Эпоха Опустошителя. Том II - Вел Павлов
— Кто⁈ Кто это сделал⁈ — безжизненным голосом осведомился мужчина, медленно поднимаясь с колен и на пошатывающихся ногах подошёл и буквально упал в кресло. — Говори. Я желаю знать всё. Всё, до последней секунды. Как вы жили? Как жил он? Как это случилось и что стряслось с твоей рукой?
Целое мгновение старый калека не мог поверить собственным ушам, а затем поднявшись с пола прошествовал к соседнему креслу и нехотя присел на самый его край.
— Это ерунда, — прошелестел тихо Бетал, указывая глазами на культю. — Юный господин однажды перестарался, когда впал в припадок. Но он этого так и не вспомнил, поэтому пришлось придумать одну историю.
— Значит, та проклятая сила по-прежнему пожирает моего сына. Где его тело? — понуро вопросил седовласый, поднимая раскрасневшиеся глаза на старика. — Осталось хоть что-нибудь?
От жуткого осознания губы старика внезапно задрожали и тот трясущейся рукой полез в карман и выудил из него небольшой мешочек.
Глаза прибывшего от увиденного резко распахнулись и тот с ужасом перенял прах и растерянно уставился на останки родного сына. Целуя минуту, мужчина не сводил взора с пепла в своих ладонях. Однако, чем дольше он смотрел на него, тем угрюмей становилось его обескровленное лицо.
Рука мужчины внезапно крепче схватила крупицы праха, а секунду спустя по его пальцам пробежали искры тёмно-серого цвета стихии смерти. Вот только ожидаемого эффекта не произошло, отчего седовласый вскочил на ноги и с тревожной надеждой расширил глаза.
— Мой сын… Он не мёртв. Он… жив! — гулко сглатывая обронил тот, и резко взглянул на не менее ошарашенного таким откровением Бетала. — Что с ним стряслось⁈ РАССКАЗЫВАЙ!!!
Практически моментально старик стал говорить о случившемся в мельчайших деталях, затем неуловимо перешел к менее важным вещам, что были связаны с жизнью его подопечного. Закончил свою историю калека только тогда, когда ночь сменилась днём, а за открытым окном вовсю властвовало опаляющее солнце, что находилось в своём зените.
— Значит, мой сын боролся, — опустошенно изрёк седовласый, горько сглатывая и качая головой. — Долгие годы он сражался один, а я ничем не мог ему помочь.
— Вы не могли ничего поделать. Никто не мог. Судьба распорядилась по-своему. Юный господин сорвался лишь единожды, и мне пришлось принять заготовленные меры, — с грустной улыбкой пробасил старик. — Это я во всём виноват. Я не смог его защитить. Корите меня. Можете даже убить. Я подвёл вас.
— Хватит. Ты действовал согласно моему плану, — нахмурился красноглазый. — Ты дал ему какое-никакое образование. Прикинулся дворником. Взял в дальнейшем над ним опеку. Жизнь внесла свои коррективы. Он плоть от моей плоти. Неудивительно, что он попал таким нелепым образом в синдикат. Это я повинен во всём. Моя кровь сыграла с ним злую шутку.
На целую минуту в помещение воцарилась тишина, а затем медленно поднявшись на ноги молодой мужчина прошествовал к окну и с хмурым видом уставился вдаль.
— Что вы намерены делать, мой господин? — робко вопросил старик.
— Вырежу под корень всех насекомых, которые посмели тронуть моего сына и загнали его в безвыходное положение! — с сочащейся ненавистью пробормотал человек. — Всех до единого! Никого не пощажу!
— А что дальше? — встревожено поинтересовался Бетал. — Ваши дети? Ваши жены? Они не смогут без вас. Лишь путь сюда у вас занял почти восемь месяцев. Вам нужно как можно быстрее отправляться назад.
— Уничтожение насекомых не займёт много времени, — спокойно отозвался тот, всем корпусом поворачиваясь к старику. — После приведём тебя в порядок и отправимся обратно. Путь назад займёт около года, но думаю, я справлюсь. Мы не сидели сложа руки и искали возможность вернуть вас назад через два года, после того как все печати станут неотъемлемой частью моего сына и полностью ассимилируются с ним. Реликвия перемещения не до конца исследована, но вполне стабильна. Таким образом я хотел забрать тебя и Влада.
— Забрать? — ошеломлённо выпалил старик, не веря в услышанное. — То есть мы…
— Да, — кивнул красноглазый. — Ты служил мне верой и правдой на протяжении тридцати лет. Двадцать три года из которых присматривал за Владом. Моего сына более нет в этом мире и боюсь, сюда он вряд ли сможет возвратиться. Пути в этот захолустный мир отсечены, а сама Терра далека от всего. Так что да, Бетал, вскоре мы начнем своё возвращение и уже после я приступлю к поискам.
— А как же госпожа? Я ведь подвёл её… — страшно нервничая проблеял пожилой воитель.
— Она всё поймет, — с тоской усмехнулся седовласый. — Не переживай.
— То есть… домой? — не веря своим ушам повторил калека. — Можно я буду искать Влада вместе с вами? Пока не умру я буду землю носом рыть.
— Поступай как знаешь… И да, Бетал, — с потаённой грустью подтвердил его собеседник. — Домой…
* * *
Вечное Ристалище.
Военный лагерь великого дома Ксант.
Лазарет.
Сутки спустя…
Состояние было дерьмовым. Просто не передать словами насколько дерьмовым. Словно буревестник Кигана прокатился по горбу, а следом прошелся табун тварей из Западной коллизии.
Примерно так я себя сейчас ощущал.
В голове воцарилась странная тишина, но лишь через секунду я осознал, что могу здраво мыслить и именно это осознание заставило разлепить свинцовые веки. Тело попыталось принять сидячее положение, но вместо этого на груди я ощутил некую тяжесть, что препятствовала это сделать.
Размытый взор не сразу сфокусировался, поэтому лишь через пяток секунд я понял, что знакомые изумрудные локоны могут принадлежать только одному знакомому существу, а слаженный двойной храп слева твердил о том, что куковала дриада отнюдь не в одиночестве.
На двух деревянных стульях неподалёку беспробудным сном дрыхли Тэйн и Рамас, хотя за окном лазарета уже начинало медленно светать. Некоторое время я так и пялился в потолок комнаты, пытаясь собрать воедино произошедшее на арене, но единственное, что нормально получалось делать, так это прислушиваться к мерному сопению целительницы и к громогласному храпу парочки бывших смертников.
Впрочем, пробуждение Дианы не заставило себя долго ждать. Возможно, она почувствовала, что её пациент пришёл в себя, потому как в одно из мгновений та резко приняла сидячее положение, лишь её взгляд по-прежнему выражал беспокойство и был еще весьма
