Владислав Выставной - Злой
Оказывается — черта с два! Ни капли она не разочаровалась в деле всей своей жизни.
Хотя трудно сказать, что именно было делом ее жизни. Сам Ник, как биохимик, знал о ее работах лишь в общих чертах. Но ему были прекрасно известны два основных направления ее научной деятельности — те самые, что приводили в ужас священнослужителей всех религий. Первое — генная коррекция, то есть выведение идеальной в физическом плане человеческой особи. А ужасающим ответвлением этого направления было создание андроидов — биороботов, практически неотличимых от людей, но лишенных разума и, стало быть, каких-либо человеческих прав. Теоретически развитие второго направления вело к узакониванию рабства — сколько ни протестовала против такого определения передовая часть научной общественности.
Вторым направлением был скандально известный «ген бессмертия». Кроме того, термин «активный мутаген» вроде бы также был введен в употребление этой великой женщиной.
Что же до «гена бессмертия», то, как становилось ясно из рассказа Вики, он так и не был сконструирован — по крайней мере, в том виде, в котором его представляла себе сама Кацуми. Со слов Вики выходило, что бессмертие в его нынешнем виде, в проекте «Кронос», достигалось при мощной поддержке высокотехнологичной нанотехники — о чем и предупреждали оппоненты Кацуми Танака.
Изначально же «ген бессмертия» предполагал практическое бессмертие для всех: одна таблетка — и ты подобен греческому богу.
Но, видимо, владельцы Корпорации не желали ждать разрешения бесконечно сложной генной головоломки. Это вполне понятно: бессмертие не нужно мертвому. Оно нужно здесь и сейчас. А ученые пусть себе мудрят — сто, двести лет, сколько угодно. Бессмертный может себе позволить такое ожидание…
Коридоры офисного типа закончились шлюзом высшей биологической защиты: разумеется, работы в лабораториях велись по принципу «чистой комнаты» — ни единой пылинки, ни единой посторонней бактерии.
Надевая прозрачный комбинезон биологической защиты, Ник ощутил дежавю: ему показалось, что сейчас снова придется нырять в какие-нибудь жуткие мусорные баки и канализационные тоннели.
Вместо этого вокруг была стерильная белизна. Тонко гудели столь же белоснежные, теряющиеся на фоне стен приборы, бесшумно ступали сотрудники в одинаковых стерильных комбезах. Ник отметил про себя, что такое облачение очень даже кстати: в стерильной маске никто не заподозрит в нем самозванца. Системы «Андромеды» упорно величали его доктором Палмером, и Ник мысленно возносил благодарности предусмотрительному и далекому уже Берни: «Как ты там, дружище? Если бы ты только себе представлял — какие темные чудеса творятся в этой огромной паучьей банке…»
Прежде чем запустить в лабораторный сектор, их прогнали через многополосное стерилизующее облучение. И лишь после этого они ступили в святая святых генных исследований Корпорации.
— Здесь идут генные исследования клеточного уровня, — тихо говорила Вики. Теперь узнать ее можно было только по голосу. — В основном работает автоматика — мы только проверяем и фиксируем результаты.
— «Идеальная клетка?» — догадался Ник.
— Да, — кивнула Вики. — Пятьдесят процентов успеха в формировании каждого отдельного беса — это наши технологии.
— А остальные пятьдесят процентов?
— Всей картиной владеет только руководитель проекта. Есть еще сектор нанотехнологий. Там для каждого нового кандидата готовится собственный комплекс активных наноструктур, которые вводятся в организм и занимаются его постоянной поддержкой и очисткой. Возможно, есть и еще какие-то специальные сектора, но это уже вне нашей компетенции… А вот то, о чем я тебе говорила…
Вики таинственно скосила глаза на мощную дверь в конце коридора.
Таких дверей он еще не видел: огромная, круглого сечения, на мощных поперечных кронштейнах. Такие, наверное, защищают банковские хранилища.
У двери стояли двое — в том же биозащитном облачении. Но даже сквозь эту мешковатую, обливающую пластиком одежду было видно, что никакие это не ученые и даже не лаборанты. Это охрана.
Ник легонько сжал плечо Вики — словно прощаясь — и направился прямо к двери. Охранники двинулись было вперед, перекрывая ему путь, но мягкий голос автомата отчетливо произнес:
— Приветствую вас, доктор Палмер! Проходите, пожалуйста!
Глухо загрохотало — и дверь стала медленно выдвигаться из глубины стены. Охранники почтительно расступились.
«Все-таки важной персоной был этот Палмер! — снова подумал Ник. — И как он только очутился в том занюханном секторе? Надо сказать — очень удачно очутился. Вот вам и еще одна загадка…»
* * *Пройдя через границу «закрытого контура», он снова оказался перед дверью — на этот раз стандартной. Снова приветствие — и снова шаг в неведомое.
