Враг моего врага. «Конец фильма» - Натали Р.
На «Максиме Каммерере», флагмане ГС-флота Земли, у кардинала Джеронимо Натта была прекрасная каюта, по комфортабельности не уступающая капитанской, должным образом освященная и оформленная в его вкусе. Иконы и распятия чередовались на стенах с коллекцией древнего оружия, не контрастируя, а вполне гармонируя со скромной, почти спартанской обстановкой. И все же это было не его место. Находясь на Земле, он предпочитал принимать посетителей не здесь, а там, где чувствовал себя в своей стихии – в храме. Байк-паркинг не мог похвастать древними соборами. Джеронимо облюбовал для своих встреч армянскую церквушку-новодел с невероятно носатым и столь же невероятно тактичным священником.
Перед кардиналом, завернувшимся в мантию и восседающим на жесткой скамье, как на троне, стоял епископ Ян Гурский. Взор его был потуплен, руки сложены на животе. Выслушав доклад, кардинал начал задавать неприятные вопросы, и епископ чувствовал себя неуютно.
– Итак, самопроизвольное срабатывание пусковой установки… – раздумчиво произнес Джеронимо Натта. – Как это могло произойти на освященном корабле?
Версию пуска ракеты по приказу капитана он не рассматривал. С Василисой Ткаченко он уже успел поговорить. Женщина пребывала в мятущихся чувствах, пыталась скрыть правду, но Джеронимо Натта поднаторел в выяснении истины. Раба Божья Василиса была виновна разве что в нетвердости веры, позволившей злу опутать ее, словно паразит свежее древо. Она пыталась бороться с этими тенетами – неэффективно, зато искренне. Джеронимо мало заботило, как с ней обойдется начальство и что ожидает ее за обман по законам мирским. По мнению Церкви, она заслуживала не кары, а помощи. Заблудшая овца получила вразумление, молитвы и пост избавят ее от остатка скверны – тем легче, чем дальше продвинутся монахи в Андах по пути борьбы с первопричиной. Джеронимо Натта хотел надеяться, что случившееся станет этой женщине хорошим уроком, и она обретет крепкую веру, оберегающую от всякого мрака. Будь ныне другой век, кардинал поступил бы строже, но по теперешним меркам Василису нельзя даже назвать отступницей, слишком многие подвержены сомнениям и колебаниям, слишком часто вера подменяется пустым исполнением обряда, слишком много соблазнов повсюду, и грех гордыни уже не почитают грехом… В этом контексте слабость изначально чистой души – не вина, а несчастье.
Однако если можно и должно проявлять снисхождение к пастве, то к человеку, на которого возложен священный сан, предъявляются совершенно иные требования. Кардинал остро взглянул на епископа.
– Вы ведь освятили бортовые агрегаты после ремонта?
Ян Гурский сглотнул.
– Ваше высокопреосвященство…
– Да или нет? – грозно вопросил кардинал, подавшись вперед.
– Э-э… нет, – сокрушенно признался епископ.
– Почему? – тон кардинала стал опасным.
Ян Гурский замялся.
– Неужели не успели? – желчно промолвил Джеронимо Натта. – Не так уж много времени занимает это таинство! А важность его очевидна.
– Я… Ваше высокопреосвященство, освящать крейсер, который называется «Дарт Вейдер» – это кощунство! – выпалил епископ.
– Насколько я помню, этот крейсер называется «Анакин Скайуокер», – холодно заметил кардинал.
– Да, но какое из этих названий лучше отражает суть?
Джеронимо Натта скривился, как от кислятины. Он был далек от мысли недооценивать значение слова, как-никак по слову Божьему создавалась Вселенная. Но пустой демагогии не любил.
– Я понял ваш тезис, Гурский, – сухо проговорил он. – Взять, например, вас. Некоторые называют вас епископом. А я назову мудаком. Какое название лучше отражает суть?
Щека Яна Гурского нервно дернулась, лицо залил нездоровый румянец.
