Йен Уотсон - Чужой зверь внутри
МеЛинди была отличным, дисциплинированным хамелеоном, в точности как сказал секундус. Хотя она и не была псайкером, но в клетках тела и мозга, несомненно, было нечто позволяющее ей подражать внешности и манерам незнакомцев - изменяя себя – а полиморфин позволял ей реализовать это в полной мере.
Она могла бы стать актрисой, родившись на цивилизованной планете. В ее родном диком мире она могла бы стать жрицей какого-нибудь культа изменчивости. Волей-неволей ее ребенком забрали из варварского племени, и теперь, как ассасин Каллидус, она могла стать практически любым незнакомцем, если ей это требовалось.
Зиз наклонился вперед.
– Благодаря твоему таланту, наш храм приглашает тебя участвовать в эпохальном эксперименте.
– Я лишь инструмент, – ответила она, - на службе нашего храма.
Ее ответ был покорным и наполненный осознанием долга, с легкой тенью настороженности, чего и нужно было ожидать от воспитанника Каллидус.
- Ты мыслящий инструмент, дочь моя. Мудрый. Твой разум должен идеально гармонировать с изменениями, которым ты подвергнешься, иначе результат может быть фатальным.
– Каким изменениям, секундус?
Когда Зиз сообщил ей, МеЛинди выдохнула, будто похожий на гнома наставник дана омега ударил ногой в ее покрытый мышцами живот.
Покинув его кабинет, она торопливо шла по лабиринтам темных коридоров, где любой, кроме посвященного, быстро и безнадежно потерялся. Достигнув гимнастического зала, она попросила наставника колеса прогнать из тренажера новичка и впустить ее. Внимательно посмотрев на нее, старик, кажется, проникся ее необходимостью.
Вскоре МеЛинди бежала, бежала, будто хотела убежать прочь от храма, к самим звездам, куда-нибудь, где она сможет полностью потерять себя и никогда не найти.
Она мчалась, будто худший кошмар в мире преследовал ее. Она изгнала из своих чувств боль от пережитого потрясения без непокорства и побега куда глаза глядят. Наконец, спустя, казалось, часы, на грани такого истощения, какого МеЛинди никогда не испытывала, она достигла определенного смирения со своей судьбой.
Также внезапно, как тренировочное колесо ранее, колесо ее судьбы ошеломляюще изменило направление вращения. Исходя из связывающей ее с храмом верности, из священных и страшных клятв, учитывая, что Коллегия Ассасинорум сотворила ее такой, какая она есть, она обязана была согласиться.
Ее пригласили, но отказ был немыслим.
Единственной альтернативой участию в задании, которое гарантированно уничтожит ее, после того как она истребит множество врагов - было показательное самоубийство.
МеЛинди была ассасином Каллидус, не Эверсор. До настоящего времени у нее не было склонности к суициду. И после очищающего от страстей бега в колесе, эта альтернатива не беспокоила ее более. Даже если храм, в лице Тарика Зиза, которому невозможно отказать, казалось, принуждает к тому, чтобы уничтожить ее дар. Да, искалечить его. В ходе эпохального эксперимента.
* * *
Когда лазерные скальпели нависли над ее нагим, парализованным телом, МеЛинди вопросительно уставилась на старшего хирурга, одеяние которого было украшено символами чистоты и охранительными заклинаниями.
Она могла немного двигать глазными яблоками. В ее поле зрения так же попал закутанный в мантию, татуированный адепт-рентгенолог, обвитый проводами и помещенный внутрь сканирующего аппарата, окаймленного медью. Аппарат возвышался вдоль операционного стола, будто хищный армадилл, изучая внутренние ткани ее тела несколькими хоботами. Глаза-линзы вывели друг за другом четыре небольших голограммы ее тела в воздух.
Одна из голограмм представляла ее тело освежеванным, все мышцы были выставлены напоказ. Другая показывала реки, притоки и ручьи ее сердечно-сосудистой системы. Третья вычленяла ее нервную систему. Четвертая представляла ее голый скелет. Эти гомункулы медленно вращались, будто плавали в невидимых бочках, демонстрируя себя ей и хирургу.
Долговязый адепт анестезиолог сидел в конструкции, напоминающей огромного паука, и наблюдал за дозами метакураре, который парализовал ее и вызвал онемение. Антенны машины были воткнуты в нее, она ничего не чувствовала, но была в сознании - так как ее разум должен был осознавать процедуру, которой она должна была подвергнуться. Старый, покрытый бородавками и похожий на карлика медик опустился на колени на резиновой подкладке, чтобы шептать ей на ухо. МеЛинди могла его слышать, но не видеть; не могла она видеть и других адептов в операционной, которые присматривали за имплантатами и дополнительными железами, ожидающими в стазисных посудинах.
