Олег Дорофеев - Рыцари потустороннего
– Вперед, Влад, нас ждут великие дела!
На втором курсе Макс всерьез увлекался биохимией, фармакологией, токсикологией, поэтому его лаборатория была оборудована со знанием дела. Здесь имелись вытяжка, дизель-генератор, огромное количество химических реактивов, кондиционер и мощная электропечь. Окна прикрывали металлические ставни. На дверях стоял электронный замок с автономным питанием. Остальные помещения, расположенные на двух уровнях, условно разделялись на столовую и спальни.
Далеко не каждый допускался в эту святая святых его пытливого ума. Даже я, его лучший друг. И если Макс на это решился, значит, впереди нас ждут действительно великие дела.
К сожалению, я не ошибся…
Мы спустились в подвал. Здесь, посреди небольшой комнаты, я увидел странное сооружение, намертво прикрепленное к бетонному полу анкерными болтами. Это был симбиоз офисного кресла и электрического стула. От его спинки тянулись провода, запястья фиксировались на подлокотниках лентами-липучками, такая же черная лента крепилась к подголовнику. Все провода соединялись в пучок и вели к разъему в серой коробке, которая связывалась с двумя компьютерами и двумя мониторами – судя по огромному корпусу и дополнительной системе охлаждения, «железо» обладало очень высокой мощностью. Вокруг стояли еще какие-то приборы, я опознал лишь кардиограф.
Для полноты картины на столе располагался ноутбук. По моим прикидкам, стоимость оборудования составляла цену приличной иномарки.
Несмотря на хайтековские навороты, от всей этой картины веяло какой-то жутью, словно я попал в пыточную камеру будущего. Впечатление отчасти оказалось верным.
Я с недоумением взглянул на друга.
– Не знал, что ты увлекся садо-мазо. Девушек тут мучаешь?
Он зловеще улыбался, как свихнувшийся дантист из одноименного фильма ужасов.
– Знакомься: я назвал это ТВЗ-1.
Не дожидаясь моего вопроса, он уточнил:
– Трип В Запредельное… Как тебе конструкция? Мое изобретение.
Он изрек это так, словно надеялся получить как минимум Нобелевскую премию.
– Прикольно. А как называется тот, кто совершает эти трипы? Триппер? Нет, лучше так: трипанавт. Нехилый слоган: «Каждому трипанавту – по электронному креслу». Но в целом впечатляет. Ты что, в одиночку путешествуешь?
Мой друг даже не усмехнулся.
– Пока один, но мне нужен помощник. Пошли, я тебе все растолкую…
Мы поднялись наверх и сели на кухне. Макс кивнул в сторону стула, а сам отправился к холодильнику. Наполнив бокалы ромом, плеснул в стаканы коки. Плюхнулся в кресло, сделал несколько глотков, скрестил руки на груди с таким видом, словно собрался прочитать длинную назидательную лекцию. Нечто подобное и произошло.
– Помнишь школьную шутку: старшеклассники предлагали малышне космос показать. В пятом классе со мной такой фокус в туалете проделали. Сделай, говорят, пятнадцать быстрых глубоких вдохов и выдохов, а шестнадцатый на вдохе задержи. Я эту фишку знал, но хотел попробовать чисто из любопытства. Задержал воздух, и в этот момент Витька Белоусов меня сзади поперек грудной клетки резко обхватил и…
– Кому что… Ленка Монахова в туалете минет делала по стольничку за сеанс.
– Умеешь ты выплюнуть пошлость в самый неподходящий момент! Вот поэтому у тебя с девчонками проблемы.
– Извини, вырвалось… Чего дальше-то?
– Эффект гипервентиляции. Понимаешь, другие сразу теряли сознание, очухивались через пять минут, сидя на унитазе, под всеобщее веселье. Понятно, что последние воспоминания «подопытных кроликов» относились к шестнадцатому вдоху. А у меня все произошло иначе…
– Кто спорит, ты у нас с пеленок серьезный чел.
– Еще раз перебьешь, я тебе это в череп запулю. – Он многозначительно обхватил полупустую бутылку за горлышко.
– Я понял, продолжай.
– В тот день в туалет заглянула завуч Рыбакова. Мы ее Муреной прозвали. Так вот. Тетка эта ничего интересного собой не представляла. Довольно примитивная, вредная, страшная, озабоченная поисками богатого мужика – ну, в общем, обычный школьный набор. Единственная фишка: она почему-то считала, что школа – это ее вотчина. И мужской сортир в этом смысле – не исключение. Она туда часто без стука входила, чтобы курильщиков гонять. Сейчас-то я понимаю, чего ей хотелось… Короче, обычно кто-то из пацанов на стреме стоял, а тут все увлеклись процессом. Мурена влетела в тот момент, когда я будто бы сознание потерял.
