Олег Верещагин - Не время для одиночек
— Мать в командировке. А отец… — Райко словно бы встряхнулся, выпрямляясь. — Отец погиб семь месяцев назад.
— Дядя Саша?! — ошарашенно спросил Колька, спускаясь с крыльца и споткнувшись при этих словах.
— Да, — кивнул его тёзка. — Идём? — снова спросил он.
Выйдя на улицу, Колька аккуратно прикрыл за собой калитку. Райко уже шагал по улице, не дождавшись его, но неспешно — Колька догнал его в три широких шага.
— Как же так? — тихо спросил он, идя рядом.
— Как… — тот пнул камешек, проследил за ним — подскочив, камешек звонко цокнул о бордюр. — В перестрелке с бандой. Пулей в лоб… Ты не спрашивай больше, ага?
— Да, конечно, — виновато сказал Колька. — А сестра где?
— Клавка-то? — охотно откликнулся Райко. — В Империи на сельхозе практикуется. А Гошка так и служит на восточной…
— Ты, наверное, тоже будешь на сельхозе?
— Да, только у нас, я думаю… Да всё равно тут тоже будет Империя рано или поздно… Пришли, стой, куда ты?
* * *Странно — почти ничего не изменилось с тех пор, когда Колька был тут последний раз. Верней — так ему показалось, что не изменилось, потому что он, честно говоря, помнил лишь самое общее расположение мебели, да огромный плакат с героями "Библиотеки приключений".
Но не было вот этой полки с учебниками — уже не для школы. Не было аккуратного оружейного шкафа. И не было фотографий над кроватью. Слева — дядя Саша, то есть, отец. А справа…
Справа — Лариска. Лариса Демченко. Колька застыл, натолкнувшись на взгляд её смеющихся глаз.
— Это я в тот день… — Райко сделал над собой отчётливое усилие. — В тот день снимал, утром. На Медео, ты помнишь…
— Помню, — кивнул Колька. Несколько секунд смотрел на снимок, потом отвернулся: — Слушай, накормишь? Я голодный. В госпитале режииииим, — он протянул это слово с таким отвращением, что тёзка его понимающе кивнул:
— Ага, пошли… Куртку вешай вот туда.
Они неспешно вышли в столовую, странно поглядывая друг на друга. Там Райко ткнул в сторону табуретов:
— Садись, — и открыл холодильник. — Бутерброды будешь?
— Давай, конечно, — кивнул Колька, по своей привычке вытягивая ноги. Вспомнил снимок в спальне, вспомнил улицу села — и вздрогнул, представив, что сейчас уже мог бы не быть. Всё осталось бы. А он — нет.
Райко межу тем бормотал:
— Есть паштет… ветчина есть… рыба. Яйца есть ещё. Есть…
— Слушай, — Колька поднялся, — а есть у тебя сырая говяжья вырезка, лук, соль и перец?
— Есть. А что?
— Давай сюда. И яйца давай. Ты сам есть хочешь?
— Угу, очень.
— Ну тогда держись, — усмехнулся Колька. Он быстро отрезал шесть кусков хлеба, на каждый отхватил тонкую пластинку мороженой сырой вырезки, нарезал колечками лук, ловко разбил на каждый бутерброд яйцо, круто посолил и поперчил. — Вот. Три мне, три тебе.
— А? — Райко неуверенно покосился на придвинутые ему бутерброды. Потом посмотрел на Кольку, который уже с явным удовольствием поедал один из своих. — Сырое же…
— А ветчина не сырая? — Колька активно жевал. — Ешь, не помрёшь.
Райко всё ещё неуверенно поднёс странноватый бутерброд ко рту и, покачав головой в сомнении, всё же откусил.
— Что, нравится? — не без ехидства спросил Колька. Райко, энергично жуя, закивал. — Ну вот то-то же.
— Слу-ушай! — Райко проглотил кусок. — А кто тебя научил это делать-то?!
— А, это там, — Колька махнул рукой, — за Балхашем… Попить налей чего-нибудь, а?
Хозяин дома, не переставая жевать, достал из холодильника и открыл бутылку тархуна. Разлил её в кружки, снова удивился:
— Вкусно. На самом деле вкусно…
— Вырезка покупная? — осведомился Колька.
— Ага…
— Давно на охоте не был?
— Да полгода уже. Не получалось никак.
Мальчишки были заядлыми охотниками, как и большинство их сверстников. Впервые и тот и другой побывали на настоящей охоте в неполных двенадцать лет, с Райко-старшим, тоже большим любителем охоты. Колька больше любил стрелять крупную дичь, а его тёзка предпочитал пернатую.
— Ну, ты возьмёшься? — спросил он, берясь за третий — последний — бутерброд. Колька не стал делать вид, будто не понимает, о чём идёт речь.
— Подчиняться никому не стану. Только отчитываться, — тут же поставил он условие. Словно не было последних десяти дней с того разговора, когда он вёл себя, как… впрочем, Райко — не лучше.
