Ф. Ришар-Бессьер - Легион Альфа
Он даже не стал слушать, что ответил ему собеседник, а просто швырнул трубку на рычаг и тяжело осел в кресло.
Перкинс так и остался сидеть, подавленный, не способный ни на что реагировать, страдающий от обрушившейся на него ответственности, от сознания допущенных ошибок, изнемогая душой и телом. Его привела в чувства лишь сухая трель дверного звонка. Он вскочил, устремившись на встречу тому, кого так ждал.
Это был профессор Моретти, мужчина среднего роста, лет тридцати пяти, с ясным взглядом и живыми движениями.
Он так пристально посмотрел на Перкинса, будто все ещё отказывался верить в сообщенную ему ужасную новость.
— Майкл, послушай, но это же просто-напросто невозможно… Где Мэри?
Перкинс слабо махнул рукой в сторону комнаты, но когда Моретти устремился туда, истерично воскликнул:
— Нет, нет, прошу тебя, не входи туда. Это совсем ни к чему.
Моретти развернулся всем корпусом и вгляделся в своего друга. Его лицо стало мертвенно-бледным.
— Как это случилось? Что все-таки, черт возьми, произошло?
Перкинс, шатаясь, сделал несколько шагов в его направлении. Моретти не мог отделаться от ощущения, что этот человек окончательно сломлен. А между тем кто-кто, а он-то уж знал удивительную силу характера и железную волю Перкинса.
Оба они были учеными, но Перкинс слыл человеком особым, подлинным джентльменом и умел владеть собой при любых обстоятельствах. Одному только богу было известно, чего это ему стоило в тех жалких жизненных условиях, в которые все они были поставлены Сообществом.
Только вот на этот раз…
— Я погубил Мэри… Убил ее… Ты хоть понимаешь, что я наделал?
— Майкл, умоляю тебя, успокойся. Расскажи мне все, если хочешь, чтобы я тебе помог.
Перкинс мотнул головой и протяжно вздохнул.
— Да, ты, конечно, прав. Помнишь о моей сыворотке против лейкемической проказы? Точнее сказать, я полагал, что сумел её синтезировать… Ведь все опыты, поставленные на самых разнообразных животных, дали положительный результат и…
Он указал на стенной шкафчик, висевший рядом с его письменным столом.
— Впрочем, я вел журнал, куда ежедневно заносил результаты экспериментов, так что можешь сам во всем убедиться. Мэри мне помогала в этом, она разделяла мою уверенность в успехе. Мы оба были уверены, что если испробовать сыворотку на человеке, то все пройдет преотлично. И нам хотелось иметь такое доказательство, прежде чем официально представить лекарство на рассмотрение Ассамблеи.
Он на секунду замолк, но Роберто Моретти уже понял, что за драма здесь разыгралась.
Я так понимаю, что опыт ты поставил на Мэри?
Именно. Сегодня утром.
Майкл!..
— Мэри не пожелала, чтобы я провел его на себе. Она настаивала, чтобы это была она. О! Роберто, разумеется, я не должен был соглашаться с ней. Хуже того: я не сделал ровным счетом ничего, чтобы отговорить Мэри от этой безумной идеи. Я согласился с её самопожертвованием, как я сделал бы это в отношении любого другого человека. В тот момент ничего более важного, чем успех эксперимента, для меня не существовало. Я совершенно забыл, что для меня представляет в жизни Мэри. Я думал и действовал только как ученый, исследователь, как какой-то бесчувственный монстр, жадный до успеха.
Она страдала?
— Нет, не думаю. Лишь печаль и бесконечная мука стояли в её глазах. И она страдала за меня. Паралич наступил почти мгновенно…
Он провел вспотевшей рукой перед глазами, словно пытаясь отогнать от себя это непрестанно маячившее перед его взором видение. Моретти приблизился к нему.
— Майкл, надо что-то делать. Речь идет о несчастном случае, и, боже мой, никто из нас от подобного не застрахован. Это могло случиться с кем угодно. Не следует казнить и винить себя. Уверен, что будь у тебя хоть малейшее сомнение в эффективности сыворотки, ты ни за что на свете не пошел бы на этот шаг. Это, и только это, ты должен сейчас принимать в расчет.
— Но мы же должны были пожениться через три недели.
— Придется выбросить все это из головы. Послушай, Майкл, нельзя терять ни секунды. Следует найти какое-то решение.
— Вызови полицию.
