Александр Афанасьев - Падение Вавилона

– Вы правы, мистер Уильямс, – глубокомысленно заявила мадам конгрессмен, стреляя глазками в стоящего рядом афганского комдива. Афганский комдив, человек простой, привыкший к тому, что женщина вообще находится под паранджой, от такого внимания американки, дамы не старой и отнюдь не уродливой, нервничал и не знал, куда деть руки. Он был достаточно раскрепощенным человеком в этом смысле, потому как воевал не на стороне талибов, а на стороне американцев – но все равно он стеснялся того, что такое внимание к нему проявляет не кто-нибудь, а конгрессмен США, почетный гость вечера.

– Увы, местное руководство действует по-другому. Оно подгребает всю информацию к себе, а потом весьма небрежно фильтрует ее, пытаясь выбрать нужное. При этом оно совершенно не знает обстановки.

Один из американских штабных офицеров в чине полковника – он принадлежал к военной разведке и слушал мистера Уильямса исключительно для того, чтобы понять, какая чертовщина творится в ЦРУ и чем здесь занимается этот хлыщ – посмотрел на часы.

– Господа, скоро салют… Может, выйдем на улицу?

– Не так уж и скоро, – заметил еще кто-то, – к тому же из-за этих стен ничего не будет видно.

– Можно подняться на верхний этаж…

Афганский командир дивизии, наконец, решился.

– Если мне будет позволено, господа… Мои подразделения стоят на горе Бала-Хиссар, там стоит крепость, оттуда виден весь Кабул. Там раньше располагались коммунистические войска специального назначения, поставленные коммунистами для того, чтобы контролировать Кабул и подавлять мятежи против коммунизма – а сейчас там стоим мы, защитники свободы и демократии. Оттуда все отлично видно, салют будет примерно на той же высоте, что и смотровая площадка крепости. Если позволите – мы можем поехать туда…

– Как интересно… – мадам конгрессмен, профессионально играя «маленькую девочку», захлопала в ладоши, – а там холодно?

– Мэм, ночью в Кабуле холодно даже летом. Это горы.

– Все равно. Я хочу поехать и посмотреть.

Генерал кивнул:

– Я немедленно распоряжусь, чтобы нас ждали.

Мадам конгрессмен проводила взглядом генерала, потом повернулась к Марку Уильямсу, который, несмотря на молодость, показался ей дельным малым.

– Мистер Уильямс, а по ночам в Кабуле опасно?

Будь Марк Уильямс хоть на секунду профессионалом, он сказал бы правду, что похитить и обстрелять могут в самом центре города, что прорывы отрядов смертников в правительственный квартал происходят с завидной регулярностью, что их колонна представляет собой лакомый кусок, к тому же выезд никак не подготовлен – короче, он сказал бы правду, как она есть, жестокую, некрасивую и неприглядную правду, и сделал бы все, чтобы глупой молодящейся дамочке, приехавшей в Кабул встряхнуться и покрасоваться, и в голову не пришло лезть ночью за охраняемый периметр. Но увы – Марк Уильямс профессионалом не был, он участвовал в паре рейдов по ночному Кабулу в качестве наблюдателя и решил, что в городе вполне безопасно. Конечно, безопасно – когда с тобой спецотряд морских котиков или группа рейнджеров. Талибы, действующие в городе, каждый раз, когда охотники выходили в город, узнавали об этом и прятались по норам.

Марк Уильямс был карьеристом. И говорил только то, что хочется слышать начальству. И задумывался о своей карьере, для которой знакомство со стремительно продвигающимся к вершине пирамиды власти конгрессменом из профильного комитета было очень даже кстати.

– Мэм, я сам не раз бывал в рейдах по ночному Кабулу. Если все делать правильно – город безопасен.

Последнюю ошибку совершил генерал Ширзай. Он позвонил в свой штаб и приказал готовить дастархан – это ночью-то. Одно из правил выживания в зоне боевых действий – никогда не сообщать без необходимости кому бы то ни было, даже тем, кого ты считаешь своими, куда ты намереваешься выдвигаться, по какой дороге, когда планируешь прибыть в конечный пункт. Такое сообщение – просто подарок для тех, кто может готовить засаду или похищение.

