Александр Афанасьев - Эра джихада
Лето. Четыре часа утра… точнее – четыре с половиной уже. На востоке занимается робкая полоска зари, темное покрывало ночи постепенно истончается, на улицах – почти никого. Самое то – в четыре часа утра все биоритмы человека находятся на дневном минимуме. По куршевельскому и московскому[22] – самое время заканчивать «пати» и ложиться спать. Эти спать не хотят, хотя теоретически – через четыре-пять часов они должны быть на работе…
Синим пламенем полыхнула мигалка – машина встроилась передо мной…
– Водитель черного джипа, госномер сто тринадцать, принять вправо и остановиться!
Пока все в порядке. Конечно, вдвоем брать машину – совсем не дело, для такой работы надо четверо-пятеро только в группе захвата. Но мы все чисто сделаем…
«Крузак» сначала дернулся, потом все-таки начал притормаживать. Видимо, клиент, хоть и датый, но гонок по городу решил не устраивать. Правильно, чего ему бояться – ксива в кармане…
Так… остановился. Ментовский «Форд» впереди, перекрывая «крузаку» дорогу. Припарковаться надо и мне, было бы где. Ага… вон там есть место. В Москве в последнее время порядок навели – бомжей на остановке вон нет, чистенько…
Выходим. Вперед, только вперед. К победе коммунизма.
Все ближе. Уже слышна терка водилы с остановившим его ментом. Да ты чо, брат, я сам из органов. Я трезвый как стеклышко. Ну, может, есть малость, так и чо? Да я реально нормальный. Не, брат, ты чо зверствуешь, свои же люди…
Когда машина остановилась – дверцы разблокируются. Так что все нормально. Обходим и…
Рывок двери. Тупая, словно кирпичом прибитая рожа, бздыщем несет – хоть падай…
– Ты чо…
Это, кстати, сотрудник полиции. Успешно прошедший все чистки и переаттестации.
Мужику на переднем хватает секунды – струя из баллончика, похожего на газовый брызжет в лицо, и он успокаивается на переднем сиденье. Б… на заднем поднимают визг – но трех секунд интенсивного распыления специальной аэрозольной смеси достаточно. Еще секунда… меня предупреждали, что пять секунд – край. Иначе Дубровка будет.
Водитель поворачивается ко мне.
– Э…
И тут Иван бьет его по сонной. Коротко и резко, в ограниченном пространстве – молодец, может, и будет из него толк. Водила мягко заваливается на рулевую…
Чисто.
Открываю заднюю дверь. Одна из б… еще в сознании, но добавлять не хочу – мало ли. Водит руками перед собой, как слепая…
В десятке метров впереди – остановка. Дальше через поле, которое по странному стечению обстоятельств никто еще не застроил – какой-то завод.
– Помоги давай…
Дамы средней степени потасканности, одна еще ничего себе, остальные уже опустились в достаточной степени, чтобы вызывать легкую брезгливость. Путь вниз давно известен – театральный институт, не поступила (а может, и поступила), модельное агентство. Жизнь в Москве дорогая, даже очень дорогая, а доходы модели нерегулярные, про стипендию и говорить глупо. Поэтому начинают подрабатывать. Кому повезет – секретарша с интимом, тут есть шанс подцепить… нет, не болячки, а мужика постоянного. Кому меньше везет – гоу-гоу в клубах, стриптиз, подтанцовка. Шансы есть у всех, поэтому наиболее желанная подработка у всех – эскорт и холостяцкие вечеринки, самые умные за такие подработки даже денег не берут. А вот если годам к двадцати шести – двадцати семи ничего стоящего не попалось – тут уж извини, подруга, конкуренция дикая. Дальше – по вызову, а сейчас это не так-то просто. На место бандюганов, которые могут набить морду, пришли кавказцы, которые могут порезать, а на их место пришли таджики и узбеки со строек, которые скидываются со своих заработков и заказывают одну на всех. После пары таких компашек выглядишь… как эти девицы сейчас выглядят. Впрочем, я их не сужу. Не суди да не судим будешь. А желающих осудить меня найдется много…
По одной, стараясь управиться как можно быстрее, перетаскиваем девиц на остановку. Проносящиеся по шоссе машины не останавливаются, сейчас никто в таких случаях не останавливается, в чужие дела не лезет. Полицейская машина с включенной мигалкой придает делу видимость законности, и единственно, чего я опасаюсь, – кто-то из коллег остановится спросить, не надо ли помочь. Впрочем, в четыре часа утра – желающих патрулировать не очень-то много.
– Твари… – высказывает свое отношение к дамам Иван, – прошмандовки.
– Помолчи.
Девиц кое-как размещаем на сиденье остановки. Единственно, чего я опасаюсь, – чтобы не замерзли до того, как придут в себя. Побочное действие этого чертова газа, большинство умерших на Дубровке умерли не в результате отравления этим газом, а в результате переохлаждения. Спецы вынесли их на улицу, на свежий воздух, «Скорые» вовремя не подали, перед центром был бардак полный, всех сложили в одном месте, не разбирая, кто сильнее пострадал, кто слабее – и пока организовали медпомощь, некоторым она была уже не нужна. Сейчас лето, даже ночью довольно тепло, но я все равно опасаюсь…
А вы думали, что я их убил? Да перестаньте. Я не маньяк какой-нибудь, и свои – для меня всегда свои, пусть и опустившиеся на самое дно. Чужие – другое дело…
– Э… ты куда?