— У тебя тогда не останется ни одного шанса выпутаться из создавшегося положения. Ты же знаешь: законы на этот счет однозначны. Тем более что у тебя не было официального документа, разрешавшего проводить опыт на Мэри.
— Я пропал в любом случае.
Роберто Моретти прошелся по лаборатории, усиленно над чем-то раздумывая. Затем вплотную приблизился к своему приятелю.
— Нет, пожалуй. У тебя пока ещё есть небольшой шанс спастись. Я имею в виду Центр геологоразведывательных изысканий командана Руперта. Вербовочные пункты расположены в четвертой зоне. Им очень не хватает квалифицированного персонала. Особенно медиков. Они гарантируют неприкосновенность личности и строго соблюдают принцип анонимности.
Перкинс припомнил, что слышал об этой организации, создание которой восходило к началу Новой Эры. Правила, регулировавшие её деятельность и управление, были скопированы с тех, что господствовали в прежние времена.
В основе лежал принцип железной военной дисциплины, каким бы странным не могло это показаться в объединенном Сообществе, где отмерли внутренние конфликты и междоусобная борьба. Но необходимость строжайшего подчинения была признана жизненно важной для наведения порядка и поддержания присущего этому организму духа, поскольку его единственная задача заключалась в том, чтобы обеспечивать безопасность Сообщества путем непрерывного наблюдения за различными факторами, способными изменить геотермические и изостатические феномены. Их резкие колебания могли серьезно повлиять на жизнь всего населения подземелья.
Знал Перкинс также и о тех жалких условиях, в которых приходилось работать членам этой элитной организации, и о добровольной жертвенности, на которую они шли. Ибо опасность подстерегала человека буквально всюду, и ему приходилось жить в вечном страхе, который уже вошел в его генетическое наследие.
Новая Эра своими корнями уходила в самую ужасную из катастроф, когда-либо выпадавших на долю человечества. Страх порождает самого себя точно так же, как ветер порождает бурю, а та, как и страх, уже не щадит никого.
Перкинс подумал об этих людях, работающих на передовых рубежах почти у самой границы земной коры, где господствует силикат алюминия, а средняя плотность не превышает 2,8. Именно там обнаруживают зарождение сейсмических волн, которые грозят покончить с оставшимися в живых после чудовищного катаклизма и упорно отказывающимися позволить себя уничтожить.
Да, Роберто прав. Для него это единственный выход, позволявший ускользнуть от федеральной полиции, дававший к тому же возможность впредь служить человечеству. А он полностью посвятил свою жизнь этой цели после того, как тесты профориентации определили его судьбу и роль в этом мире.
— Майкл, — продолжал Моретти, — надо спешить. Решай скорее… Ты не можешь терять ни секунды.
Молодой профессор согласно кивнул и положил руку на плечо Моретти. Какое-то мгновение они пристально смотрели в глаза друг другу, не произнося ни слова.
Впрочем, оба прекрасно понимали, что всякие разговоры сейчас излишни.
Не исключено, что они никогда уже больше не увидятся.
Наконец Перкинс, сделав над собой усилие, окинул прощальным взором помещение и решительно направился к выходу из лаборатории.
Спустя несколько секунд они уже мчались на его фюзоавто по ярко освещенному громадному туннелю-коллектору, направляясь с умопомрачительной скоростью к четвертому сектору.
Глава 2
Командану Руперту было под шестьдесят. Он отличался могучим телосложением, а редкие волосы на его голове почему-то все время упрямо торчали. Одет он был в униформу цвета лаванды, положенную его подразделению, с пурпурной эмблемой на груди. В центре своеобразного герба красовалась аббревиатура названия его организации.
Это был жесткий, энергичный, неизменно спокойный человек.
Некоторые утверждали, что свое призвание военного он унаследовал от предков, как и манеру поведения.
И в то же время ему были свойственны великодушие и благородство. Добиваясь от других самоотверженности в работе, он отнюдь не щадил и самого себя.
Этот солдат Новой Эры мало чем отличался от тех, что когда-то знала Земля, а когда ему намекали на это, он не без удовольствия отвечал:
— Солдат может отлично служить родине как в мирное, так и в военное время. Я лично служу мирным идеалам, но ни в чем не упрекаю своих предков, поскольку у них были свои проблемы.
Сегодня, как когда-то на заре становления, человек противостоял враждебной ему природе. Изменилась лишь среда, но сам человек — едва ли, как в своих лучших, так и мерзких качествах.
