит, все как минимум не страшно. Тяжелораненые обычно не кричат — организм понимает, в какую задницу попал и пытается максимально беречь силы.
— Бегом! Пушки к бою! — раздалось со стороны жиденькой рощицы слева от дороги. — Их всего двое!
Очень громко раздалось. Очень близко раздалось — метрах в тридцати. Прямого визуального контакта пока еще нет, но это скоро изменится. И это даже в какой-то степени хорошо — это дает понять, что против нас выступают дилетанты. Возможно, многочисленные, возможно, хорошо экипированные, но — дилетанты. Понимающие люди не выдают себя такими громкими воплями. Вообще никакими воплями. Они если и общаются голосом, то тихо — шепотом, заменяя свистящие звуки, особенно хорошо слышные на дистанции, на шипящие. А в основном стараются общаться знаками, если знают, что рядом противник. Так орать могут только вчерашние гражданские, которые сейчас где-то обзавелись оружием, но не обзавелись никакими знаниями и умениями, что к этому оружию, в идеале должно прилагаться, и решили попытать удачи на дорогах. Потому они и провернули трюк с гранатой, что стрелять ни хрена не умели, и боялись, что первыми выстрелами всего на тридцати метрах могут промахнуться и тем самым спугнуть добычу. Надеялись, что эфка сделает за них всю работу, и им останется только добить.
С другой стороны дороги при этом не раздалось ни звука — сидящие в засаде очевидно были не настолько подкованы в тактике, чтобы расположиться и там тоже. А, может, их было банально слишком мало, чтобы занять оба кювета, или испугались отсутствия какой-то растительности, а окапываться и маскироваться им было лень… Какая разница, почему? Главное — что они оказались с одной стороны от дороги — с той самой, на обочине которой как раз разлегся и я. А это значит, что я у них сейчас как на ладони.
Я перевалился на правый бок, насколько позволял все еще накрывающий голову рюкзак, и поднял автомат, развернув его параллельно асфальту и прижимаясь к прикладу щекой. Щелкнул предохранитель, падая в промежуточное положение — огонь очередями.
Совершенно ненужная подсказка — мне же сейчас не по бутылочкам в тире стрелять. Мне вообще ни в кого толком не стрелять. Мне просто насыпать горстку пуль в направлении предполагаемого противника, чтобы он не насыпал их мне.
Я зажал спусковой крючок на пол-секунды, выпуская ровно пять патронов. Автомат дернулся в руках, выплевывая свинец, в роще что-то громко хрустнуло и кто-то закричал:
— Падла!.. Дыранули-и-и!..
— На обочине живой! — ответил ему другой голос. — Вали его!
Это все я слышал где-то на границе сознательного. Руки же, чуть ли не раньше, чем из затвора вылетела пятая гильза, выпустили автомат и быстро крест-накрест щелкнули фастексами, что крепили лямки рюкзака. Если все будет нормально — потом подберу. Если не будет — не подберу.
Я откатился в сторону, перемещаясь на другую сторону дороги, и в то место, где я только что был, ударили пули, взметая столбики пыли. Вот и отлично. Пусть отвлекаются на меня, а раненая Скит тем временем получит больше времени на какие-то решения. Она же наверняка ранена, не просто же так, на пустом месте, она ругалась?
— За ним! Не дайте ему уйти! — раздалось из рощи и снова захрустели под тяжелыми шагами ветки.
Докатившись до кювета на правой стороне дороги, я упал в него и тут же развернулся, используя дорожное полотно как бруствер. Отсюда вся дорога была для меня как на ладони, а вот сам я от случайного взгляда отлично прикрыт и даже немного замаскирован пыльной жухлой растительностью.
Щелкнул предохранитель, переключая автомат в режим стрельбы одиночными. Надо экономить патроны, у меня всего два магазина, и то один заткнут за пояс сзади, потому что больше засунуть его было банально некуда. Никакой разгрузки Вивик мне не выдал, а совать в набедренные карманы — гнилая затея, в случае ранения и необходимости наложить жгут на бедро, любой предмет в этих карманах равно минус стакан крови каждую секунду, что понадобится на то, чтобы этот предмет оттуда извлечь. Это было очевидно даже без механического суфлера — наверное, именно поэтому он не стал об этом говорить.
Итого у меня двадцать пять патронов плюс еще тридцать во втором магазине. При условии неизвестного заранее числа противников — не так уж и много.
Но и не так уж и мало. Если я окажусь прав и они окажутся дилетантами — то даже можно сказать что достаточно.
На той стороне дороги показался первый противник. Он был одет в оранжевый комбинезон, от которого использовались только штаны, а верхняя часть была сброшена и завязана рукавами на поясе. На голове у бандита болтался какой-то непонятный, чуть ли не велосипедный, шлем, а нижнюю часть лица прикрывала повязка. Особенно диссонансно на фоне всего этого выгляд разгрузочный жилет, который бандит напялил прямо на голое тело. Большинство подсумков были пусты, или из них торчал всякий хлам вроде консервных банок и мотков веревки, но пара магазинов к оружию, которое он держал в руках, виднелись тоже.
Бандит широким прыжком из кювета вскочил прямо на дорожное полотно, нисколько не скрываясь и даже не пытаясь этого делать. На фоне редкого леса его силуэт представлял собой идеальную мишень, а уверенность, с которой он обводил окрестности стволом оружия, выискивая жертву, не оставляли сомнений в том, что эту цель надо поразить.
Я выстрелил трижды. Два раза — целясь в грудь бандита, вероятно, защищенную бронеплитой внутри разгрузки, и третий раз, чуть приподняв мушку — в голову. Первые две пули сбили бандита с шага, чуть ли не отбросив его назад — видимо, в жилете и правда была спрятана какая-то пластина брони, зато третьему снаряду не помешало ничего. Попав куда-то в район правого глаза, она без сопротивления прошила насквозь череп и шлем, который вообще непонятно зачем был надет, и бандит рухнул на спину без движения.
— Димо-о-он!.. — раздалось из кювета ревом раненого кабана, и тут же затрещали выстрелы. Беспорядочно, бесприцельно, бессмысленно. Будто они всерьез надеялись, что я буду лежать и ждать, когда свинец
