Александр Зорич - Пилот мечты
Он ведь из-за меня здорово пострадал, так что я просто не мог не проведать бывшего командира. По-человечески он был мне симпатичен, да и армия никак не отпускала. Не вытравливалась из души! А Яхнин — вроде как последняя ниточка…
Словом, Архангельск, госпиталь ВКС.
Максим Леонидович встретил меня несколько неожиданным образом.
Он вскочил с койки, запахнул халат, схватил с тумбы пилотку и надел ее. Потом встал по стойке смирно и отдал честь. Так странно было видеть матерого волка палубной авиации, тянущегося перед кадетом, да еще бывшим, что я начал мямлить и запинаться, мол, зачем вы так, Максим Леонидович?
— Брось, Румянцев! — сказал тот и сел, разглаживая на коленях пилотку. — Я все знаю. Суки! Суки медноголовые! Я не могу! Дерьмо вдребезги! Титанировый кнехт в жопу!
Яхнин потряс кулаком в направлении, где предполагалось наличие медноголовых сук.
— Я, Румянцев, когда про тебя узнал — сбежал из госпиталя. Хотел штурмовать котлинскую кичу. Меня поймали, правда… черт. Звонил Канатчикову. Спрашивал, какого лешего они там себе думают. Грозился подать рапорт об увольнении. Петрович сказал, что распоряжение о твоем наказании пришло из каких-то заоблачных верхов, так что даже он ничего изменить не мог. Даже повлиять никак. Хотя Петрович на тебя зол, как черт, но говорит, что и помыслить не мог о таком повороте. Думал, что пропишут тебе губу на месяцок для ума и все. А тут такое!
Дальше Яхнин изругал штабных крысами, чучундрами, кенгурятами на сиське государства, гнойниками и тварюгами, пороха не нюхавшими.
— Моя мысль такая: на Наотаре мы здорово обделались! Очень здорово! Только в нашем флоте уничтожено десять фрегатов и несчетно флуггеров. Наказывать кого-то надо? Надо! А кого? Не Пантелеева же? Вот так. Так что всем, кто хоть как-то накосячил, впаяли по полной за всех разом. Для соблюдения видимости работы. Ты — один из наших стрелочников, Андрюша. Но ты знай, на твоем месте я поступил бы точно так же! Ты — мужик! Я горд, что ходил с тобой в вылет!
И он крепко, до костяного хруста, пожал мне руку.
В общем, поговорили мы по душам. Я чуть не разрыдался хуже Самохвальского на «Трех Святителях», до того был растроган. Не знаю, отчего больше: от жалости к себе или от великодушия этого офицера? Наверное все-таки от жалости.
При расставании Яхнин пытался всучить мне денег «на дорогу», но я отказался, ясен пень. Когда вышел из госпиталя, сунул руку в карман и обнаружил там незапланированные пятьсот терро.
Все-таки сунул, черт упрямый! Ну да оно к лучшему, деньги мне были ой как нужны.
* * *И что же дальше, а?
Дальше я поселился в самом дешевом клоповнике и начал рассылать свое резюме. Всюду. Где можно летать. Естественно, я не мыслил своей судьбы без неба. Столько лет готовиться, чтобы пойти коммуникаторами торговать? Никогда.
Этот процесс занял полторы недели. Отовсюду мне пришли отказы. Просто отовсюду. Хотя под конец я просился в такие места, что работа на магистральной говновозке покажется элитной.
И только в одном месте меня захотели. Это был южноамериканский концерн «DiR» — «Дитерхази и Родригес».
«Уважаемый сеньор Румянцев!
Мы ознакомились с Вашим резюме и выражаем желание предложить вам место пилота-универсала в территориальном подразделении нашего концерна „Тьерра Фуэга“. Наша орбитальная станция находится в Тремезианском поясе, система звезды Лукреции, планета Цандер. Просим явиться для прохождения собеседования в офис „Тьерра Фуэга“ 10 числа июля месяца сего года, в 15–00 по стандартному времени.
С уважением и надеждой на плодотворное сотрудничество,
Антонио Роблес».Дата, подпись.
Тремезианский пояс — это жопа! Цандер — даже не территория Объединенных Наций!
Но я согласился. Потому что деваться было некуда.
Часть вторая
Глава 1
«ТЬЕРРА ФУЭГА»
Июль, 2621
База «Тьерра Фуэга»
Тремезианский пояс, система Лукреции, орбита планеты Цандер
«Золотой Рог — плотное астероидное скопление, расположенное в пятой точке Лагранжа Системы тел Люпайшань — Шао (звездная система Шао). В скопление входят свыше 700 объектов размером более 5 км. В 2609 году было обнаружено, что многие астероиды скопления содержат хризолин в виде протяженных жил, удобных для разработки прямо с поверхности. Именно это открытие положило начало знаменитой „Тремезианской хризолиновой лихорадке“».
