Александр Бауров - Сумерки Эрафии
В последний момент Катберт спрыгнул с козел, но зацепился за угол несущейся на огромной скорости кареты. Всплыв, он отплевывался, фыркал и протирал глаза. Все же такие молодецкие дела были уже не для него. Тело отказывалось слушаться, болело и ныло. Заготовленный кинжал куда-то подевался. Рядом фыркали запутавшиеся в сбруе лошади, наконец одна за одной они вырвались из ловушки спутавшихся ремней и, с яростным храпом, понеслись вдоль берега, ища возможности подняться наверх.
Увидев перевернувшийся возок, уцелевшие монахи-воины повернули назад. Они попытались оторваться, погнав коней через заросшую камышом и ивами прибрежную топь. За ними устремилось большинство всадников, выехавших из города. Остальные гвардейцы приближались к месту падения кареты вслед за единственным монахом-воином, который остался верен своему господину.
Всадник подскакал к месту падения кареты, спешился и бросился к раздолбанной колымаге, уже наполовину ушедшей в воду. Он не сразу заметил Катберта, который, с трудом двигаясь в намокшем подряснике, шарил руками по дну и, сидя в мутной взбаламученной воде, искал выпавшее при падении оружие.
Заметив его, адепт ордена Фавела ринулся на бывшего монарха, выхватив огромный двуручный меч. Катберт чудом увернулся от первого удара, меч погрузился в воду и вышел из нее, почти не поднимая брызг. От второго удара Катберта спасла отвалившаяся дверь кареты, ставшая орудием в руках Грифонхата.
Внутри кареты раздался хрип, сиплое бульканье, и над краем двери показалась фигура архиепископа Лоинса. С окровавленной головой, в изодранной парадной рясе, с острым серебряным лезвием в руке, он оперся на край кареты и, перевалив его, рухнул в воду. Катберт сделал пару шажков назад, мелкие волны уже качали его тело — он зашел в воду слишком глубоко. Монах-воин приближался, его меч был направлен прямо в грудь бывшего короля. Лоинс выбрался из разбитой кареты и, громко шлепая по воде, побрел к берегу.
Над маленьким обрывом тихо ходили две лошади, над ними жужжал рой мух. Жара. Архиепископ подтянулся, ухватившись за свисающие в воду ивовые ветви. Он одной ногой встал на берег, глянул вперед, замер и затем со стоном выронил меч, который медленно сполз в мутную воду. Для Катберта мир замер. Стрекозы над водой, разбегающиеся водомерки, рыбки, Лоинс на берегу, кони над обрывом, яркое солнце над головой — все это слилось в сплошной туман. Он видел лишь монаха-воина — парня лет двадцати пяти, мощного, в плотной блестящей кольчуге, поднявшего меч и готовящегося нанести последний удар. На Грифонхата руку поднял, так просто, и присяга не останавливает их…
Катберт продолжал медленно отступать в воду, но это было очень трудно — плавать он не умел. Наконец, выйдя из какого-то ступора, будто справившись с собой, монах-воин коротким и четким движением вздернул меч и направил колотый удар в грудь Катберта. Но удара не получилось. Меч остановился в воздухе в паре дюймов от цели, задрожал и выпал из рук. Монах-воин пытался что-то сказать, но его губы лишь беззвучно шелестели, а затем тонкая красная струйка потекла вниз от уголка рта. Рыцарь рухнул вперед, подняв волны и брызги, чуть было не скрывшие Катберта с головой. Когда брат короля все-таки выплыл и смог коснуться ногами дна, он увидел разбитые латы, вспоротые черным арбалетным болтом.
Лоинса на берегу уже вязали подъехавшие гвардейцы. Катберту помогли подняться на берег. Уставший от дикого напряжения, он, раскинув руки, повалился на траву. Голубое небо почти не давило. Все вновь звали его ваше высочество. Брат, там — в Александрете, тоже в опасности, помнил он. Откуда-то уже набежали белые облака, они крутились на месте, дергались в разные стороны и уходили на юго-восток. Катберту хотелось смеяться или плакать от радости, этот случайный приступ веселья охватил его, он затрясся как в судороге. Стоявший неподалеку солдат подбежал посмотреть, не стало ли его величеству плохо, но Катберт сквозь слезы смог успокоить его. Ноги все еще не держали его. Он оперся на руку подбежавшего стражника, и вдруг странное, загадочное видение овладело им, напрочь порвав связь с реальностью.
Умирающая в муках родов женщина, ее ребенок недвижим, но он живой, этот крошечный комочек! Картинки были нечетки и быстро сменяли одна другую. Он увидел Эрафию как бы с высоты птичьего полета и даже намного выше, ее границы были в огне. Черная мгла надвигалась с юга, востока и запада, превращая все на своем пути в один огромный костер. На севере вспыхивает ярчайшее сияние, но мрак охватывает и его. Катберт видел, как будто снижаясь из поднебесья: города, охваченные огнем, реки, текущие кровью, изрубленными телами. Попытался отвернуться от невыносимого зрелища и встретился глазами с братом Эдриком. Лицо его было искажено страданием, через лоб тянулась кровоточащая рана.
