Роман Злотников - Последняя крепость. Том 1
— Жадопит, — повторила Лития. — Такое жуткое страшилище, которое после каждой попойки выползает из угла и выхлебывает, что осталось в кувшинах и кружках. А потом и до самих бражников добирается, которые не допили… Наверное, все-таки пугали, — определила она. — Потому что ты, сэр Оттар, ни за что не оставишь ни в кружке, ни в кувшине ни самой крохотной капли вина.
Не дожидаясь ответа, она рассмеялась. Расхохотался и Герб. Даже Кай решил посмотреть сквозь косую трещину панциря своей озабоченной настороженности — улыбнулся.
— Ну вот, — буркнул Оттар. — Я, можно сказать, душу вам открываю, а вы ржете… То есть это вы ржете, братья, — быстро поправился он. — А ее высочество — изволит веселиться.
— Ох, сэр Оттар, — отсмеявшись, сказала Лития. — Только что вы так умно рассуждали о мотивах действий Высокого Народа, и вот — на тебе! Жадоед!
— А ежели я и на самом деле его боюсь, — проворчал северянин. — Вот так, в уме здравом не боюсь, а когда ночью привидится — в холодном поту пробуждаюсь!
— Тут я могу тебя понять, брат Оттар, — сказал Кай. — Твари внутри нас всегда оказываются страшнее Тварей, которых можно встретить в действительности.
Староста Барбак задыхался от волнения. Это надо же: сама принцесса Гаэлона гостит в его доме! Никогда бы он не поверил в то, что такое может произойти, а тут… Нет, как и всякий подданный королевства, он знал, конечно, что ее высочество принцесса Лития следует в Дарбионский королевский дворец из какой-то дальней крепости, где ее прятали от богомерзкого полудемона Константина, но ему почему-то казалось: все судьбоносные для страны события происходят где-то далеко-далеко от его деревни. Староста Барбак и барона-то Жарома, на чьей земле он жил, видел всего несколько раз в жизни, а сейчас — поди-ка! Ее высочество принцесса Гаэлона Лития! Дочь старого короля Ганелона, подло убитого приспешниками Константина!
Двор дома старосты был просто забит народом; забор, на котором, словно галки, сидели вездесущие мальчишки, трещал и угрожал опрокинуться; в открытых воротах толпились любопытные; вытягивая шеи, пытались заглянуть поверх голов своих земляков в окна дома. Хорошо еще, у Барбака руки не доходили покрыть двор, а то не обошлось бы без жертв — в закрытом пространстве несколько человек точно задохнулись бы.
Семья Барбака: жена, двое сыновей-подростков и дочь Авлена (та самая, которую староста прочил в жены Ажу), помещалась на крыльце. Сам Барбак прислуживал за столом принцессе и ее спутникам, не желая делиться высокой этой честью ни с кем.
Сейчас, когда напор бьющего у старосты в груди восторга понемногу стал ослабевать, он посматривал на принцессу уже… несколько удивленно. Все-таки совсем не так он представлял ее высочество. По представлениям Барбака принцесса должна быть в пышном платье, богато изукрашенном драгоценными каменьями (как-то он слышал, что камзол самого неважно одетого придворного стоит столько же, сколько стоят три хороших вола, на которых крестьяне пашут землю). А эта юная золотоволосая красавица, сидящая за столом в его доме, была облачена в простую дорожную одежду из кожи, и никаких украшений на ней не имелось. Она, конечно, возвращалась из глуши, но уж справить-то приличную одежду могла в любом городе. Да и прибыла Лития не в карете, а просто верхом.
Нет, Барбак вовсе не думал, что назвавшаяся принцессой Гаэлона — самозванка. Просто он начал чувствовать себя как-то… будто его обсчитали на базаре. Ненамного, но обсчитали. Недодали того, что он потом всю жизнь будет тратить, рассказывая всем встречным и поперечным о том, как в его доме останавливалась ее высочество, будущая королева… невеста его величества Эрла Победителя, того самого, который поверг Константина…
А уж спутники принцессы выглядели и вовсе странно.
Здоровенный парень в кожаном доспехе, с топором за спиной — еще ничего. Но другие двое рыцарей в своих невиданных пугающих облачениях смотрелись, словно ратники воинства демонов, исчадия Темного мира.
