Александр Афанасьев - Огонь с небес
Хорошая мысля всегда приходит опосля.
Проверил, из какого пистолета стреляли – сделать это было нетрудно: запах пороха и нет двух патронов. САС стреляет двойками – их типичный почерк, мы стреляем одиночными, потому что патроны приходится носить на себе. Подумал – это все-таки доказательство в деле об убийстве… но эта мысль погасла, как свеча на ветру, едва появившись. Лично мне покойный ни разу не был симпатичен, и не только по причине нашей личной стычки, но и по причине того, что сказал граф Сноудон относительно последних минут жизни Наследника. Я ему поверил – просто потому, что долго пробыл на Востоке и знал, что там может происходить, а британцу выдумать такое просто не под силу.
Так что извините, Ваше Высочество, наследник эмира Бухары, но, похоже, ваше убийство останется нераскрытым.
Достал магазин – пусть будет запасным, лишним не будет, дозарядил его двумя патронами из пачки, которую купил для «беретты». Сам пистолет разобрал, благо разбирается он, как и все пистолеты конструкции «браунинга». Вышел – и скинул ствол в сливную решетку. А остальное выкину по дороге в Парголово из окна, предварительно протерев салфеткой…
Князь Воронцов снова был прав – Ахметов был не один, и у него были именно те люди, о которых он думал. Они пришли к нему, потому что несменяемому товарищу министра внутренних дел напрямую подчинялось Управление Санкт-Петербургской сыскной полиции, два полка жандармерии, расположенные вокруг города, и так называемое «Управление СМ» – силовых мероприятий. Сделано это было – специально под Каху Несторовича Цакаю – как возможный противовес влиянию и возможностям министра. Министр внутренних дел – человек более публичный – контролировал все, кроме самого главного – столицы. А потом, когда Кахи Несторовича не стало, решили ничего не менять…
Проблема была в том, что Ахметов не поверил этим людям с самого начала. Не поверил несколько дней назад, когда они вышли на него, явно прощупывая почву. Не верил и сейчас, когда они явно намеревались добиться своего любой ценой.
Ахметов был татарином по национальности, но – в этом гвардейцы просчитались – он был хуже любого русского в том смысле, что склонить его на переворот было просто невозможно. Предложить ему пост министра – было верхом идиотизма, на какой способен только гвардеец, военный, служащий при дворе и ни черта не знающий о реальной расстановке сил в МВД, становом хребте российской системы безопасности и контрразведки. Министр – человек публичный. Он назначается и смещается Его Величеством без каких-либо консультаций, но по факту, Его Величество не сможет держать на посту министра, например, человека, который восстановил против себя все санкт-петербургское общество. И не потому, что есть процедура отзыва министра Думой или отставки правительства голосованием в Думе, а потому, что Его Величество – тоже человек. Несмотря на практически безграничную власть, он, как обычный человек, живет в обществе, общается с его представителями, вынужден к нему и прислушиваться. Потому министр – фигура политическая, а всю грязную работу выполняет мало кому известный несменяемый товарищ министра, который до восьмидесятого года руководил таким одиозным органом, как Особое совещание[2]. Эти должности (несменяемые товарищи министра иностранных дел, внутренних дел, военного, военно-морского министров, премьер-министра и министра финансов) были введены в конце десятых годов после того, как произошли несколько расстрелов рабочих на фабриках, была кровью подавлена революция в Иваново и просвещенно-либеральная общественность, подзуживаемая из-за рубежа, перенесла всю тяжесть своего ядовитого презрения. По факту, власть тогда сделала гениальный ход, разделив ответственность в ключевых министерствах, подставив политиканов или просто дворян – которые имели крепкие нервы и которым было плевать на общественное мнение – под огонь, при этом выведя из-под огня профессионалов, которые и делали работу. Каждый из несменяемых товарищей министров – это было обязательное условие – рос ступенька за ступенькой в самом ведомстве, знал его от и до. Не исключением был и Ахметов: во время массовых беспорядков 1992 года он был полицеймейстером Казани и навсегда запомнил то, что там происходило. Понял истинный смысл слов «бунт», «мятеж», «народное возмущение». Он был типичным татарином – туповатым, но упорным, твердым как камень, из тех, кто вгрызается и уже не отпускает, знает мало, но именно то, что нужно. Русские не такие – они более порывисты, мечтательны, их можно соблазнить предложением «встать за правду». Татары же обеими ногами крепко стоят на земле, и в этом их сила.