Иван уже потащил с переднего пассажирского второго мента.
– Туда же…
– Дальше выбросим.
Нельзя, чтобы они пришли в себя в одном месте. Могут что-то вспомнить. А так – эти б… придут в себя на автобусной остановке с раскалывающейся головой, подумают, что нажрались сильно, ничего не вспомнят. Этого бросим где-нибудь дальше, заберем ксиву. Как только проспится – у него много других проблем будет, не до того чтобы выяснять, что и как произошло. Тем более что амнезия – одно из побочных действий этого газа, разработанного в целях борьбы с терроризмом.
Я сажусь на водительское место «крузера». Обоих гавриков назад, одного выкинем через несколько кэмэ, другой поедет с нами. Думаю, у нас найдутся темы для общения…
Иван присмотрел гараж за МКАД. Тихое, уютное место. Там и погутарим…
– Просыпайся. Просыпайся давай…
Мент еще не совсем пришел в себя. Кулак Ивана оказался серьезнее усыпляющего газа, тем более что ему что-то тоже досталось из того, что было в машине. Я сам ехал – стекло до отказа вниз опустил и морду лица высунул, чтобы не надышаться – и то как пьяный…
– Просыпайся!
Еще пара ударов по щекам, наотмашь. Давай, козел, некогда с тобой тут лясы точить.
– Может, водки ему дать?
– А у тебя есть, что ли?
– Початая бутылка.
– Давай…
Пока Иван полез за початой бутылкой водки – дайте-ка я вам кое-что расскажу. Перед вами, сограждане мои, сидит самый настоящий салафит. Вы не смотрите на то, что он капитан милиции, пусть и не в форме, он – один из предателей, чужих среди нас. Дмитрий Шафаров, тридцать лет, и в тридцать лет уже капитан полиции. Московской милиции – кто в теме, тот оценит, тем более что он не москвич, а уроженец Нижнекамска, нефтяного города в Татарстане. В детстве – «мотался» за ОПГ «Мамшовские» и одновременно с этим – стал помощником печально известного главы Нижнекамского мухтасибата. В Нижнекамске вообще много чего интересного происходило, там при полной поддержке чиновничества местное духовенство то облицовывало единственную в городе мечеть мрамором за восемьдесят шесть миллионов, то несло Слово в ряды молодых «мамшовских» бойцов. Которые понимали лишь то, что просто рекетировать – это плохо, а вот собирать на джихад – это хорошо, главное – поделиться собранным с местным мухтасибатом. Эту группу разгромили, но Шафаров, как мы и подозреваем, не один он уже работал… правильно, в полиции! А так как министром внутренних дел в те годы был бывший казанский опер – как-то так получилось, что молодого лейтенанта из Нижнекамска перевели в Москву и аж с предоставлением служебного жилья. Сразу!
И ладно бы он ограничился поборами с подкрышных фирм и передачей собранной дани наверх. Но он ведь, гнида, продолжил на духов работать. Именно он надавил на руководство одной обнальной живопырки, чтобы та не показывала в отчетах Росфинмониторингу кое-какие операции. В числе их и приобретение кое-какой недвижимости в Сочи непонятно зачем.
Наверняка за ним много чего другого числится. Вот это мы сейчас и узнаем. А вы слушайте внимательно.
Доза водки произвела на Шафарова эффект, подобный живой воде – первый же глоток, и он если и не пришел в себя полностью, то по крайней мере хоть очухался. Второй тоже был в кассу.
– Все, хватит. Достаточно…
Я включил свет. Штатив и прожектор я купил в магазине товаров для дома.
– Ты Шафаров Дмитрий Геннадьевич.
– Я… Да…
– Капитан полиции.
Трезвеет. На глазах.
– Ты кто такой, мужик? Жить надоело?
– Держи его.
Пытать человека – дело не такое простое, под пыткой человек может сказать все, что угодно, только бы не чувствовать боль. Потому пытку нужно строго дозировать, слишком много боли делают человека нечувствительным к ней, включается природный механизм компенсации, человек может даже сознание потерять. Еще Николо Макиавелли говорил, что вред нужно применять внезапно и весь сразу. Я придерживаюсь того же мнения. И поэтому я беру больше садовые ножницы, которые я купил в том же магазине, что и штатив, и отрезаю часть первой фаланги указательного пальца – по ноготь примерно. Думаю, что этого вреда будет достаточно, и нового не потребуется. Шафаров явно не из идейных и не будет смеяться над мучителями, бросая им «Аллах Акбар» в лицо. Это просто ублюдок, который возомнил, что ему все позволено, а ментовская ксива дает ему полную гарантию безнаказанности. На самом деле не так – за предательство с него спросят еще строже…
