Антагонист 1 - Алексей Викторович Широков
Но… я разве не должен был оказаться в некоем предбаннике рая? Ну, или ада, по мнению наших врагов. Всё же чистилище, оно, насколько я помню, только у западников, а у нас, православных, сортировочное окно. С компетентным и самым главным чиновником и выдачей прямых билетов в одну из двух инстанций, через девять дней ожидания в общей очереди.
Именно в этот момент местный Один вдруг заговорил… сурово так, но на своём, непонятном. А затем, видя, что я не отвечаю, нахмурился, прищурился, просверлил меня взглядом, а затем кашлянул в кулак. И меня на мгновение охватило золотистое сияние.
— Ты почто девочку обидел, Перумов сын? — внезапно пророкотал он на весь зал на чистом русском языке, современном, надо сказать, хотя рот его в слова ну совершенно не попадал.
— Я? — честно сказать, я даже удивился. — Когда, какую и как? И я не Перумов сын…
Честно говоря, я за собой таких проступков не помнил. Нет, учитывая нынешние либерально толерантные порядки на западе вообще и в Скандинавии в частности, вполне мог. Посмотрел когда-нибудь вскользь на улице, а она взяла, да и приписала мне визуальное изнасилование, да ещё и с отягчающими обстоятельствами в виде того, что в реальность не превратил. Вот и пожаловалась своему главному. А он теперь меня на суд притащил…
— Ты мне перед смертью героической молился? Молился! — тут же припечатал меня одноглазый старик. — А сам — Перумов сын! Видно же, что веры в нас в тебе нет ни капли, да и мечом не опоясан, как бонд простой! Значит, поиздеваться напоследок над нами хотел. Посланную за тобой девочку обманул и обидел! И что мне теперь с тобой таким делать?
— Что бл… — хотел было я возмутиться, а потом вдруг накатило и стало настолько всё равно… ведь я, мало того что уже и так помер, так еще и сделать этому сборищу ничего не смогу, а потому я просто фыркнул: — Понятно всё с вами! Развлечься решили, скучно вам здесь, видимо, вот и выдернули в лучших традициях своих союзников русского, чтобы прилюдно линчевать по надуманным обвинениям!
— Ты как в верховным божеством разговариваешь, смертный! — взъярился и дёрнулся было ко мне вдруг самый крупный шкафчик, аж с двумя антресольками, судя по выдающемуся одноручному молотку, бывший не кем иным, как Тором.
Впрочем, эту пародию на «плохого» полицейского тут же схватили и не пущали, держали аж ровно семеро, зато тут же нарисовался «хороший» полицай. Тот самый дрищ с наглой мордой лица, который, скорее всего, был Локи.
— Ну что же ты так невежлив, славянин? Неужели тебе самому нравится, когда вас соседи некультурными называют? — начала эта пародия на фэнтезийного вора-авантюриста выговаривать мне проникновенным голосом. — Даже в твоей Гардарике волхвы Одина знают и уважают. А ты… Эх… Давай ты сейчас извинишься, колени преклонишь и признаешься, а мы…
— А что вы мне сделаете? — с вызовом посмотрел я на дрища. — Будете вечно мучить мою душу? Ха! Испугали. Меня до смерти на войне, скорее всего, многие проклинали, так что мне вполне могла Преисподняя светить, а не рай. Но, если даже и нет, батюшка в церкви говаривал, что у нас, у православных, и на Небесах, и в Аду, как у русских, своих не бросают. Ну, или «своё» у рогатых. Да и какой мне смысл перед смертью молиться древнему языческому божку, в которого никто, кроме совсем двинутых, и не верит уже?
— Что?! — взвыл белугой Тор, и теперь его держали уже не семеро, а все четырнадцать астгарцев. — Языческому божку?! Да я тебя, червь…
— А что ты меня? — продолжал я борзеть, хотя явно отсутствующее сердечко ощутимо ёкнуло, но вот вера во «второе счастье», то есть в наглость, не пошатнулась, потому как если по итогу просто уничтожат в ярости, то и так будет неплохо. — Если вы действительно есть, то и Небесное воинство с Адским легионом тоже существуют. Спасти, может, и не спасут — но найдут и покарают! И даже не потому, что за меня мстить будут, а потому, что племя ваше забытое опять, оказывается, вылезло и творит, что захочет!
А… вот оно! Сейчас меня хотели порвать на кучу лоскутков уже не только Тор, но и астгарцы с Локи и ещё больше бомжи за спиной, которые принялись голосить во всё горло.
— Тихо! — рявкнул вдруг Один, и в зале наступила такая тишина, что было слышно, как где-то с бесконечных столов капает вино из опрокинутого кубка. — А приведите-ка Аделину.
Почти сразу же из толпы крылатых женщин с пониженной социальной ответственностью очень невежливо вытолкали зарёванную деваху, которую я вполне мог видеть на обочине, проезжая по Рублёвке. Они там часто Аделинами и прочими Дианами с Вингельминами представляются.
— А скажи-ка мне, девочка, — очень мягко обратился к ней одноглазый старик, — где ты, собственно, взяла этого воина без меча?
— Да как обычно… — сквозь в всхлипы смогла произнести она. — Зов услышала, портал открыла и полетела на поле боя. А там… ужас какой-то! Всё взрывается, домищи огромные горят, тарахтит что-то страшно, чудища железные туда-сюда ползают и огнём плюются! Ужас, в общем! Ну, я огляделась, душу убитого героя увидела, схватила и обратно в Астгард. Вот! А он мне не запла-а-ати-и-ил!
— Чего я её не заплатил, — прищурился я.
— Божественной праны верующего она с тебя не получила, — как-то на автомате и довольно понятно пояснил мне Локи. — Вот и расстроилась.
Валькирия вновь ударилась в рыдания, а вот на лицах переглядывающихся астгарцев было написано даже не удивление, а полное непонимание. Даже то и дело пытающийся вырваться раньше Тор попритих и теперь смотрел на меня странным взглядом. А вот Локи, который тоже на меня пялился, кажется, очень заинтересовался.
— Фрея, милая, — обратился один к одной из женщин неподалёку от трона. — Не могла бы ты по следу сходить да посмотреть, что там на самом деле да как. А то не верится, что где-то в Мидгарде такой Рагнарёк твориться может. Ты у нас богиня любви, так что тебя вряд ли кто тронет, да и дипломатии ты обучена.
— А может быть, лучше я схожу? — прогудел Тор. — Посмотрю, что там за безобразие смертные устроили?
— Нет, ты, братец, у нас слишком… воинственный. Да и не склонен думать, прежде чем бить, — тут же отреагировал Локи. — Думаю, отправиться стоит мне, как самому…
— Вы останетесь здесь, — безапелляционно заткнул братьев папаша. — Ну