За дверью дежурили еще двое. Ничего не скажешь: этот «закрытый контур» охранялся неплохо. Просто удивительно, что ему удалось столь легко проникнуть сюда. Невольно ощущался какой-то подвох. Но Ник гнал прочь трусливые мысли — и шел вперед.
Посреди пустого туннеля его встретил сотрудник во все той же биологической защите:
— Здравствуйте, доктор Палмер! Давно вы у нас не были! Я Билл Маккинли, вы принимали у меня объект в прошлый раз.
— Здравствуйте, Билл, — механически отозвался Ник. Интересно, о чем принято говорить при такой встрече?
Сотрудник сам помог ему:
— Вы к нам с инспекцией? Что желаете осмотреть?
Ай да сотрудник, ай да молодец! Он словно читает мысли.
— Желаю осмотреть все, — глухим бесцветным голосом отозвался Ник. Еще одно преимущество маски: все голоса кажутся одинаковыми. — Давайте по порядку.
Сотрудник на миг замер, очевидно прикидывая в голове маршрут посещений, и предложил:
— Тогда начнем с лабораторий биоконструкций, хорошо?
Ник молча кивнул.
Тоннель уходил дальше в темноту, а они свернули в широкий боковой проем. Потянулись бесконечные светлые галереи, заставленные аппаратурой, которую обслуживал все тот же безликий персонал.
Прошли мимо ряда высоких прозрачных емкостей, в которых за густым слоем воздушных пузырьков плавало что-то крупное, живое. Ник замедлил шаг, приблизившись к одной из емкостей, — и чуть не отпрянул в страхе.
В его сторону метнулось и застыло, припав к стеклу, кошмарно изуродованное, но все же человеческое лицо. Лишенная кожи щека расплющилась по гладкой поверхности, выпученный глаз уставился прямо на него. Этот взгляд был совершенно лишен разума. Он словно явился из ночного кошмара.
Ник был готов выругаться от неожиданности и злобы, однако доктор Палмер обязан реагировать спокойно.
— Тестирование новых биосистем, — пояснил Билл. — Апгрейд оптических датчиков — все согласно утвержденному плану.
По соседству большой роботизированный стенд молниеносными движениями сплетал на металлическом скелете длинные красные волокна, которые подавались через наполненные желтоватой жидкостью трубки. Ник понаблюдал некоторое время и понял, что волокна сплетаются в человекоподобные фигуры — лишенные кожи, с нетипичной для человека мускулатурой.
— Сверхпрочные мышцы для будущих моделей, — гордо сказал сопровождающий. — Пока только тестируем новые подходы, но этот метод обещает просто феноменальную силу и выносливость.
Ник молча отошел и двинулся дальше. Сотрудник припустил за ним.
Череда лабораторий биоконструкций напоминала какую-то средневековую кунсткамеру: всюду были емкости с физраствором, забитые отдельными органами и конечностями, которые жили сами по себе. Сотрудник объяснял что-то, но Ник не был в состоянии воспринимать услышанное.
Перед глазами проплывали металлические лабораторные столы, напоминавшие лавки мясников. В полированных лотках что-то дергалось, сокращалось, издавало отвратительные звуки.
Сопровождающий, между тем, входил в раж. Он безостановочно рассказывал, активно жестикулируя, а однажды даже схватил что-то со стеклянного лабораторного стола — и сунул это «доктору Палмеру».
Ник тупо взглянул на то, что с трудом удерживал в стерильных перчатках.
В сомкнутых ладонях билось человеческое сердце.
Это было уже слишком. Руки дрогнули, сердце с очередным ударом вырвалось, упало на пол и принялось мерно подпрыгивать в такт своим мощным ударам.
— …обеспечивает автономную работу в течение двух суток, — бубнил Билл. — То есть организм продолжает функционировать, имея до пятидесяти процентов повреждений… Вот, мы как раз подходим к лаборатории регенерации.
И снова потянулись емкости, чаны, разделанные туши. Просто невозможно понять — где здесь подопытные животные, а где — человеческие «запчасти».
Ника посетило странное, очень неприятное ощущение — словно его жестоко обманули. Не сейчас — а когда-то давным-давно, в далеком детстве, когда таинственная наука вдруг поманила его призрачными чудесами. Ничего принципиально нового вроде бы не случилось, но сейчас вдруг подумалось: нет никакого чуда, все это ложь. И в той удивительной лаборатории в сафари-парке, и в этой, изуверской и отвратительной, не творили никаких многообещающих чудес.