Сейчас же… по факту, эти идиоты предложили ему перейти с практически непотопляемой должности теневого управителя министерства на свет, точнее – под огонь. Причем разговор шел так, что Ахметов реально понимал – к закону и положенному порядку престолонаследия задуманное имеет очень отдаленное отношение.
И их было трое, а он был один. Все они смотрели на него, и важно было ничем – ни словом, ни намеком, ни жестом – не дать понять, о чем был разговор.
Воронцова он помнил, и помнил о нем самое главное: выходец из спецназа, приближенный ко Двору.
Он нажал на кнопку разъединения и положил телефон на стол.
– Кто звонил? – спросил один из гостей.
– По работе. Расследуется одно сложное дело.
Про себя он подумал, что плохо то, что он сидит у окна. С другой стороны – если его хорошо видно, то можно стрелять так, чтобы пули его не задели.
– …так на чем мы остановились…
В следующее мгновение один из гостей выстрелил ему в грудь. Грохот оглушил всех, запахло дымом и кровью.
– Ты что творишь! – заорал второй, вскакивая с края кофейного столика, на котором он непринужденно устроился. – С ума сошел?! Ты что сделал?!
– Заткнись!
Тот, кто стрелял, в мгновение оказался у столика, схватил телефон, по которому только что разговаривал Ахметов, когда был жив. Но набрать номер не успел – второй схватил его за грудки.
– Ты что сделал, ублюдок!? Мы так не договаривались! За что ты его убил?!
– Отпусти…
– Ты что творишь, скотина, ты рехнулся?
Пытаясь высвободиться, он ударил своего товарища кулаком в лицо, но тот был выше, сильнее и ударил в ответ так, что тот полетел назад, сшибив столик и разбив вазу.
– Ты чего?!
– Он погубит все дело!
– Заткнись, придурок! – сказал убийца, поднимаясь с пола. – Ты знаешь, с кем он разговаривал?! Знаешь?!
– Какая разница?! За что ты его убил?!
– Не «за что», а «почему». Он дал сигнал тревоги, идиот!
– Какой сигнал тревоги?!
– Не знаю! Но дал! Ты думаешь, у товарища министра нет скрытой кнопки?!
– Но мы ничего не слышали.
– Дай телефон.
Тот, кто совершил убийство, работал по квартирмейстерской части, то есть в военной разведке, а потому знал, что говорит. И для двоих других его мнение по таким вопросам было все же важным.
Убийца взял телефон, посмотрел на список входящих вызовов, конечно же, запомнив номера, потом набрал перевызов последнего номера. Мелодичный сигнал – занято. С этого телефона прямо сейчас куда-то звонили.
– Что?
– Ничего. Это не коммутатор министерства. Это вообще частный номер.
– И что?!
– Он сказал, что звонили по делам. Если по делам, почему не через коммутатор министерства?..
– Господи, кто-то взял свой телефон и позвонил. И ты из-за этого убил человека?
– Да заткнешься ты или нет?
Он и сам был ни в чем не уверен. Но признаться в этом не мог. Просмотрев список предыдущих вызовов, кое-что понял.
– Вот. Почему телефон не определен? Человек звонил по работе – номер не определен. И это при том, что включен определитель.
– Уходим? – то ли спросил, то ли предложил третий.
– Нет. Надо посмотреть, кто приедет. Если группа физзащиты – уходим. А если кто-то другой – разберемся. Найди ружье.
– Какое ружье?
– Посмотри. Может быть. Я, кажется, видел там сейф.
Молчун вышел в соседнюю комнату.
– Помоги…
Вместе они устроили Ахметова в кресле-каталке так, что он казался живым. Пуля не разбила стекло, и со стороны казалось, что все нормально.
– Эй!
Молчун вышел из соседней комнаты с «фокстерьером» двенадцатого калибра в руках – обычный выбор для загородных домов. Пять патронов в магазине, сменный ствол – короткий и длинный, на птицу. Для самообороны тоже пойдет – все-таки двенадцатый калибр.
В другой руке были патроны.
– Пятерка, – несколько извиняющимся тоном сказал молчун. – На уток.
Пятерка – всего лишь дробь, причем мелкая. Для охоты на людей нужна картечь. Но ничего другого не было.
– Заряжай и пошли…
На съезде с диаметра я свернул на Гатчину. По нынешним меркам – считай, пригород. Обсаженные деревьями аллеи, парки, дорогие дачи венецианского, баварского, арабского стилей. Недорогих тут уже давно не осталось, недорогие отступали все дальше и дальше…