Тремезианский пояс: от Крокуса до Зосмы (популярный астрографический справочник. Издание 29-е, дополненное. Москва, «Учебная литература», 2620 г.)Обида. Нечеловеческой силы обида кусала меня за ласты, пила мою кровь и отравляла лимфу. Если так будет продолжаться, недалеко до разлития желчи. Или другой паскудной болячки.
Что за жизнь такая?!
Хороша благодарность в родном и некогда горячо любимом военфлоте! Я, Андрей Константинович Румянцев, выполнил долг. Союзнический долг, понимаете ли, товарищи! Спас жизнь человека, а меня за это под зад коленом. Из Академии, из флота, из жизни. С волчьим билетом. Катись, кадет, колбасой. Делай что хочешь. Но не в армии.
Не в армии, которой я посвятил всю свою недолгую жизнь.
Вот как оно случается.
— Не в армии, не в армии, — повторял я на разные лады по десять тысяч раз на дню.
Единственным утешением служили благодарные глаза пилота-истребителя Великой Конкордии Рошни Тервани.
Слабовато утешение?
Факт. Слабовато. Но именно этот маленький факт не дал мне тогда свихнуться. Именно так: не дал свихнуться, и это не фигура речи. Ибо депрессия меня утюжила настолько жестокая, что и сравнить не с чем. То есть тогда было не с чем — я был юн, глуп, романтичен и не видел изнанки жизни.
Тот первый раз, когда изнанка явила себя во всей красе, чуть не сорвал мне крышу. Точнее, сорвал чуть-чуть.
— Я ни о чем не жалею. Я показал себе и вообще всем, что я не тупой болван, не робот, не автомат! Я — человек! Я сделал свой выбор. И пусть катятся к черту все, кто думал, что русского пилота можно заставить поступиться совестью! — так говорил я себе и казался жутко крутым одиноким волком, которого отвергли эпоха и общество.
Словом, все суки. Падлы. Неприятные скунсы.
Кроме Яхнина, естественно. Яхнин — мужик. Человечище.
Уверен, он поступил бы так же, если бы не исходил горячечным потом в соседней кабине «Фульминатора», знатно рассверленный осколками.
Итак, ВКС сделали мне ручкой навсегда. Россия тоже попрощалась надолго. Как уже было сказано, никакая приличная карьера в родных степях мне больше не светила. Еще бы! Хороша запись в личном деле: «Злостное нарушение приказа непосредственного командования в боевой обстановке, связанное с риском срыва задания, риском для жизни офицера ВКС и повлекшее за собой неоправданные потери в материальной части».
Вот такой монстр военно-канцелярской мысли украшает мой файл отныне и, похоже, навсегда. Уж какая теперь карьера?
Что мы, то есть я, имеем в сухом остатке?
Шестьсот двадцать терро, оставшиеся после покупки билета на рейс «Земля-Цандер».
Комплект формы номер два и номер три со споротыми знаками отличия.
Отличные ботинки германского производства с филлериновой мембраной — легкие, прочные, жарохладостойкие.
О! Пачка презервативов в нагрудном кармане комбинезона — предмет первостепенной важности! (Это я горько иронизирую, если что).
И хитрый наручный переводчик «Сигурд» с сюрпризом, который стоил больше чем ваш покорный слуга со всеми его нехитрыми потрохами. Собственно, тот самый шпионский агрегат, который мне всучили товарищи из ГАБ: малоприятный товарищ Иванов и прекрасная товарищ Александра. Всучили да забыли конфисковать, так что — еще одна головная боль.
ГАБ осчастливило подарком, значит ГАБ точно поинтересуется его судьбой. И на Цандере, и на Земле, и у черта в заднице. Непростая это контора.
Так что же дальше?
Прямо на борту магистрального лайнера «Озимандия», будучи в сильнейшем расстройстве, я записал в книжечке:
Прощай, немытая Россия,Страна рабов, страна господ,И вы, мундиры голубые,И ты, послушный им народ.
Может, в концерне «Дитерхази»Укроюсь от пустых речейОт всякой канцелярской мрази,Штабных проклятых сволочей.
(М. Ю. Лермонтов, А. К. Румянцев: 1841–2621)Получилось тонко. Во-первых, почти юбилей. Во-вторых, голубые мундиры — аллюзия на жандармов ГАБ и парадную форму военфлота одновременно. А штабные сволочи, руководившие трибуналом, облачены были именно в парадку, ставшую для меня личным символом траура.