Майор, который работал в штабе генерала Ширзая и сегодня дежурил, в максимально вежливых выражениях заверил генерала, что к его приезду все будет готово – дастархан, бинокли, все прочее – в том числе и комната генерала, на случай, если эта распутная американка не просто так подмигивает ему сегодня. Заверив генерала в том, что все будет готово, майор отпросился в туалет. В туалете он сменил сим-карту в телефоне и позвонил на номер, который ему дали для подобных случаев – а после звонка он немедленно выбросил использованную карту, купленную на имя давно погибшего человека, в вонючую яму сортира. Американцы прекрасно умели устанавливать владельца сотового телефона и следить за ним – так что шансов им давать не следовало.

Потом он уже с официального телефона позвонил водителю генерала, машина которого стояла у американского посольства, и дал ему указания, как поступать – замаскировав это под обычный телефонный разговор, обусловленный тем, что генерал приказал ему подготовить приезд. Пара слов дала ему сигнал к выполнению операции, которую Талибан задумал уже давно, операцию похищения или убийства генерала Ширзая. Люди, которые должны были это сделать, были в городе на полулегальном положении – а теперь, кроме генерала, в сеть могли попасться и американцы. Это было просто замечательно.

Майор уже с двенадцатого года был сторонником Талибана, состоял на учете в подпольном исламском комитете – хотя его имени не было ни в одном списке, его просто знали – Талибан, имеющий контакты с пакистанской разведкой, знал, как нужно защищать и оберегать от провала своих агентов. Притом майор вовсе не был исламским экстремистом, нет, его отец даже воевал одно время с талибами. Когда пришли американцы – он пошел к ним на службу, потому что видел за американцами силу. Потом он понял, что американцы слабы и рано или поздно проиграют – и тогда он стал осведомителем талибов, чтобы отвратить от себя и от своей семьи возмездие, когда талибы придут к власти. Предательство? Я умоляю вас… О каком предательстве может идти речь в государстве, где за полвека пять раз с кровью сменилась власть и где тридцать пять лет идет война? Простое выживание, не более того…

Выехали – просто с вопиющими нарушениями мер безопасности.

Конвой – четыре машины, без какого-либо воздушного прикрытия. Первым шел «Субурбан», в котором была группа агентов Дипломатической секретной службы, четыре человека и водитель, прикрытие, выделенное конгрессмену США от американского государства. Следом – «Хаммер», на котором ездил генерал, мадам конгрессмен села в него, укутавшись в шинель, которую ей накинул на плечи преисполненный благородных манер генерал Ширзай. Там же был старший группы ДСС, он сидел на переднем пассажирском сиденье, потому что не имел права оставлять охраняемое лицо наедине с афганским генералом, как бы охраняемому лицу того ни хотелось. Третья машина – «Субурбан», в котором был Марк Уильямс, еще один человек из посольства, одна дамочка из Красного Креста, которая была каждой бочке затычка и не могла упустить такой поездки, водитель и человек из частной службы безопасности – компании «Трайпл Канопи». Последняя машина – тяжелый, кустарно бронированный пикап «Форд» с пулеметом Калашникова в кузове, в нем – шесть специалистов той же «Трайпл Канопи». «Трайпл Канопи» в нелегких закулисных торгах выиграла подряд на обеспечение безопасности дипломатического квартала Кабула, поэтому охраняли конвой их люди. При этом о поездке не было поставлено в известность полицейское управление Кабула, не был поставлен в известность офицер безопасности посольства США, по маршруту следования небольшого конвоя не было произведено разведки, ни инженерной, ни какой-либо другой. Но это же Кабул, господа! Город – большая рулетка, Сайгон наших дней, большое Эльдорадо, Додж-Сити[2]! Разве можно портить впечатление от прогулки по Додж-Сити чрезмерными мерами безопасности? И, в конце концов – машины бронированы, а везде полиция, это же не кандагарская зеленка…