Дмитрий Старицкий - Имперский рыцарь

Вчера выбил у командующего первым армейским корпусом генерал-лейтенанта Аршфорта смену моим оставшимся у моста егерям. В обмен на оба тяжелых пулемета, которые они должны были оставить сменному пехотному взводу. И эскадрон драгун назначили патрулировать речной берег от проникновения вражеских пластунов и попыток царцев наладить временные переправы. Генерал хоть и молод, но далеко не дурак. Понимает, чем могут обернуться вражеские плацдармы в тылу наступающих войск.

Генерал Аршфорт «в связи с изменившимися обстоятельствами на фронте» переиграл мое предписание и приказал после отдыха готовиться к броску на север.

Кроме мотоброневагона мне подчинили еще шпальный бронепоезд «Аспид». В импровизированный броневой отряд вошли и все рецкие штурмовики — уже по моему требованию, которое с легкостью было удовлетворено: на броневой дивизион Безбаха и так работал целый огемский пехотный батальон, и командир бронедивизиона оставил горцев на охране и обороне вокзала, депо и многочисленных складов.

Обрадовал меня комкор и дополнительным усилением — укомплектованным канонирами огневым взводом из двух 75-миллиметровых нами же затрофеенных на станции пушек.

И даже требование, что такой отряд следует усилить саперной ротой на случай разрушения врагом мостов и железнодорожного полотна, возражений у командующего не встретило.

Это просто праздник какой-то!

Состав обеспечения приходилось импровизировать на ходу, потому как штатный обслуживал головной бронепоезд на юге. Да и тут мне полностью развязали руки, но только в отношении трофеев. Свое все у первого квартирмейстера было заранее расписано: куда, когда и кому. К тому же, как ни считали по максимуму в штабе перед наступлением, всего не хватало, за что ни возьмись.

Формально мой отдельный отряд входил в броневой дивизион Безбаха, а фактически действовал самостоятельно как резерв командования корпуса на северном фасе фронта.

На южном участке пехотную дивизию из корпуса Аршфорта вскоре должна была сменить гренадерская дивизия императорской гвардии, которая срочно перебрасывалась из центра страны по железной дороге. Император озаботился личным пиаром, чтобы смело заявить в случае ожидаемой победы, что это «МЫ пахали». И раз он лично здесь присутствует, то не отдавать всю победу вассалу — ольмюцкому королю. Думаю, что при необходимости его императорское величество найдет дополнительные резервы и кроме собственной лейб-гвардии. Это радовало. Как и то, что не вешают нам на шею имперских генштабистов.

Аршфорту оперативно подчинили также отогузскую кавалерийскую дивизию и обе рецкие стрелковые бригады, прорвавшиеся в Приморье через «непроходимые» болота. Они уже резвились там вовсю. Но связь с ними была прерывистой. Так что действовали они автономно.

Задача перед усиленным корпусом (фактически целой армией) была поставлена нетривиальная: в кратчайшие сроки взять морской порт под контроль королевских войск.

Учитывая, что императорскую гвардию направляют на юг, можно считать, что король таки выбил из сюзерена согласие на присоединение всего Приморья к Ольмюцу. Точнее, получил монаршее соблаговоление на воссоединение исторически родственных земель в один субъект империи.

Но за плюшками и ложка дегтя пожаловала.

Аршфорт, убедившись, что все мои заявки нашли исполнителей, твердо сказал:

— Я надеюсь, лейтенант, что свои комиссарские обязанности вы будете выполнять вне служебного времени. И они не отразятся на боевой работе вверенных мне войск. Мне хватает в корпусе и одного бездельника, — намекнул он на своего офицера контрразведки.

Вот так вот. Силен мужик.

Думаете, я стал возражать? На фига это мне, когда все мои требования исполняются влет? Так что молчаливое соглашение между нами было достигнуто. Да и нравился мне этот генерал своей толковостью. Не видел я никакой пользы от конфронтации, когда меня самого на фронт удалили из столицы от возможного гнева императора.

Я только потребовал, чтобы разыскали мои раздерганные снайперские группы вместе с расчетами траншейных пушек и вернули в отряд, так как это есть единые части нашего штурмового подразделения. К тому же там все горцы рецкие, речь которых мало кто понимает из огемских офицеров. И не встретил возражений.

Отдел первого квартирмейстера корпусного штаба работал четко. Нас быстро расквартировали всех в одном районе города, во вполне приличном частном секторе, как сказали бы у меня на родине в Калужской области. И отправили на трехсуточный отдых, пока бронепоезд «Княгиня Милолюда» обеспечивал поддержку дивизии, наступающей на юг вдоль рокады.

И уже к вечеру персонально мне подогнали этот уютный домик с молодой симпатичной хозяйкой — двадцатипятилетней вдовой, у которой наличествовал приличный винный погреб, хорошая мебель, мягкая перина и не всех кур сожрали оккупанты.

Пока хозяйка кормила фельдъегеря куриной лапшой в саду, я с рецкими офицерами согласно предписанию составлял наградные листы, удивляясь, как ловко у них из-под карандаша вылетают красивые и четкие формулировки.

— Этому всех еще в военном училище учат, — просветили меня кадровые офицеры.

К моему удивлению, капитан Вальд наотрез отказался от Креста военных заслуг, заявив, что ничего особого при захвате узловой станции он не сделал. Разве что обеспечил бесперебойную подачу боеприпасов штурмовым группам и организованно принимал пленных с трофеями. Традиционно ротой в бою командовать ему не пришлось.

— Рутина. Я даже не выстрелил ни разу. Но если ваш король настаивает, чтобы всех в моей роте наградили новой медалью, то пусть я буду, как все, — закончил он свою вдохновенную речь.

А после того как фельдъегеря с толстой пачкой наградных листов отправили обратно, мы сели в том же узком офицерском кругу обмывать мою новую звездочку на погонах. Почему-то мои рецкие субалтерны вбили себе в голову, что таким образом сам император отметил меня за прошедшую операцию, и я никак не мог их в этом разубедить, уверяя, что просто так звезды сошлись. А-а-а-а, что с них взять — реции. Их вождь достоин, и это главное. А как там на самом деле — их особо не волнует.

Накушались в тот вечер сливовицы знатно. Расползались раком. До того, что хозяйка меня на своем плече дотащила до перины, сама раздела и — вот ей-богу, именно так и было — изнасиловала, пользуясь моим беспомощным состоянием. Вроде так пишут в полицейских протоколах.

Опохмелился с утра капустным рассолом, что со смущением принесла мне хозяйка из погреба в холодной крынке. Ни на что другое я даже смотреть не мог — организм активно протестовал даже от одного вида богато накрытого завтрака.