Барбара Хэмбли - Байки из дворца Джаббы Хатта-2: Выбор дегустатора (История шеф-повара Джаббы)
Впервые в жизни иша вдохновения, он ушел в свою комнату, чтобы обратиться к кулинарным книгам, вздремнуть в относительной прохладе и расслабиться… ему необходимо было расслабиться…
А на полпути к его комнате лежало тело Ак-Буза, распростертое на полу, с раскинутыми руками и застывшим взглядом, в котором отражалась смерть.
Порселлус опустился на колени рядом с трупом. Еще теплый. Крупинки сахара испещряли стеганый жилет виквая.
Может быть, после поглощения семидесяти кило потрохов рососпинника ранкор не будет слишком голоден сегодняшней ночью?..
Послышалось сопение, фырканье, а затем глубокий, тягучий, требовательный голос: — Что здесь произошло?
Шеф-повар вскочил на ноги в шоке, охваченный ужасом, и обнаружил себя лицом к лицу с одним из гаморреанцев, охранников Джаббы.
Порселлус всегда ненавидел гаморреанцев. Они были одними из самых настойчивых попрошаек, и он вечно подчищал за ними слюни, грязь и разнообразных паразитов. На прошлой неделе пятеро из них пробрались в его кухню, чтобы вылизать чашу чантиллийского крема. В результате та разбилась, два достаточно хрупких агрегата были расколочены вдребезги, а Порселлус чуть не был обезглавлен шальным вибротопором. Чан-тиллийский крем также пострадал.
— Происходит? — пискнул Порселлус. — Ничего не происходит.
Бровь охранника изогнулась, обозначив долгий мыслительный процесс. Потом он указал рукой в шипастой перчатке на тело капитана баржи.
— Он мертв?
— Он не мертв, — ответил Порселлус. — Он спит. Отдыхает. Он сказал, что устал, и решил вернуться в комнату, чтобы вздремнуть. Он, должно быть… должно быть, заснул прямо здесь в коридоре.
Невидящие глаза Ак-Буза по-прежнему смотрели в потолок.
Охранник нахмурился, усиленно перерабатывая информацию в мозгу.
— А выглядит будто помер.
Порселлус почувствовал, словно клыки ранко-ра начали смыкаться на его теле.
— Вы когда-нибудь видели спящего виквая? — — Э… нет.
— Ну, так вот он… — Порселлус наклонился и поднял тело на ноги, закинув его руку себе на плечи.
На одно ужасное мгновение он подумал, что стал бы делать, если бы тело начало подвергаться трупному окоченению, но в такой жаре это было маловероятно. Жуткая голова с мерзкими косичками болталась возле его щеки.
— Сейчас я отведу его в комнату… э-э… пока он не проснулся.
Охранник кивнул: — Нужна помощь?
— Спасибо, — улыбнулся шеф-повар. — Я справлюсь.
Он спрятал тело Ак-Буза в куче мусора на машинном дворе — операция рискованная до того, что от страха сердце останавливалось, ведь ему пришлось протащить его через подземелья наружу, а потом мимо бараков, где жили викваи. Викваи — — молчаливые, беспощадные, злобные-исполнители приказаний — — были частью экипажа баржи Ак-Буза, и, хотя они не отличались преданностью кому-либо, Порселлус полагал, что быть обнаруженным в компании тела их командира — не слишком хорошая перспектива. Но их не было в поле зрения (возможно, они в моей кухне, воруют бенъеты, мрачно подумал Порселлус), также не было видно и механика баржи, Барады. При удачном стечении обстоятельств никто не станет шарить под внушительной кучей неисправных деталей флаеров в углу двора, пока разложение не сделает свое дело, что при такой жаре не должно занять много времени. Обычно на Татуине можно было бы беспокоиться о том, что в кучах роются йавы в поисках металла, но остатки последнего йавы, решившегося на это, все еще висели, приколоченные к воротам.
Порселлус поспешно вернулся на кухню в раздумьях о том, что он будет делать с сегодняшним банкетом, и лишенный малейшей капли вдохновения.
— Ты называешь это едой? огромные оранжево — красные глаза хатта медленно вращались, зрачки слегка сузились от гнева и уставились на несчастного слугу.
Порселлус никогда не понимал язык хаттов слишком хорошо, но когда Джабба поднял один из изысканных овощных блинчиков в руке, которая казалась удивительно миниатюрной по сравнению с остальной желтоватой студенистой массой, и сжал его так, что содержимое того глухо шлепнулось на пол, для Ц-ЗПО, его нового дрои-дапереводчика, не было никакой необходимости пояснять: «Его превосходительство крайне недоволен едой, которую вы сегодня подали».
Порселлусу, стоящему перед постаментом Хатта на декоративном люке, закрывавшем яму ранкора, удалось издать короткий звук, но не более. В восьми метрах у него под ногами в темноте тихо засопел ранкор.
