Воля рода - Александр Изотов
— Зачем убивать? — Второлунник удивился, — Знаешь, государь недавно очень сетовал, что в нашей Церкви не осталось чистых душой праведников, а ведь именно их молитвы дают ему силы. Так что ты пригодишься…
Оба пленника вскинули головы, одновременно спросив:
— Жертвенная песнь?!
Я прекрасно чувствовал поток страха от обоих — это тело работало как локатор, воспринимая целый спектр эмоций от каждого в этом шатре. Даже безмолвные послушники, окружающие центр, словно истуканы, чувствовали.
Ненависть, возбуждение, веселье, страх, а у кого-то и грусть…
— Да, жертвенная песнь, ведь жизнь государя имеет для тебя значение?
— Так вот куда Серые Хранители уводят наших, — сокрушённо вздохнул Афанасий, — Вы сжигаете их души, чтобы продлить жизнь Царю?
— Видит Незримая, что в твоих словах ложь, но пусть будет так, — кивнул церковник, — Ты знаешь этот обряд, Афанасий…
— Знаю. И его не должно быть в нашей вере, вы, порождения Чёрного Лика!
Второлунник подошёл и наотмашь ударил старика по щеке, не сказав ни слова. Афанасий охнул, потом опустился лбом к полу, пытаясь прийти в себя.
— Наш высший представитель перед Незримой, сам Перволунник ждёт тебя, Афанасий, — полным удовольствия голосом сказал церковник, потом его взгляд сместился, — Что же касается тебя, дочь моя…
Эвелина упрямо смотрела в глаза ненавистного жреца, не отрываясь.
— Мне пришлось потратить очень дорогой «вещун», чтобы связаться с Северным монастырём Избранниц. Настоятельница, кстати, удивилась, услышав твоё имя, и заявила, что таких послушниц у неё не было.
Эвелина захихикала, потрясая плечами. Второлунник ждал, когда она закончит, но девушка, кажется, могла так очень долго.
Как тогда утром назвали её оракулы? Магичка-истеричка?
— В общем, Избранницы тоже слишком ценный материал, — вздохнул священник, — И настоятельница Северного не против принять тебя обратно в лоно монастыря, а заодно и выяснить, кто ты такая.
Второлунник повернулся было уходить, но тут Афанасий всё же поднял голову и в ярости выкрикнул в ответ:
— Вам не остановить Последние Времена! Даже если вы убьёте Последнего Привратника, Незримая придёт и всё равно будет судить вас!
— Убьём? — собеседник повернулся в пол оборота, — Остановить Времена?
Он всё же подошёл, медленно опустился на корточки, и взял старика за подбородок:
— Нет, жалкий святоша, — с ненавистью выдохнул Второлунник, — Мы не пытаемся остановить. Мы ждём, когда придёт Чёрная Луна, и ждём только её! И Привратник нам нужен, чтобы он своей лютой болью призвал Чёрный Лик в наш мир. Да, мы зовём!
— Тогда я не понимаю, — упавшим голосом сказал Афанасий.
— Потому что вы погрязли в ереси. Если бы ты читал те скрижали, которые видел я, ты бы меня понял.
— Скрижали Диофана, зачитанные ему самой…
Второлунник вскочил и брезгливо отдёрнул полы рясы от старика:
— В Пробоину Диофана, этого жалкого сумасшедшего! И к чёрту Незримую!
Старик даже не нашёлся, что ответить, в таком шоке он был. Я чувствовал волны растерянности и беспомощной ярости от него.
— Вы сотни лет пытались убедить себя, что можно изменить судьбу, что Чёрная Луна — всего лишь тёмная ипостась Незримой. Чёрный Караул сидит не одну тысячу лет, и не видел никакой богини, — священник всё же развернулся и направился к выходу.
Там, взявшись за шторку, он оглянулся и добавил, чеканя каждое слово:
— Даже Незримая, если она и есть, бессильна перед Чёрной Луной. Слышишь, богиня? Мы знаем правду о тебе, самозванка… — при последних словах он поглядел вверх, будто богиня и вправду могла его услышать.
— Не могу поверить, — кое-как просипел Афанасий.
— Слышит, она всё слышит, — уже без веселья сказала Эвелина.
— Вот только сделать Незримая ничего не может, — довольно ответил Второлунник, — Потому что поклоняться надо сильному богу.
И он вышел, нервно задёрнув за собой шторку. Афанасий с Эвелиной переглянулись, и старик сказал:
— Помолимся, дочь моя. У нас немного времени осталось.
Эвелина кивнула, и вдруг, повернувшись, взглянула в глаза мне. То есть, Привратнику, из тела которого я наблюдал.
Избранница едва заметно кивнула, а потом отвернулась, чтобы склонить голову и присоединиться к напевам Афанасия.
Что это было, вашу-то псину?!
«Взгляни в меня», — голос Привратника вдруг прогремел в голове.
Не тратя времени, я привычным усилием воли настроил внутренний взор, чтобы проверить все энерго-потоки.
Вот она, земная нижняя ча…
Я почувствовал, как холодеет всё моё нутро. Где нижняя чакра?! Что за капитский контракт?!
Осознание невозможного ударило по мне такой паникой, что на миг у меня зашумело в ушах, и я понял, что мы так и стоим с Привратником где-то между телегами.
Где. Нижняя. Чакра?
Я попытался взять себя в руки, понимая, что растерянностью ничего не добьёшься.
Есть три источника магии. Материя, мысль, дух.
Семь чакр. Три нижние, средняя, и три небесные.
Всевозможные маги огня, воды и прочие используют силу материи, качая их через земные чакры. Оракулы используют силу мысли, и у них развита четвёртая чарка. Привратники же…
Ну точно, просто у них нижняя чакра совсем не развита. С уже более спокойным взором я направился выше.
Второй чакры тоже не было. И третьей!
Сердце, то ли моё, то ли Привратника, забилось с бешеном темпе… Я задёргался, ощущая хватку на шее, мир вокруг завертелся — то шатёр с чернолунниками, то звёздное небо, то шатёр, то небо…
* * *
Я упал на траву, пытаясь отдышаться и осознать увиденное.
— Ты понял? — грубоватый, совсем лишённый эмоций голос донёсся сверху, — Ты видел, что они делают с нами?
— Но… горелый псарь! — вырвалось у меня, — Это невозможно!
Я согнулся, чувствуя фантомную боль от того тела. Мне казалось, что это у меня вырезали нижние чакры, просто обрубили энергетическую половину тела.
Это что за магическая кастрация, на хрен?!
Вся та ненависть, весь гнев, скопившиеся во мне… Если бы я мог одним порывом бросить это в чернолунников, посмевших придумать такую мерзость. Какой маньяк мог изобрести это, чтобы обрубать связь с землёй, чтобы…
— А в твоём мире разве не делают так?
Привратник присел, положив мне руку на плечо. Стало полегче, я разогнулся, понимая, что это тело Василия, и тут всё в порядке. Все чакры на месте, и даже многострадальный «кирпич» в нижней показался таким родным и желанным.
— Импланты… — прохрипел я, — Ты не понимаешь, это другое…
— Теперь ты