— Прости, я не знал, не знал… — Его голос потонул в ужасающем вое.
Картинка вновь сменилась. На холме Катберт увидел воина в странном, цельном, без швов, доспехе. Таких он никогда не видал. Всадник протянул руку к солнцу, будто хотел сорвать его, как плод с апельсинового дерева, и на севере поднялся огромный искрящийся желтый шар.
Вой стал нестерпим, казалось, еще немного — и он разорвет голову в клочья. Ужас охватил Катберта, он захотел вырваться из пелены забытья, но не мог. Пронеслось лицо Анны Нордвуд — королевы и жены его брата. Она дрожала от слез.
— Ищи его, он жив, найди, найди… — Все опять потонуло в ужасающем вое.
Последняя картина вообще была ему незнакома. Высокие горы. По узкой тропе шли вверх люди в старых погнутых доспехах. Они несли на носилках раненых, поддерживали готовые сорваться вниз подводы с припасами. Мрачные взоры бросали они на долину, до краев наполненную серой пеленой тумана. Он видел юношу на коне, в сияющих серебром и золотом доспехах. Затем эльфа, указывающего толпе на вершину горы, где горели зеленые вспышки колдовского пламени. Но вот глаза застлал полный мрак, а потом бывший король снова увидел крутящиеся в небе облака.
Придя в себя, Катберт жестом попросил помочь ему встать. Пошатываясь и с трудом опираясь на воина, он столкнулся с каким-то человеком, деловито распоряжавшимся на берегу в месте засады на архиепископа. Самого Лоинса уже не было, его, видимо, уже везли в столицу. Суетившийся человек был лет сорока, одеждой напоминал дворянина средней руки, уже давно влезшего в шкуру чиновника.
— С кем имею честь говорить? — спросил Катберт.
Суетливый дворянин с поклонами и реверансами сообщил, что он Товард Левелл, заместитель начальника южной префектуры Энрофа.
— Мне нужно срочно видеть канцлера Инхама Ростерда, вы могли бы дать мне лошадей и охрану? — Бывший король закашлялся. Все тело по-прежнему болело, во время падения он здорово ободрался, да и в целом это были уже не те нагрузки, что можно было легко перенести в его возрасте. Товард, видимо, решил так же.
— Может, вам прежде вызвать лекаря?
В памяти Катберта опять промелькнуло видение, и тут же с запада налетел порыв холодного ветра, по его спине побежали мурашки, а на лбу выступил пот. Отстраненно глядя куда-то в пустоту, в небо на западе, над черными еловыми лесами, он еще раз попросил:
— Мне нужны… лошади… там будет много… лошадей и людей…
— Зачем так много? — Заместитель префекта прикрывал глаза от поднявшейся пыли.
— О чем это я? А… Нет, Левелл, мне нужна лишь одна лошадь и немного охраны, думаю, повторить нападение у них сил не хватит. Канцлер в городе?
— Да, конечно, он во дворце грифонов! — Вконец озадаченный, Левелл пошел искать подходящих людей для охраны.
Катберт все еще заторможенно смотрел туда, куда медленно катилось по небу солнце, наконец он понял, что так звало его, тянуло смотреть на запад. Оттуда, из-за леса, за сотни лиг от Энрофа, шел тихий, чуть различимый звук, но Катберт легко отличил бы его от любого другого. Это был тот самый вой из видения. Страх скользкими руками сжал его сердце. Шатаясь, он подошел к берегу реки и отшатнулся. Его еще сегодня утром черные, как у всех Грифонхатов, волосы обильно украсила седина.
Энроф, дворец Грифонхатов, то же время
— Проходите, прошу вас! Пропустите его святейшество! — Старый седобородый мужчина в красном, сияющем золотой вышивкой и брильянтами камзоле помахал рукой страже.
Рослые гвардейцы-латники развели посеребренные копья. В залу вошел жилистый монах в коричневой сутане. Его выбритый череп и нашитый на правом плече равносторонний крест высшего ранга говорили о том, что он был одним из руководителей ордена святого Фавела.
— Присаживайтесь. — Старик в красном камзоле пододвинул кресло. Хотя вошедший был явно моложе его, сам хозяин остался стоять, до хруста пощелкивая фалангами пальцев. Он наконец оторвался от свитка, что читал перед этим, и повернулся лицом к собеседнику. Пергамент мгновенно свернулся в трубочку и покатился в отдаленный край огромного стола, обитого зеленым бархатом и золотистой парчой. Епископ перекрестил сердце и воздел руки к небу.