МеЛинди ничего не чувствовала. Ни зажима, сковавшего рот, ни серебряного патрубка отсасывающего оттуда слюну, ни гофрированного операционного стола под ней, с канавками для стока крови или других жидкостей. Не в состоянии шевелить головой, но способная немного вращать глазами, она могла видеть очень немного. И слышать бормотания бородавчатого карлика.
– Сначала мы разрежем твои плечи и руки. Позднее мы, разумеется, с тщанием воссоздадим твои татуировки...
Она услышала, как приближается лазерный скальпель, жужжащий, словно назойливая муха. Операция началась.
Ассасин мог заблокировать сильную боль, мог почти целиком отрешиться от вопящего болевого центра в мозгу. Это то, чему учили ассасина. Это было прошито в мозге. Как иначе она смогла бы выполнить задание, будучи раненной. Как иначе она могла бы, не отвлекаясь, сконцентрировать свою эмпатию во время изменения полиморфина. Тем не менее, при сильном рассечении как в этой операции, некоторые мышцы могли сжиматься в непроизвольных спазмах, мешая ювелирной работе хирурга. Поэтому ей сделали наркоз, но оставили в сознании.
Она слышала слова гнома. Но в ее сердце - в раненном сердце МеЛинди - все еще звучал рассказ Тарика Зиза о том, как ее осквернят.
– Адепты Каллидус способны превращаться в самых разных людей. Кто может сделать это лучше чем ты, МеЛинди? Ты даже изобразила гуманоида эльдар, достаточно хорошо для того, чтобы в это поверили люди.
– И для того, чтобы на какое-то время в это поверили эльдары, секундус, - напомнила она осторожно.
Зиз кивнул.
– Тем не менее, мы не можем превращаться в других чужих, которых нам хотелось бы скопировать. Мы ограничены доступными конечностями, костями, плотью... Что ты знаешь о генокрадах, МеЛинди?
В тот момент МеЛинди испытала жуткую обессиливающую глухую муку, будто из нее разом вынули внутренности. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы опознать незнакомое чувство.
Этим чувством был ужас.
Ей казалось, что она давно уже не могла ощущать такой ужас, он был вырван из нее с корнем во время обучения.
– Что ты знаешь? - повторил он.
– У генокрадов четыре руки, - механически ответила она. - Две из них оканчиваются кистями, еще две несут когти, которые могут рвать пласталь будто ткань. Голова луковицеобразная, длинная, имеются клыки. Их роговой позвоночник заставляет их все время передвигаться ползком. У них имеется бронированный панцирь и мощный хвост...
Но не это создание повергло ее в ужас. О нет. Ее ужаснул подтекст вопроса Зиза.
– Полиморфин никогда не превратит нас в одного из них, секундус.
– Один только полиморфин - нет, МеЛинди.
Под бормотание комментирующего медика, прерываемое почтительными молитвами Императору – которым вторил главный хирург - она искоса смотрела на то, как рассекают голограмму ее тела, осознавая, что то же самое происходит с нею самой. Внутрь нее поместили крохотные генераторы стазиса, чтобы остановить сильное кровотечение.
Она была пойманным зайцем, которого распяли на доске мясника.
– Мы используем имплантаты, – продолжил Зиз. – Вживим в твое тело прессованную пластиплоть, усиленную карбоновым волокном. Также мы используем гибкий хрящ, который может становиться твердым словно рог. В покое - в сложенном состоянии - эти имплантаты будут незаметно таиться в твоем теле. Но они будут помнить чудовищную силу и мощь, заложенную в их структуру. При активации, когда полиморфин размягчит твою плоть и кости, эти имплантаты увеличатся до своего полного боевого размера.
Мозаика из крохотных сияющих ножей на стене казалось, воспарила, чтобы наброситься на МеЛинди и освежевать ее.
– Мы вложим в тебя дополнительные железы, для того чтобы хранить и производить гормон скорости, гормон роста - соматотрофин, и железы, чтобы обращать этот процесс...
– Но, – отчаявшись, пробормотала она, - мне ведь все равно не стать настоящим генокрадом?
– На данном этапе, этого и не требуется. Ты сможешь превратиться в убедительную гибридную форму генокрада. Гибрид обладает только одной парой рук, у него нет хвоста... он больше похож на человека - хотя уже достаточно извращен, достаточно уродлив, чтобы убедить тех, в чьи ряды ты должна будешь внедриться. Если этот эксперимент пройдет успешно, как мы надеемся, впоследствии мы попытаемся имплантировать вторую пару конечностей.