Подавая блюда, Барбак старался не поворачиваться к этим двоим спиной и не приближаться на расстояние вытянутой руки. От волнения и подобострастия, от усердия и непонятного иррационального страха перед рыцарями в диковинных доспехах Барбак взмок. Он уже выставил гостям все, что было приготовлено на ужин для его семьи, и принялся беспощадно потрошить собственные запасы, гремя полками в кладовой, опрокидывая лари и горшки. Желание угодить затмило здравый смысл: когда то, чем можно было угостить, уже стояло на столе, Барбак не остановился. Он водрузил на стол корзинку с сырыми яйцами, приткнул между плошек и кувшинов цельный свиной окорок. За этим последовали головка козьего сыра размером с только что рожденного козленка, вязанка с луком, несколько ниток сушеных грибов… Когда съестное в доме закончилось, запыхавшийся староста молвил:
— Один момент, ваше высочество! — и ринулся со всех ног во двор.
Принцесса рассмеялась. Она еще не притрагивалась к еде — поэтому ее спутники также не начинали ужин. Оттар, сидящий рядом с Литией, откровенно томился: разливал вино по глиняным кружкам, переставлял блюда и миски с места на место, беспрестанно покашливал, дергал себя за жидкую бороденку, постукивал ногами под столом и скрипел табуретом.
— Истинно говорят, — поглядев на него, произнес Герб. — Победи себя — и ты сумеешь победить любого противника. Помню, как ты, брат Оттар, в Укрывище Туманных Болот одержал славную победу над своей гордыней. Видно, твой аппетит — зверь пострашнее тщеславия. Ты должен быть благодарен ее высочеству: сейчас она на твоей стороне в этой битве.
Словно дразня северянина, принцесса подняла из миски кукурузную лепешку (Оттар хищно изготовился схватить окорок, лежащий прямо на столе рядом с ним), но, повертев ее в руках, положила обратно. Воин судорожно выдохнул сквозь стиснутые губы. Принцесса снова рассмеялась.
— Прости меня, сэр Оттар, — тут же спохватилась она, заметив, как обиженно нахмурился верзила. — Но ты так потешно ведешь себя, что я не сдержалась… Что ж, не буду больше испытывать твое терпение…
Она отломила кусок лепешки и положила его в рот, тем самым подав знак, что можно приступать к еде. Но Оттар брякнул на стол тяжелые кулаки.
— И что в том, что я голоден и хочу поскорее насытиться? — осведомился он. — Мое тело требует пищи, потому что ему нужны силы. Разве быть сильным — неважно для настоящего воина?
— Ты только начал учиться быть воином, брат Оттар, — сказал Герб. — На Туманных Болотах ты постиг многое, но еще больше тебе предстоит постичь. Чем сейчас заняты твой разум и твои чувства?
Верзила угрюмо хмыкнул. Ответ на этот вопрос казался столь очевидным, что его не нужно было даже озвучивать.
— Рыцарь всегда и везде должен видеть и слышать, что происходит вокруг него, — сказал Герб. — Всегда и везде. Разум и чувства воина никогда не ослабевают. И уж точно никогда не находятся в покое. Ты говорил о том, что сила важна для воина. Разве забыл, чему учили тебя Мастера Укрывища?
— Разум — вот главное оружие рыцаря, важнейшая сущность воина, — отчеканил северянин. — А тело — лишь послушный инструмент. Но… брат Герб. И оружие нужно иногда чистить и точить.
Кай и Герб переглянулись. Лития прыснула со смеха.
— Обучение у вас, досточтимые сэры, — проговорила она, — стремительно изменяет сэра Оттара в лучшую сторону. Как и меня, впрочем. Но в самом деле… Большой мир — это не Туманные Болота. Вы, сэр Кай и сэр Герб, привыкли жить на Болотах в состоянии нескончаемой войны, потому что иначе там просто не выжить. Но мне кажется, что здесь, в Большом мире, не следует контролировать окружающую действительность с той же тщательностью, что и за Стеной. Опасности встречаются здесь гораздо реже. А силы разума тоже нуждаются в отдыхе.
— Большой мир коварен еще и тем, — проговорил Кай, обращаясь, скорее, к Гербу, чем к прочим собеседникам, — что у оказавшихся в нем создается иллюзия относительной безопасности. Но это именно иллюзия…
Герб кивнул. Притихший Оттар слушал, ничего не говоря. Но заговорила принцесса.
— Опасности таятся и в Большом мире, — сказала она, — я не говорила, что их нет вовсе. Но, сэр Кай, мне подумалось о том, что, если беспрестанно искать врага, можно найти его там, где его и вовсе нет. Вот, например, сейчас… Что может угрожать нам здесь — в этой деревне, в этом доме, окруженном толпой моих подданных? Предположим, какие-нибудь душегубы и вознамерились повредить нам. Но, чтобы напасть, сначала они должны будут пробиться через крестьян. И уж тогда-то мы точно их заметим.
— Вы забываете, ваше высочество, — почтительно молвил Кай, — о вероятности того, что опасность может угрожать вовсе и не нам. А этим самым крестьянам. А наш Долг — оберегать людей от Тварей.
