Тактический уровень - Макс Алексеевич Глебов
— И вы эту задачу выполнили, — утвердительно кивнул особист. — А теперь скажите мне, товарищ Нагулин, кто дал вам указание привлечь в свой взвод в качестве средств усиления технику и людей, превративших его, фактически, в сводную роту?
Вот оно как. Товарищ батальонный комиссар изволит копать под генерала Музыченко, и явно делает это не по собственной инициативе, а по приказу сверху. А сдавать генерала очень не хочется…
— Инициатива исходила от меня, товарищ батальонный комиссар. Я стремился выполнить приказ наилучшим образом. Заявки на получение усиления я подавал своему непосредственному начальнику майору Свирскому. Как по ним принимались решения дальше, я не знаю, но людей и технику я в большинстве случаев получал.
— К сожалению, майора Свирского мы спросить уже ни о чем не сможем, — покачал головой особист, — он погиб при прорыве немецкого заслона у села Емиловка. Но не думаю, что без санкции командующего армией майор мог изымать из не подчиненных ему подразделений и частей средства усиления для вашего взвода, ведь так?
— Я не располагаю этой информацией, товарищ батальонный комиссар.
— А вы подумайте, товарищ Нагулин, — усмехнулся особист, — уставы этого не запрещают. Попробуйте взглянуть на ситуацию шире, выйдя за рамки поставленной перед вами задачи. Вот вы — младший командир, и ваши действия мне вполне понятны. У вас есть приказ, и, как вы сами сказали, вы стремитесь выполнить его наилучшим образом, для чего просите себе во взвод зенитки, бронеавтомобиль, грузовики и пулемет ДШК. Если смотреть с позиции командира взвода — это разумно и правильно. А теперь давайте посмотрим на эти действия с иной точки зрения. Армия готовится к прорыву из окружения. Исправной техники, боеприпасов и горючего осталось мало, но при этом для формирования штабной колонны из подразделений и частей изымается все лучшее. В результате мы получаем механизированный батальон, укомплектованный техникой сверх всякой меры, щедро снабженный горючим и боеприпасами. А на другой чаше весов — огромная масса войск, оставленных без самого необходимого для ведения боевых действий. Даже группы прорыва снабжаются хуже, хотя штабная колонна следует за их спинами. И каков результат? А результат таков, товарищ Нагулин, что из всей армии, доверенной Родиной генерал-лейтенанту Музыченко, из котла вырывается только один батальон с командармом во главе, а вся шестая армия остается в котле без средств для продолжения эффективного сопротивления, и к своим выходят только разрозненные группы и одиночные красноармейцы и командиры. Вы знаете, сколько людей, кроме вашего батальона, смогли выйти из котла?
— Не могу знать, товарищ батальонный комиссар.
— А я знаю! И знание это меня очень не радует, товарищ Нагулин, и заставляет задуматься о том, кто виноват в произошедшем.
Отказать особисту в логике я не мог. Дело другое, что однозначно валить всю вину на Музыченко было тоже неправильно. Начать с того, что вместо удержания всеми силами Первомайска восемнадцатая армия отошла на юг, а руководство Южного фронта даже не предупредило об этом окруженных. Я уж молчу о том, что в самые критические моменты армии в котле не только не имели поддержки авиации, но даже не получали от командующего фронтом никаких приказов.
Комиссар истолковал мое молчание по-своему.
— Вижу, вы начинаете понимать ситуацию, товарищ Нагулин, — удовлетворенно констатировал он, — Итак, вы подтверждаете, что получили от генерал-лейтенанта Музыченко приказ сформировать усиленный взвод ПВО, не считаясь с потерей боеспособности частей, из которых будут изъяты техника и боеприпасы для вашего подразделения?
— Я не получал приказа оценивать боеспособность подразделений, из которых изымалась техника, — играть дальше в молчанку было уже невозможно, — Я даже не знал, откуда она ко мне поступала. Этими вопросами занимался майор Свирский.
— Но вы ведь неглупый человек, Нагулин, — покачал головой особист, сдерживая раздражение, — и должны были понимать, что забрать технику у подразделений без снижения их боеспособности невозможно.
Особист активно подталкивал меня к даче обвинительных показаний против Музыченко. Конечно, слова младшего лейтенанта сами по себе не могли сыграть решающей роли, но в совокупности с другими «фактами» были вполне способны утопить командарма. Что ж, простите меня, погибший в бою товарищ Свирский, придется мне использовать ваше имя, чтобы защитить генерала Музыченко. Иначе никак не объяснить, откуда у меня информация, полученная со спутников в результате радиоперехвата переговоров между Музыченко и Понеделиным.
— Это вопрос не лейтенантского уровня, товарищ батальонный комиссар, — ответил я после небольшой паузы, — Тем не менее, майор Свирский счел возможным вкратце объяснить мне причину сбора уцелевшей техники в штабной колонне.
— Очень любопытно, товарищ Нагулин, — особист даже подался вперед на своем стуле, — и что же сказал вам ваш непосредственный начальник?
— Он сообщил, что командующим всеми окруженными силами назначен командарм-12 генерал-майор Понеделин, и что генерал Музыченко фактически отстранен от планирования и организации операции по выходу из котла. Однако, по его словам, генералу Музыченко была поставлена задача обеспечить прорыв штабной колонны шестой армии к войскам Южного фронта и наладить с ними координацию усилий по удержанию пробитого коридора и последующему выводу из котла оставшихся войск окруженных армий. У меня не возникло никаких сомнений в том, что ради этой цели в «колонне особого назначения» должна быть сконцентрирована лучшая часть оставшейся в строю техники.
Особист поскучнел. Некоторое время он молча обдумывал мои слова, а потом произнес:
— На сегодня достаточно, товарищ Нагулин. Сейчас вы изложите свои показания в письменной форме и можете быть свободны. Наш разговор еще не окончен, но продолжим мы его несколько позже.
* * *
Особый отдел НКВД Южного фронта располагался в Днепропетровске. Доверять собранные сведения телефонной связи батальонный комиссар Кириллов не рискнул, и отправился к начальству лично. Кабинет товарища Сазыкина находился на третьем этаже здания дореволюционной постройки на Октябрьской площади, куда Кириллов и прибыл ближе к полудню.
— Ну что, батальонный комиссар, есть результаты? — начальник особого отдела вышел из-за стола и протянул руку подчиненному.
— Есть, товарищ комиссар государственной безопасности третьего ранга, — кивнул Кириллов, пожимая руку Сазыкина, — но не совсем те, на которые мы рассчитывали.
— Что накопал?
— Подтверждаются показания Музыченко и Соколова. Ефрейтор Нагулин, произведенный в младшие лейтенанты приказом командарма-6, утверждает, что при постановке задачи его непосредственный начальник майор Свирский сообщил ему также задачу всей «колонны особого назначения». Зачем он это сделал, и откуда сам узнал эту информацию, остается неясным, а самого его уже не спросишь, но слова Нагулина совпадают с показаниями генерал-лейтенанта и комдива.
— Бумаги у тебя с собой?
— Да, все, что собрал — здесь, — Кириллов слегка хлопнул ладонью по кожаному портфелю.
— Оставишь мне. Пришел приказ из Москвы. Музыченко и Соколова у нас