– Почему «будто бы»?
Он нацелился в меня бутылкой.
– Молчу…
– Фокус в том, что объективно я его потерял, а субъективно – нет. В тот момент, когда Витька меня обхватил, в моей голове как будто что-то щелкнуло… Нет, не то… Это непросто описать. Сперва было ощущение сжатия, мое «я» сконцентрировалось в одной точке в глубине мозга, где-то в районе переносицы, затем оно расширилось, как бы покинуло тело… Я ощущал связь со своей физической оболочкой и в то же время видел себя как бы со стороны. Мало того, я видел старшеклассников, радужные оболочки вокруг их тел, видел Мурену, которая направлялась к мужскому туалету, и мне показалось… – Макс предостерегающе поднял руку: – Только без комментариев… Короче, мне показалось, что я знаю то, о чем думают все участники видеоряда. И еще такой звук, как будто зуммер тихо жужжит… Влетает Мурена, что-то кричит. Слов не разбираю, но вижу, как меняется ее аура, а заодно и всех пацанов, что попались ей под горячую руку.
– И что потом?
– Ничего особенного. Следующее воспоминание: меня приводят в чувство при помощи холодной воды. Но что самое любопытное: изменилось восприятие времени, оно стало восприниматься дискретно – как серия отдельных кадров, растянутых в перспективе. Мне показалось, что прошло минут двадцать, не меньше. Позже я узнал, что сеанс выхода в тонкий план длился не более трех минут…
Слушая Макса, я вдруг вспомнил случай в анатомичке, сеанс аутопсии. Когда профессор рассек четырехглавую мышцу бедра, у трупа натурально дернулась голень в коленном суставе. Алка в ужасе завопила: «Господи!.. Он еще жив!» За спиной послышался стук падающего тела.
Подобный случай сможет припомнить любой медик, но вот что странно: мне тоже показалось, что покойник на секунду ожил.
Между тем мой друг продолжал:
– Эпизод этот, несмотря на давность лет, застрял в моей башке капитально. Уже в институте я прошерстил всю литературу по эротической асфиксии. И вот к какому выводу пришел: процесс кислородного голодания, то бишь гипоксии мозга, проходит у меня не так, как у других, что маловероятно, либо появились некие неучтенные факторы, которые привели к феномену выхода из тела.
– Надо же! А я думал, тебя в то время только бабы интересовали…
– Вот именно! Но далеко не все. Биосоциальная программа большинства девушек элементарна, и тебе она известна не хуже меня. Сексуальный наркотик примитивен. С определенного момента я стал крутить романы с девицами, которые могли бы мне помочь. Помнишь Ирку с нейрохирургии, Аньку с токсикологии? – Макс на секунду задумался. – Да, много их было… Знал бы ты, с какими крокодилами порой приходилось ложиться в постель. Но чего не сделаешь ради дела…
Перед моим мысленным взором предстали дивные Машкины ножки. По моим данным, это была единственная девушка, которую Макс так и не сумел затащить в постель или не особо пытался.
Макс пощелкал пальцами:
– Эй, ты еще здесь? Больше рома не получишь.
– Я тут, – поспешил заверить я.
Мой приятель с энтузиазмом принялся излагать свою теорию:
– У нас по теме атипичной асфиксии почти голяк, пришлось собирать материал на Западе. Помнишь, я в Лондон летал в прошлом году?
– Только не говори, что ты все каникулы провел в лондонской библиотеке!..
– Почти. Парочку дней, конечно, оттянулся. Не в этом суть. Чем больше я углублялся в тему, тем больше понимал, какой гигантский сопутствующий пласт информации придется поднять. С биохимией и нейрофизиологией мозга проблем не предвиделось. В конце концов, это мой хлеб. Но для эксперимента требовался высококлассный программист. Как я его искал – отдельная история…
– Стоп… Какого эксперимента?
– Того самого.
Он ткнул пальцем в пол.
– Именно там, в кресле, я испытал такой оргазм, о котором ты даже понятия не имеешь.
Я вспомнил свои жалкие победы на любовном фронте: всего две девушки, с которыми я переспал. Не знаю, но где-то в глубине души меня одолевали сомнения, со мной они занимаются любовью или с кем-то другим. Обе закрывали глаза, погружались в свои ощущения, стонали, в конце концов мне становилось неловко, а эти сомнения – не самая лучшая приправа для оргазма.
Подчиняясь духу противоречия, я пробормотал:
– Почему не имею?..
– По определению. Вершина сексуального экстаза наступает, когда возбуждение достигает резонансных величин. Веришь, я испытал такой улет, для которого слов еще не придумали. Это тебе не пошлый секс с теткой.