Жуткие глаза сузились: — Может, ты ищешь способ погубить меня?
— Никогда! — Порселлус рухнул на колени, заставив этим ранкора подняться во весь рост и понюхать решетку, и умоляюще сжал руки. — Как я могу доказать свои благие намерения?
Джабба неторопливо рассмеялся, по звуку это походило на отрыжку банты.
— Что ж, пусть мой маленький друг докажет, — сказал он и потянул цепочку, которую держал в руке. Из-за возвышения позади него поднялась миловидная танцовщица, тви'лекка Оула, последняя игрушка Джаббы. Ее нежное лицо выражало опасение, что было вполне естественно.
Порселлус никогда не знал в точности, что Лжабба делал со своими «игрушками» — — обычно те были женского пола, но всегда юными, гибкими и красивыми — но он знал, что они не протягивали долго, и слышал несколько поистине ужасных историй от своей подруги, тоже рабыни, аскайанки Йарны.
Но сейчас Джабба лишь подцепил пальцем начинку овощного блинчика и протянул ей. Через секунду с видимым отвращением Оула слизнула густую начинку с его скользкой лапы.
— А теперь принеси мне настоящей еды, — булькнул Хатт, поворачиваясь к Порселлусу. — Свежей. Живой. Нетронутой.
К тому времени как Порселлус вернулся в дворцовый зал со стеклянной чашей живых кла-туинских упругих гуляшек в ароматизированном бренди (чтобы они не поубивали друг друга, как это водилось у маленьких злобных созданий), Оула, отнюдь не пострадавшая от овощных блинчиков, танцевала, призывно-чувственно покачивая длинными лекку, цепь все еще охватывала ее шею. Ее выступление, подумал Порселлус, должно навсегда отвлечь Джавбу от мыслей о фиерфеке.
Обычно Порселлус держался как можно дальше от двора Джаббы, насколько это было возможно в пределах дворца, так как порочная и жестокая толпа охотников за головами, наемников и прочего межгалактического сброда вселяла в него ужас. Но сегодня он стоял, прислонившись спиной к арке дверного проема, худой, седеющий, с нервным взглядом, в невыразимо испачканной белой одежде. Он слушал джиз-музыкантов, так как всегда любил хорошую игру, смотрел на танец и отчаянно надеялся, что красавица Оула не погибнет по неизвестной причине, как это случилось с АкБузом. В голове его возник вопрос, что же могло стать причиной смерти капитана баржи, но кто может знать наверняка в таком ужасном месте?
Джабба с жутким смехом рванул на себя цепь танцовщицы. Оула дернулась, не в силах сдержать гримасу отвращения — было ясно, что он не собирается больше кормить ее овощными блинчиками, — и некоторое время Хатт забавлялся, играя с ней, как с рыбкой, перед тем, как открыть люк и швырнуть ее в яму ранкора. Тви'лекка в ужасе вскрикнула, и все бросились к решетке понаблюдать за развлечением; Порселлус попятился, дрожа, как травинка, попавшая в ураган. Небрежность, бесцеремонность убийства привели его в ужас… Хатт убил девушку без малейших раздумий, тут же приступив к поглощению очередной гуляшки.
Вот так, подумал Порселлус, бледный и готовый упасть в обморок от шока, он убил бы и своего шеф-повара, если бы несварение снова вернуло его к мысли о «фиерфеке», В эту ночь охотник за головами привел вуки.
Это была в некотором роде операция по зачистке. Вуки — свыше двух метров всклокоченной шерсти и злобы — был партнером кореллианско-го контрабандиста по имени Соло, чье неподвижное тело, замороженное в карбоните, украшало стену покоев Джаббы уже несколько месяцев. Одно время Порселлус прокручивал в голове идею о том, чтобы разморозить человека и договориться с ним о помощи в побеге, но в последнюю минуту нервы сдали. Было невозможно предположить, насколько он будет способен к сотрудничеству, даже если Порселлус будет укрывать его достаточно долго, пока тот не избавится от слепоты и слабости, возникающих от пребывания в спячке. К тому же повара бросало в пот при мысли о том, что сделал бы с ним Джабба, если бы застал его при попытке к бегству.
Джабба назначил награду за вуки в пятьдесят тысяч кредиток и был готов заплатить половину от этого. После продолжительных переговоров с охотником за головами — невысоким существом в кожаной дыхательной маске — которые включали в себя угрозы задействовать термический детонатор, весьма кстати нашедшийся в его кармане, они сошлись на тридцати пяти. К этому моменту Порселлус удалился на кухню, размышляя о том, что совершенно не приспособлен для финансовых дел такого сорта, и думая, что он стал бы делать, если бы этот охотник явился к нему на кухню, требуя беньетов или чантиллий-ского крема.
