Пепел Предтеч - Евгений Хорошко
— Говорят, на женщин эта штука не действует, — Белка заметно закусила губу, и на неё оглянулись проходчики. Дерзкий и Древ отвлеклись от созерцания вожделенной пыльцы, и сочувственно посмотрели на девушку. Лицо проходчика по имени Древ потеплело, и смягчилось на короткий неуловимый миг, но первым заговорил Дерзкий.
— Мы тебя защитим, я и Древ, — пообещал он, буднично и само собой, но не помянул в своей речи Чёрта, словно того рядом не было. Взгляд Дерзкого невольно вернулся к вожделенной пыльце, которая висела в воздухе, а затем снова обратился к Белке. Мужчина заговорил горячо, сбивающимся голосом обещая спутнице, — Если нам говорили про неё правду, то теперь — всё! С той силой, что она даёт, нам нечего будет бояться. А значит, нечего бояться будет и тебе, Белка. Отныне никого из нас не заберут в Извлекатель — я обещаю тебе. Пойдем. Мы пришли!
Показывая пример, Дерзкий пошел вперёд первым — и остальные двинулись вслед.
Звуки человеческих шагов, словно невесомые касания крыльев бабочки, исчезали на полу в серебряном блеске. Ничто не нарушало эту священную тишину — люди не издавали ни звука, ни шелеста, когда пошли вперед, и когда двинулись к цели. Но, все же, что-то случилось. И когда в воздухе забили многочисленные перепончатые крылья, а в пространстве прозвучал писк бесчисленных птиц, тогда стало ясно — их обнаружили.
— Жницы! — заорал Дерзкий, доставая из-за пояса игломёт.
Оглядываясь во все стороны, они побежали назад. Альков, где можно было укрыться, был близок, но полчища бесчисленных летучих чудовищ уже свистели над ними крыльями. Их многоголосый писк, визг, и вой в воздухе приближались. Чёрт сбросил с плеч свой мешок, запоздало оборачиваясь в сторону стаи птиц, чьи крылья шелестели уже у него в ушах. Но вместо игломёта его пальцы коснулись шерстистого тела пищащей летучей твари, которая тут же впилась ему в руку острыми челюстями.
Чёрт закричал — он уже не видел и не слышал стрекота игломётов, каждая игла которых стремилась острым уколом в сердце сразить крошечных злобных чудищ.
— Стреляй! — кричал Дерзкий, отбиваясь от тварей, которые забивались в альков, пытались разорвать острыми зубами одежду, сорвать с головы шлем — и кусать. Кусать, пока в телах врагов ещё течёт кровь.
Золотистая пыль парила и мерцала в воздухе над схваткой, словно молчаливый свидетель убийства — который, будто у него вдруг пробудилась совесть, сдвинулся с места и перетек в воздухе вперед, своими блестящими чистыми нитями.
Чёрт кричал, не обращая внимания на то, что жницы никак не могут забиться ему под шлем, и не могут прокусить ему воротник. Его руки в перчатках мелькали в воздухе, когда вдруг между ними стал струиться золотистый песок. Не встречая преграды, он проник прямо сквозь стёкла шлема, забиваясь в отверстия для дыхания, и сквозь мельчайшие щели.
Чёрт вдохнул воздух — и замер. Его дыхание остановилось, а зрачки расширились, занимая всю радужку. Сердце застучало в груди барабанами, словно бил в бубен шаман. Бам! Бам! Бам! Оно стало выбивать чечётку бешеным темпом, и понеслось вперёд — вперёд, вперёд! И когда оно остановилось, в сознании Чёрта раздался красочный взрыв...
И тогда родился я — из пламени и огня. Восстал из праха, из пепла — из страха всех. Оставленный и забытый, я — Шут. И, всё-таки...
Эта история не была про меня.
***
Спустя срок
...их было двое: пара Пыль-пробужденных против пары Пыль-пробуждённых.
Девушку в расчёт можно было не брать, как и крупного парня, который просто таращился в пустоту.
«Умственно неполноценный» — так решили Пробуждённые Пылью, мельком исследовав его разум. Что до других, то нельзя, чтобы сила, которую даёт человеку Пыль, была в руках у непросветлённых.
Нельзя! Табу. Сначала должен быть пройден длительный путь, когда лучшие телепаты избавляют от посторонних побуждений, и наставляют нравы. Именно поэтому, когда эти двое пробудились, на всплеск волн их умов мгновенно пришли Пыль-пробуждённые, прорвав ткань пространства телепортацией.
Сопротивление было бесполезным.
***
Антон
Мое сознание нехотя пробуждалось от дрёмы. Неохотно и неспешно, как будто природа пробуждалась от своей спячки. Свет, струящийся сквозь ресницы, представлялся мне просто пустышкой — самообманом. Фата-морганой, после столь долгого сна, и столь длительной сумрачной тьмы, что смотрела в мои веки вечность. И лишь приглушённый шелест чьих-то горючих слез, что падали на пол, и звуки чужих рыданий вытянули меня из бесчувствия.
Я разомкнул веки, всё ещё считая все вокруг меня сном. Но любой, сколь угодно желанный сон легко обращался в свою противоположность — кошмар, стоило лишь услышать в нём плач. Тем более, женский плач — ведь именно это сочетание я не любил больше всех.
— Пожалуйста, не забирайте их! Не забирайте! — звуки женского голоса стало невыносимо терпеть.
Я открыл глаза, и увидел, как в легкой мгле, силуэт молодой девушки, которая стояла на полу на коленях, перед двумя телами. Ещё две фигуры — высокие, крупные фигуры, скрытые от меня в полумраке, стояли прямо перед ней, и безмолвно смотрели на неё сверху.
Я моргнул, и смутные контуры обрели передо мной четкость, словно я протер на камере объектив. Девушка была одета в серый, с множеством карманов, комбинезон от горла до пят — серый от грязи и пыли, и серый ещё от природы.
Кровь, которая закапала его сверху донизу, представлялась мне пролитыми каплями вишневого сока — настолько неправдоподобно её было много. Ни один человек не смог бы так залить кровью комбинезон, свой или даже чужой. Тушки маленьких черных тварей, похожих то ли на птиц, то ли на летучих мышей, не сразу бросились мне в глаза, хотя и покрывали сплошным ковром пол. Видимо, это