— И не надо подчиняться, — в голосе Райко прозвучало отчётливое облегчение. — Будешь работать по своему усмотрению для совета дружины. Вот, — жуя, он достал из кармана форменной рубашки тонкую пачку — это были аккредитивы на предъявителя, выданные Министерством Образования, судя по всему — на немалую сумму, — держи. Пользуйся, как и когда сочтёшь нужным — в интересах дела. У тебя документы-то в порядке?
— В полном… — Колька посчитал сумму — глаза его не обманули, и в самом деле много. Он посмотрел на Райко: — И что, отчёта не нужно?
— Не нужно, — подтвердил тот. — Дела нужны.
— Хорошо, — полностью решился наконец Колька. — Людей дашь?
— Дам. Из нашего отряда. Выбирай — Варяги, Бронзовки…
— Кто ими командует? — перебил Колька, отпив зеленоватый напиток. — Бронзовками?
— Гошка Климко.
— А… — Колька повёл щекой. — И всё?
— Городские Тени, — предложил Райко ещё одно звено. — С Живко Коробовым.
— Беру их, — кивнул Колька. — Живко я помню.
Райко вздохнул:
— Бери… Вы с ним два сапога пара… — и внезапно спросил с какой-то робостью: — Послушай, Коль… у тебя есть зарисовки Элли?
— Да, — ответил Колька коротко, вспомнив свои наброски. "Я напишу ту картину!" — подумал он и остро ощутил радость жизни. Чтобы не дать себе нелепо и стыдно расчувствоваться, спросил нарочито безразлично: — А что?
— Отдай мне какой-нибудь, — тихо попросил Райко.
— У тебя же фото есть, — удивился Колька.
— Фото… — Райко покачал головой. — Фото — это не то. Совсем не то, — грустно пояснил он. — Я знаю, что ты здорово рисуешь…
— Послушай, — Колька задумался, вертя кружку. — А хочешь, я с набросков нарисую тебе её портрет? Настоящий?
— Портрет?! Слушай, это было бы здорово! — оживился Райко. — Но тебе же, наверное, не очень охота? Если только для меня — то не надо…
— Мне всегда нравится рисовать, — искренне сказал Колька. — Я сделаю это. Портрет, в смысле.
Райко поднялся и отошёл к окну. Дождь разошёлся, по стеклу стекали струи, и за ними всё снаружи казалось смазанным, небрежно нарисованным акварелью. Колька так и подумал — про акварель. И снова вспомнил про картину, про недоразобранные наброски — захотелось даже зажмуриться от прихлынувшего снова ужаса: а если бы?!. Он даже не сразу услышал, что говорит Райко. А когда услышал — застыл за столом.
— Я её любил, — не поворачиваясь, сказал он, прислоняя к стеклу ладонь с растопыренными пальцами. — Честное слово, я её очень любил. И… люблю.
Колька не знал, что ответить. И не стал говорить ничего.
* * *ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ:
ОЛЕГ МЕДВЕДЕВ.
ГЕРОЙ.
Ну, вот ты и стал героем, ты весь — как сплошной прочерк, тебя позабыли всюду, а ежели где вспомнят — булавками колют фото. Но ты уже стал героем, тебе не страшна порча, тебя не берет вуду, твой след теряют собаки, когда узнают, кто ты.
Полный привет уходящим в ночь, взмах полушалка, прошлая жизнь — расписной сундук с ветхим тряпьём… Как в поговорке — таскать невмочь, выбросить жалко… Ветки колышутся за окном, скоро подъем…
Завтрак, зарядка, поёт труба в сумрачном гетто, чёток аллюр ворона коня по мостовой. Жизнь лишь вон до того столба — дальше легенда. Только легенда — да Млечный Путь над головой…
Вокруг все твердят, как спелись, что, если ты стал героем, то должен быть строг и строен — на каждую лажу мира клинок вынимать из ножен. Но в этом-то вся и прелесть, что, если ты стал героем, (а ты уже стал героем) — то никому на свете ты ничего не должен…
Ветер забрался во все углы, стёр отпечатки с ручек дверных и с чужих голов — кто ты теперь? Школьный задира, гроза урлы, рыцарь с Камчатки, Некто, смещающий ось Земли шагом за дверь…
Счастья не будет, он чёрств и груб, хлеб инсургента — Воду-огонь миновав, шагнуть в сизую мглу… Жизнь лишь только до медных труб, дальше — легенда, луч на паркете, чужой портрет в красном углу…
Ты весь — как сплошной прочерк, никем из живых не понят, ты вовсе исчезнешь вскоре. Включить дурака — не шутка, не каждый сумеет это… Так сделай лицо попроще, и люди тебе припомнят хождение за три моря, двенадцать прыжков за борт, семнадцать мгновений лета…
РАССКАЗ ТРЕТИЙ