– Вы не справились со своими обязанностями, Гурский. Хуже – вы пренебрегли ими. Вы не смогли дать утешение и вразумление Василисе Ткаченко, когда она их искала. Да, это говорит лишь о вашей неумелости и несостоятельности как духовника. Но вот то, что вы сознательно не провели таинство освящения крейсера, оставив его открытым для козней врага рода человеческого, заставляет усомниться в цвете вашей собственной души.
Епископ побледнел.
– Ваше высокопреосвященство, я истинно верую в Господа нашего Иисуса Христа. Возможно, я допустил ошибку, но… Я никогда не…
– Чтобы не допускать впредь ошибок, вы будете служить Церкви там, где ошибиться невозможно, – под гулкими каменными сводами голос кардинала звучал, как приговор. – Будучи облечен доверием его святейшества Бенедикта XXV и всеми необходимыми полномочиями, я лишаю вас епископского сана. Дозволяю вам избрать для себя любой монастырь. Надеюсь, несколько лет в обители избавят вас от гордыни и суесловия и охранят от глупостей, которые вы могли бы совершить в иных обстоятельствах.
Подбородок Яна Гурского дрогнул.
– Ваше высокопреосвященство, это очень суровая кара! Я служил со всем рвением, просто…
– Просто оказали дьяволу небольшую любезность, – едко подсказал кардинал. – Если вы не потрудитесь замолчать и смиренно принять наказание, Гурский, я выдам вас главнокомандующему космофлотом как виновника предательского термоядерного удара по ГС-крейсеру Земли. После того, что сделает с вами этот человек, не признающий христианского милосердия, вам костер избавлением покажется.
Бывший епископ содрогнулся и молча склонил голову.
Хайнрих закрыл папку и выжидательно уставился на Салиму верноподданным взором, который, по его мнению, неплохо ему удавался. С точки зрения Салимы, Шварц слегка переигрывал. Артист!
– Конечно, адмирал, в вашем назначении есть несколько несообразностей, – проговорила Салима, как бы соглашаясь. – Но, надеюсь, вы понимаете, почему я поручаю «Ийон Тихий» именно вам?
Хайнрих изобразил мыслительный процесс и брякнул:
– Потому что я ваш любовник.
Она улыбнулась почти против воли.
– Полагаю, вы достаточно умны, чтобы не путать причину со следствием.
– А ничего, что я никогда не пробовал управлять ГС-кораблем?
– Пилоты на «Ийоне» есть. Там не хватает толкового командира.
– Что с Гржельчиком? – поинтересовался он.
– Капитан Гржельчик в монастыре.
Хайнрих вздернул бровь.
– Он что, вдруг узрел величие Господа и решил постричься в монахи?
Она покачала головой, погасшая улыбка не вернулась. Даже странно.
– Хайнрих, ты ведь верующий человек, – сказала утверждающе, но с толикой вопросительной интонации. Не уверена была? – Насколько глубоко ты религиозен?
– Ровно настолько, чтобы не менять свою веру, – он хорошо помнил ее предложение принять ислам и заманчивое обещание. – Я добрый христианин, Салима. Командор мальтийского ордена, между прочим, – он погладил крест.
– Хорошо, – кивнула она, не став, против ожиданий, вновь поднимать тему перехода в ислам. – Все равно, какова твоя вера, лишь бы она шла от света и была достаточно крепка.
Салима пересела на диван рядом и посмотрела прямо в глаза адмиралу Шварцу.
– Об этом мало кто знает… Я решила пока воздержаться от публичного выступления, но ваша Церковь в курсе. Капитан Гржельчик подвергся прямой атаке темной силы. Ее называют по-разному в разных религиях, но суть от этого не меняется. Удар был мощным, кое-кого позадевало. Сейчас за Гржельчика идет борьба. Между церковниками и… понимаешь?
Он присвистнул. Известие оглушило, и заковыристое ругательство вырвалось само собой. Он виновато посмотрел на Салиму, она ничего не сказала.
Он потянулся к ней и ободряюще обнял за плечи:
– Правильно. Рыцарь-командор мало какой черной дряни по зубам. Можешь быть спокойна за «Ийон»… и за своего сына, конечно. Ты же меня знаешь. Любые враги еще на
